tag:blogger.com,1999:blog-58410453590389787152024-03-12T17:01:59.425-07:00Их называли КР: Репрессии в Карелии 20-30-х годов, Петрозаводск, 1992.Их называли КР: Репрессии в Карелии 20-30-х годов, Петрозаводск, 1992 ISBN 5-7545-0520-5
sibirskaya-vandeyahttp://www.blogger.com/profile/07888973132611524037noreply@blogger.comBlogger10125tag:blogger.com,1999:blog-5841045359038978715.post-61391437648140756332014-06-28T07:47:00.006-07:002014-06-28T07:47:57.127-07:001 Их называли КР Репрессии в Карелии 20-30-х годов<div>
Их называли КР</div>
<div>
Составитель</div>
<div>
Анатолий</div>
<div>
Цыганков</div>
<div>
ПЕТРОЗАВОДСК «КАРЕЛИЯ» 1992</div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<a href="https://drive.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_d1NmZ1BOQ0Z1Rkk/edit?usp=sharing">https://drive.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_d1NmZ1BOQ0Z1Rkk/edit?usp=sharing</a></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
63.3(2) И95</div>
<div>
Художник Олег Ермоленко</div>
<div>
И95 Их называли КР: Репрессии в Карелии 20—30-х годов / Сост. Цыганков A. M.- | Петрозаводск: Карелия, 1992.— 336 с: ил. ISBN 5-7545-0520-5</div>
<div>
В сборнике идет речь об истории репрессий в Карелии в 20—30-е годы. Книга будет интересна массовому читателю.</div>
<div>
63.3(2)</div>
<div>
0503020900—013 ШЛ Л, © А. Цыганков,</div>
<div>
~М127(03)—92</div>
<div>
UJUJUAV7VW-■ •* . л_ ^ГУ - —1---- - '</div>
<div>
И —-^77^—^---41—92 составление, 1992.</div>
<div>
© О. Ермоленко, оформление, 1992. </div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
ISBN 5-7545-0520-5</div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ</div>
<div>
Их называли контрреволюционерами, хотя в подавляющем своем большинстве они никогда не посягали ни на революцию, ни на ее «завоевания». Каэров породила сама Идеология общества тех лет, которая, придумав аббревиатуру КР, оболгав человеческие судьбы, миллионами выталкивала безвинных на печально известный архипелаг ГУЛАГ, где многие из них и находили последнее пристанище. Светлая всем им память.</div>
<div>
Собственно воспоминанию и покаянию и посвящена предлагаемая вам книга. Она о тех, кого арестовывали, пытали, судили, расстреливали, мучили безвинными и долгими сроками. В этот адский круг за годы советской власти втянуты десятки миллионов людей. Все они со временем будут несомненно названы поименно. Естественно, мы не ставили перед собой столь грандиозной задачи, но надеемся, и наша книга откроет и новые имена жертв, и неизвестные эпизоды тех лет репрессий.</div>
<div>
Тех лет. С самого начала эта хронологическая привязка смущала, так как предполагалось, что речь пойдет о репрессиях тридцатых годов. Понятно, выбирая столь жестко однозначное целеполагание нельзя было не выйти за пределы обозначенных временных рамок. Но все-таки основные сюжеты посвящены мясорубке 1937 года. В этом, как теперь ясно, и достоинство и недостаток книги. С одной стороны, мы, сконцентрировав внимание на достаточно ограниченном отрезке этапа отечественной истории, сумели пристальнее и всесторонне рассмотреть происходящее. Впервые в Карелии появляется труд, где делается попытка анализа обозна</div>
<div>
3</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ченных исторических событий в их противоречивой совокупности, показан как механизм репрессий, так и его участники. Разные авторские интересы в данном случае позволили лучше представить своеобразный срез общества: как поведение социальных групп в целом, так и отдельных личностей. Причем мы старались так выстроить материалы, чтобы предлагаемые статьи — различные и по своей исторической фактуре, и по характеру письма — давали бы общую картину состояния общества и его психологии.</div>
<div>
А недостаток книги — об этом тоже следует сказать — в том, что годы репрессий сводятся только к сталинским беззакониям. Подобное толкование советской истории, конечно же, неверно. Терро-риаду нужно начинать описывать с самых первых лет советской власти. Масса тому свидетельств, стоит хотя бы познакомиться с публицистикой В. Короленко и М. Горького, хроникеров большевистского террора. Который захлестнул страну сразу после октября 1917 года, когда экономически и юридически руками власть имущих (т. е. большевиков) разжигаются социальные конфликты, когда с 1918 года конституционно узаконивается положение граждан в качестве «лишенцев» (те, кто лишались гражданских прав, что закреплялось в Конституции РСФСР, в разряд которых причислялись лица, жившие на «нетрудовые доходы», частные торговцы, служители культа, бывшие сотрудники полиции, а также лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли; подразумевалось, что сюда попадут и крестьяне, в период полевых работ использующие практику под-наема хотя бы одного работника). Заметьте, лишение прав распространялось на всех членов семьи. С лета 1918 года начинает победное шествие по</div>
<div>
4</div>
<div>
<br /></div>
<div>
стране идея концентрационных лагерей. Лавры изобретателя по праву принадлежат Л. Троцкому, благодаря усилиям которого первые спецлагеря возникнут в Муроме, Арзамасе, Свияжске. Задолго до массовых расстрелов 1937 года, «пролетарское государство» подтвердит свою готовность идти до конца во имя идеологических конструкций своих вождей. Стоит вспомнить, как 5 января 1918 года была расстреляна в Петрограде рабочая манифестация в защиту Учредительного собрания. 9 января, в годовщину Кровавого воскресенья, возле могил погибших в 1905 году появились новые — могилы «жертв произвола самодержцев из Смольного» (надпись на одном из венков). С тех пор политический террор станет заурядным делом для Советской России.</div>
<div>
По правде говоря, от сих времен следовало бы вести историю репрессий и в Карелии. Скорее всего, эта печальная летопись появится в обозримом будущем, однако это будет уже другая книга. Подобная литература требуется не столько даже для восстановления исторической справедливости (хотя восполнить пробелы наших знаний необходимо), а сколько еще раз обдумать, видимо, вечную истину, что все революции, реформы, строящиеся на крови, насилии неизбежно заканчиваются позором и бесславием. Последующие поколения уже не будут корчиться от острой боли прошлых лет, но страдать за дела предков они обречены, неважно, проявится ли это в ущербности духа или в экономической дистрофии. Поэтому, перелистывая вместе с читателями страницы прошлого, нам бы хотелось, чтобы в сознании навсегда осела мысль, что дальнейший ход истории опять повторится кровью, если в основу его не будет положена человечность.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Но вынесет ли Россия новые смерти? Не станет ли сама последней жертвой? Давайте вспомним, что уже пережили мы все вместе, сколько жизней потеряно?</div>
<div>
По данным профессора И. Курганова, обнародованным в 1970 году (понятно, что не у нас, а в Нью-Йорке), вот какие человеческие жертвы понес народ только от террора за годы советской власти:</div>
<div>
Красный террор (1917—1923 гг.):</div>
<div>
академики, профессора, писатели, художники, учителя, студенты— 160 000; чиновники, офицеры, фабриканты, торговцы, полицейске и жандармы — 50 000; духовенство — 40 000; крестьяне и рабочие — 1 300 000.</div>
<div>
Вторая волна чекистского террора (1923— 1930 гг.) — 2 000 000.</div>
<div>
Первый голод (1921—1922 гг.) — 6 000 000.</div>
<div>
Второй голод (1930—1933 гг.) — 7 000 000.</div>
<div>
Убитые «кулаки» — 750 000.</div>
<div>
Третья волна чекистского террора (1933— 1937 гг.) — 1 600 000.</div>
<div>
Ежовщина (1937—1938 гг.):</div>
<div>
интеллигенция, рабочие, крестьяне — 635 000; члены Коммунистической партии — 340 000; чистка Красной Армии — 30 000.</div>
<div>
Предвоенные и послевоенные годы (1937— 1947 гг.) — 2 700 000.</div>
<div>
Находились в концентрационных лагерях и если не погибли от непосильного труда, издевательств и голода, то были обречены на верное умирание после освобождения — 20 000 000.</div>
<div>
Эти цифры сейчас уточняются и, к нашему горю, в сторону увеличения. И это не просто факты истории, это предупреждение всем нам.</div>
<div>
6</div>
<div>
<br /></div>
<div>
e</div>
<div>
И. Чухин. С. Безбережьев. И. Такала. Б. Детчуев. В. Кондратьев, д. Дряхлицын.</div>
<div>
ДОДНЕСЬ ТЯГОТЕЕТ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ И ЧК «ДЕЛО ГЮЛЛИНГА-РОВИО» ПЕЧАЛЬНЫЙ ЗВОН КОЛОКОЛОВ ПОТЕРЯННЫЙ МИР ЛАГЕРНЫЕ МУЗЫ ОТЧЕТЫ НАРКОМА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ДОДНЕСЬ ТЯГОТЕЕТ</div>
<div>
Рассудить,</div>
<div>
Что истинно, что ложно</div>
<div>
Может только высший,</div>
<div>
Беспристрастный суд.</div>
<div>
Осторожно с прошлым, осторожно,</div>
<div>
Не разбейте глиняный сосуд...</div>
<div>
В. Высоцкий</div>
<div>
По воле случая или злой человеческой воле Карелии суждено было занять особое место в становлении и развитии империи ГУЛАГ а. Именно здесь закладывались основы карательной политики нашего государства, формировались и проходили проверку идеи принудительного труда и «перековки» сознания людей в условиях лагеря.</div>
<div>
Одним из первых в июле 1923 года был организован Соловецкий лагерь особого назначения ОГПУ. За время своего существования лагерь прошел довольно сложную эволюцию (точнее — регресс): от политизолятора для эсеров, анархистов, эсдеков (1923—1925 годы) к концлагерю для уголовных и политических заключенных, штрафному отделению Белбалткомбината НКВД (1933—1937 годы) и наконец до тюрьмы (1937—1939 годы) Главного управления госбезопасности СССР для содержания особо опасных «противников» существовавшего режима власти (см. схему).</div>
<div>
И если заключение социалистов носило, в основном, предупредительный характер, а в концлагере постепенно утверждалась идея принудительного труда, система жесточайшего потовыжимания, то в штрафизоляторе и тюрьме — уничтожения</div>
<div>
9</div>
<div>
<br /></div>
<div>
СЛОНОГПУ 1923-1928</div>
<div>
Задача - изоляция политических и уголовных правонарушителей, частично — восстановление монастыря, разработка леса, работа на производствах</div>
<div>
1. о.Соловки 3. Усть-Цильма</div>
<div>
2. г.Кемь 4- Вишера _</div>
<div>
<br /></div>
<div>
СЛАГ (временно</div>
<div>
-УСИКМИТЛ) 1929-1930</div>
<div>
1-</div>
<div>
Попов остров</div>
<div>
<br /></div>
<div>
2- Надвоицы</div>
<div>
00</div>
<div>
Кандалакша</div>
<div>
<br /></div>
<div>
4- о.Соловки</div>
<div>
СП</div>
<div>
Кемь-Кут</div>
<div>
<br /></div>
<div>
6- Апатиты</div>
<div>
7-</div>
<div>
Разна волока</div>
<div>
<br /></div>
<div>
8- Парандово</div>
<div>
9-</div>
<div>
По-.. >ма</div>
<div>
<br /></div>
<div>
10- о.Конд</div>
<div>
11</div>
<div>
Териоерка</div>
<div>
<br /></div>
<div>
12- Пертоминск</div>
<div>
1 ----.</div>
<div>
1931-1933</div>
<div>
1- Соловецкое</div>
<div>
2- Кемское</div>
<div>
3- Сорокское</div>
<div>
1</div>
<div>
1933-1937</div>
<div>
Соловецкое (8-е) отделение ББК НКВД для содержания заключенных по особой инструкции (штрафное)_</div>
<div>
1937-1939</div>
<div>
Соловецкая тюрьма 10 отдела Главного управления государственной безопасности_</div>
<div>
1940-1942 Кандалакш ЛАГ</div>
<div>
|(строительство| ж/д № 105)</div>
<div>
1941-1942 |Кексгольм ЛАГ (восстановлен, цел.бум.предпр отошедших от Финляндии)</div>
<div>
1940-1942 НудожЛАГ</div>
<div>
(строительство металлургич. комбината)</div>
<div>
1941-1942</div>
<div>
Карело-финское оборонное стр-во НКВД СССР</div>
<div>
<br /></div>
<div>
СХЕМА</div>
<div>
развития лагерей на территории Карельской АССР (1923-1942 годы)</div>
<div>
БелбалтЛАГ</div>
<div>
1930-1933</div>
<div>
Строительство канала</div>
<div>
1- Повенецкое</div>
<div>
2- Водораздел</div>
<div>
3- Телекино</div>
<div>
4- Май-Губа</div>
<div>
5- Надвоицы</div>
<div>
б- Летний</div>
<div>
7- Сосновец</div>
<div>
8- Ш ижня</div>
<div>
9- Вожмосалма</div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
ББК НКВД</div>
<div>
1933-1934</div>
<div>
1-Повенецкое</div>
<div>
2- Медвежьегорск</div>
<div>
3- Сосновецкое</div>
<div>
4- Сегежское</div>
<div>
<br /></div>
<div>
1935-1940</div>
<div>
<br /></div>
<div>
1- Медвежьегорское</div>
<div>
<br /></div>
<div>
2- Повенецкое</div>
<div>
о- Водораздельное</div>
<div>
<br /></div>
<div>
4- Выгозерское</div>
<div>
5- Тунгудское</div>
<div>
<br /></div>
<div>
6- Сорокское</div>
<div>
7 - Туломское</div>
<div>
<br /></div>
<div>
8 - Соловецкое</div>
<div>
9- Кемское</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ОЛП Пиндуши</div>
<div>
ОЛП Надвоицы</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ОЛП Уросозеро</div>
<div>
56-й километр</div>
<div>
СИЗО-3</div>
<div>
3-го отдела ББК НКВД</div>
<div>
1937-1942 1939-1942 1940-1942</div>
<div>
"Североникель" СегежЛАГ МаткожЛАГ</div>
<div>
(стр-во никелиевого (стр-во Сегежского (стр-во Сорокского завода в ЦБК) порта)</div>
<div>
Монче-тундре</div>
<div>
Цифры обозначают номера отделений</div>
<div>
<br /></div>
<div>
людей. Если на рубеже двадцатых — тридцатых годов стыд и боль СЛОНа еще пытались прикрыть фальшивыми кинофильмами и очерками, то позднее и это фарисейство было отброшено. К 1929 году на Соловках действуют десятки промышленных производств, но центр всей хозяйственной деятельности лагеря смещается на материк, где одно за другим возникают новые лаготделения, пункты и лесные командировки. Нескончаемым потоком вливаются в карельскую тайгу все новые и новые этапы рабов. Только за ноябрь — декабрь 1929 года через Кемский пересыльный пункт СЛОНа проследовали 10 тысяч заключенных. Среди них были русские и украинцы, белорусы и евреи, грузины и армяне, узбеки и представители других национальностей. Старики и молодежь, женщины и дети. Были профессиональные уголовники, «раскулаченные» крестьяне и цвет русской, советской интеллигенции. Были виноватые, но в большинстве — страдавшие безвинно.</div>
<div>
«Лес — валютный цех страны!», «План любой ценой»—эти лозунги горько аукнулись соловча-нам. Миллионы долларов и фунтов получило государство за карельский лес. Но цена ему другая — десятки тысяч жизней советских людей. Следственные дела тех лет хранят массу жутких свидетельств.</div>
<div>
«...На производственных командировках за невыполнение уроков заключенных зимой оставляли на ночь в лесу, где последние отмораживали себе конечности... В командировке «Красная горка» на морозе было поставлено «на камень» 300 з/к. Из них около 150 отморозили себе руки и ноги, после чего им ампутировали конечности...</div>
<div>
...Для выполнения урока по рубке леса требовалось часов 16—18, невыполняющий получал 500</div>
<div>
12</div>
<div>
<br /></div>
<div>
граммов хлеба и все. В лес выводили в лаптях, без теплых портянок...</div>
<div>
...На командировке «Баб-дача» у нас помещалась сводная рота освобожденных, окончивших срок, но находившихся под карантином. Эти карантины были еще более сплошным ужасом, т. к. люди в количестве 500 человек, абсолютно голые, помещались в бараке, который внутри был покрыт снегом...»</div>
<div>
И многое, многое другое без конца...</div>
<div>
Осенью 1931 года на базе СЛОНа был организован Белбалтлагерь ОГПУ, основной задачей которого являлось строительство Беломорско-Балтий-ского канала. Оставим в стороне технические сложности и достижения строителей. Именно здесь, на Беломорканале была провозглашена и якобы подтверждена идея возможности и целесообразности «перековки» сознания человека принудительным трудом. К лету 1932 года численность заключенных ББЛАГа составляла 126 тысяч человек. Согласно «исторической справке» одного из уголовных дел, среди них: «...бывших офицеров свыше 2 тысяч, шпионов 6 тысяч, бандитов 10 тысяч, террористов свыше 1 тысячи, осужденных за участие в контрреволюционных организациях 50 тысяч человек». Учитывая еще десятки тысяч заключенных-крестьян, опять же следует признать, что большинство заключенных — невиновные люди.</div>
<div>
Не подлежит сомнению, что их руками создано гидротехническое чудо, что колонизация и развитие промышленности Средней Карелии обязаны лагерю. Но нужно, наконец, помнить, что 227 километров канала стали гигантским кладбищем.</div>
<div>
Лагерь — это такая школа, которую полезно пройти каждому. Примерно так утверждали авторы книги «Канал имени Сталина», увидевшей свет</div>
<div>
13</div>
<div>
<br /></div>
<div>
На Беломорско-Балтийском канале</div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
уже в 1934 году. Высочайший авторитет ее авторов (редактор М. Горький), писательский талант и типично российское доверие к печатному слову привели к формированию искаженного общественного сознания. Без сомнения, эта идеологическая диверсия сыграла свою черную роль в развитии последней карательной политики, приближая и облегчая 1937 год.</div>
<div>
По окончании строительства лагерь был преобразован в Беломорско-Балтийский комбинат НКВД (1933—1941 годы). Согласно архивным документам, ежегодно в нем находилось до 100 тысяч заключенных и спецпоселенцев. Метастазы этого чудовища расползлись по всему Карело-Мурманскому краю: от Монче-тундры и Териберки до Прила-дожья и Заонежья.</div>
<div>
В 1937 году «отпочковался» комбинат «Северо-никель» — лагерь по строительству никелиевого завода, в 1938—Сегежлаг (строительство целлюлозно-бумажного комбината), в 1940—Кексгольм-лаг (восстановление целлюлозно-бумажных предприятий, отошедших от Финляндии), Кандалакш-лаг (строительство железной дороги № 105), Пу-дожлаг (строительство металлургического комбината), Маткожлаг (строительство Сорокского пор-та)...</div>
<div>
С началом войны на базе ББК НКВД создается управление Карело-финского оборонного строительства. По самым скромным подсчетам (архивные картотеки дают такое право) за 1923—1941 годы на территории Карелии отбывали наказание около МИЛЛИОНА человек со всех областей и краев страны. Десятки, а может, сотни тысяч навечно стали нашими, в полном смысле этого слова, земляками. Нет пока памятников и даже надгробий над этими братскими могилами. Не плачут над ними</div>
<div>
16</div>
<div>
<br /></div>
<div>
матери, вдовы и сироты. Пусть же наша общая память хотя бы частично восстановит справедливость...</div>
<div>
Непростой была история репрессий против жителей Карельской республики. К сожалению, сегодня о ней можно говорить только тезисно, и этот сборник является первой попыткой такого рассказа.</div>
<div>
Конечно, республика чутко откликалась на все политические кампании центра: раскулачивание, борьба с религией, вредителями, троцкистским охвостьем. Но были и свои особенности. Первыми приняли на себя тяжесть массовых репрессий крестьяне. Следует отметить, что климатические особенности, экономическая отсталость и принятая в республике система хозяйствования не позволяли создавать крупные сельскохозяйственные объединения. Однако объявленный Сталиным «великий перелом» не обошел карельские деревни. Если в марте 1930 года в республике насчитывалось 122 колхоза, то в апреле 1931 года уже 305, а к декабрю «коллективизация» практически была завершена — 675 колхозов. Как писал в ЦК ВКП(б) крестьянин-бедняк из села Большие Горы: «...Коммуну у нас организовывали запугиванием крестьян. Ораторы, присланные из района, на собрании говорили: «Мол, кто не запишется в коммуну, тот пускай соберет ранец за спину, мы его отправим вдоль земли».</div>
<div>
И отправляли: вдоль, но чаще — в глубь земли. Одновременно с коллективизацией, но более жестокими методами проводилось раскулачивание. Тройки в составе первого секретаря РК ВКП(б), председателя райисполкома и представителя ОГПУ, бедняцкий актив и батраки не ведали ни судебных правил, ни жалости. Основная «операция» проведе-</div>
<div>
2 Зак. 3317</div>
<div>
17</div>
<div>
<br /></div>
<div>
на осенью 1931 года, когда тысяча человек, в том числе около 700 женщин и детей были выселены из родных деревень и отправлены на гранитные, лесные разработки, в заполярную тундру. Сотни из них нашли там свою смерть. Итог колхозного эксперимента известен: резкое снижение поголовья скота и урожайности, голод. Г олод тридцатых годов ударил по Карелии особенно сильно, так как республика в основном питалась привозным хлебом.</div>
<div>
В те годы население Карелии составляло около 300 тысяч человек, по сведениям же прокуратуры и КГБ жертвами незаконных политических репрессий стали около 20 тысяч жителей республики. Но их, конечно же, значительно больше. И мы с вами, сегодняшние, в определенном смысле тоже жертвы этой тоталитарной системы. Наша унижающая человека экономика, страх перед любым «начальником», недоверие к ближнему, въевшаяся в плоть и кровь миллионов страсть к поиску и уничтожению очередного «врага», оппозиционера. Именно поэтому необходимо знать черные страницы своей истории. Не только для того, чтобы ужаснуться и почтить память безвинных жертв. Но и сделать для себя выводы.</div>
<div>
Главный из них в том, что только демократия, подлинное народовластие могут гарантировать недопущение впредь всех этих ужасов. Хотя не только это. Во все времена, в любых ситуациях выбор поведения личности определяется не приказами или законами. В конечном итоге все решают человеческая совесть, нравственные принципы. Именно высокая нравственность и совесть каждого из нас — главный гарант от искушения властью и темных сил человеческой природы.</div>
<div>
С чего начинается нравственное возрождение?</div>
<div>
18</div>
<div>
<br /></div>
<div>
С покаяния. Не с утилитарного признания греха, а с покаяния в его евангельском смысле, что в переводе с древнегреческого означает — переосмыслить жизнь. Здесь начало исцеления. Не бесплодное копание в себе, а переоценка, побуждающая к правильному действию.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ И ЧК</div>
<div>
Говорят, что «новое» — это хорошо забытое «старое». В правильности этой поговорки убеждается всякий, кто наблюдает сейчас за быстро меняющейся политической ситуацией в стране.</div>
<div>
Истоки нынешней многопартийности следует искать в первой четверти двадцатого века, когда в России существовало около 90 политических партий. Некоторые из них активно функционировали в Карелии. Главными факторами в формировании организаций политических партий на европейском Севере России были политическая ссылка и кооперация (последняя обеспечивала финансовую поддержку).</div>
<div>
Сразу оговоримся, что у нас, в отличие, скажем, от Вологодской или Архангельской губерний, общественное движение не было ни столь разнообразным, ни столь развитым. И хотя олонецкая политическая ссылка и достигла в 1906, 1907, 1908 годах рекордных размеров (1373 человека, 1574, 2011), она все же не имела такого яркого созвездия имен, как та же Вологда, в политическую историю которой вошли Б. Савинов, Н. Бердяев, И. Сталин, А. Богданов, А. Луначарский. Тем не менее, населявшие Олонецкую губернию («подстоличную Сибирь») политические ссыльные оказали влияние</div>
<div>
20</div>
<div>
<br /></div>
<div>
на формирование в местной среде революционной и либерально-демократической идеологий. Это обстоятельство в свою очередь сказалось и на формировании политических партий.</div>
<div>
Группы членов партии социалистов-революционеров (ПСР), основанной в 1902 году, появились в Олонецкой губернии еще в 1904—1905 годах. Петрозаводская организация ПСР сформировалась в мае 1906-го. К осени того же года эсеровские организации функционировали в Пудоже, Вытегре, Повенце, Каргополе. Зимой 1906—1907 годов образовали несколько кружков для рабочих Александровского завода. В январе 1907-го провели губернский съезд ПСР, на котором присутствовали 30 делегатов. Была принята программа организационной и пропагандистской деятельности, но осуществить ее не удалось. Повальные обыски и аресты эсеров в Вытегре и Петрозаводске поставили организацию на грань краха.</div>
<div>
Социал-демократы образовали свою организацию в Петрозаводске в апреле 1906 года. В мае того же года был сформирован Петрозаводский комитет РСДРП. Пропагандистская деятельность социал-демократов была ориентирована преимущественно на рабочих Александровского завода. Как и эсеры, они издавали листовки, распространяли литературу, устраивали собрания, принимали участие в различных акциях протеста (например: 17 сентября 1906 года на Тюремной площади в поддержку политических заключенных), пытались отстаивать перед администрацией Александровского завода права рабочих. В апреле 1908-го полиция провела против социал-демократов серию репрессивных актов, и деятельность РСДРП в Петрозаводске практически прекратилась до осени 1910 года.</div>
<div>
21</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Партия конституционных демократов организовалась в Петрозаводске в мае-июне 1906 года. Членами немногочисленной, но очень активной кадетской группы были: представители местной либеральной интеллигенции, чиновники, служащие. В июне 1906 года кадеты наладили выпуск газеты «Олонецкий край», однако уже в сентябре кадетский орган был закрыт за слишком либеральные по тем временам высказывания, после чего местные кадеты фактически бездействовали.</div>
<div>
В годы первой российской революции в Карелии существовала также и малочисленная группа анархистов. Функционировали правые реакционные организации. Антирусскую, панфинскую пропаганду проводил через газету «Карельские рассказы» «Союз беломорских карел», основанный в Таммерфорсе в июне 1906 года. Штаб-квартира этой организации помещалась в Сердоболе (ныне Сортавала). Духом русского шовинизма была пронизана деятельность учрежденного 26 ноября 1906 года в Видлице «Православного Карельского братства во имя св. Великомученика и Победоносца Георгия». Существовал в Петрозаводске и отдел Союза русского народа, насчитывавший в августе 1907 года 86 человек. Деятельность всех политических партий и группировок (правых, левых и прочих) резко пошла на спад с наступлением в губернии в 1908 году режима политической реакции.</div>
<div>
Новую жизнь вдохнула в них февральская революция 1917 года. Раньше всех заявили о себе эсеры. 31 марта они провели организационное собрание, а на следующий день (1 апреля) сформировали Петрозаводский комитет ПСР. Численность эсеров в Петрозаводске увеличилась с мая по август 1917 года с 50 до 100 человек.</div>
<div>
В петрозаводской организации РСДРП, воссоз-</div>
<div>
22</div>
<div>
<br /></div>
<div>
данной 8 апреля 1917 года, первоначально уживались социал-демократы самых разных направлений: меньшевики-оборонцы, меньшевики-интернационалисты, сторонники плехановского «Единства», большевики. Преобладающим влиянием пользовались меньшевики-интернационалисты. К августу 1917 года численность РСДРП в Петрозаводске составляла около 500 человек. В основном это были рабочие Александровского завода. Социал-демократы издавали газету «Олонецкое утро», вместе с эсерами сотрудничали в газетах «Мурманский путь», «Известия Олонецкого губсовета».</div>
<div>
Петрозаводские кадеты собрались на первое организационное собрание 31 мая 1917 года. В апреле в списках членов партии конституционных демократов числилось 95 человек. Возобновили работу анархисты, народные социалисты и даже октябристы. Существовали Союз офицеров, Союз белого духовенства, Союз чиновников и другие организации. На севере губернии с весны 1917 года развернуло работу созданное в Тампере «Карельское просветительное общество».</div>
<div>
Получив известия о событиях 25—26 октября 1917 года в Петрограде, петрозаводские эсеры и меньшевики не стали создавать, как в других местах, «Комитет спасения Родины и Революции» для свержения советской власти. Меньшевики-интернационалисты, обладавшие наибольшим влиянием в Олонецком губсовете, считали, что для борьбы с «единовластием» большевиков достаточно политики непризнания СНК. Но под влиянием политической ситуации эти «нейтралистские» настроения к концу 1917 года переросли в настроения в поддержку советской власти. О политических симпатиях населения Олонецкой губернии могут дать представление итоги выборов в Учредитель</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ное собрание, проводившееся здесь по мажоритарной системе. 298750 избирателей голосовали по трем спискам: 1) Олонецкого губсовета (эсеры и меньшевики); 2) конституционные демократы; 3) группа «Единство». По г. Петрозаводску первый список набрал 70,9 процента голосов; второй — 26,8; третий — 2,8. По губернии в целом: 76 процентов, 22,4 и 1,3 соответственно. Справедливости ради следует сказать, что многие избиратели, судя по их письмам в губсовет, голосуя за первый список, поддерживали большевиков и левых эсеров.</div>
<div>
Впоследствии часть левых эсеров была принята в местную организацию РКП(б), оставшиеся — политическую деятельность прекратили. В конце 1918 года то же произошло и с петрозаводскими меньшевиками-интернационалистами. Правые эсеры и меньшевики, оставшиеся в меньшинстве после оформления самостоятельных «левых» организаций, быстро теряли влияние в массах. А после раскрытия в марте 1918-го заговора под руководством офицера Скачкова против советской власти, они окончательно теряют всякий авторитет. Тогда же по решению Петрозаводского исполкома арестовываются деятели черносотенцев, кадетов.</div>
<div>
То есть к 1918 году уцелели лишь разрозненные группы «социалистов». Однако и их жизнь была нелегкой. Внутренние кризисы, приводившие к расколам, сочетались с активной разрушительной политикой РКП(б), осуществлявшейся различными средствами. Главным органом в этой борьбе стали ВЧК — ГПУ — НКВД.</div>
<div>
Чрезвычайная комиссия в Петрозаводске была создана еще в январе 1918 года. В годы гражданской войны, используя самые разнообразные средства и методы (в том числе и такие, которые с позиций сегодняшнего дня заслуживают осужде</div>
<div>
24</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ния), ЧК выполняла задачи по защите Отечества от иностранной интервенции и внутренней контрреволюции.</div>
<div>
В 1920 году произошло разделение на Олонецкую губернскую и Карельскую ЧК. Гражданская война для них, как и для всего населения Олонецкой губернии и Карельской Трудовой Коммуны, завершилась лишь в 1922 году. Деятельность по контролю за «социалистами» на заключительном этапе войны и в последующий период становится одним из главных направлений ВЧК (с 1922 ГПУ — ОГПУ) и ее местных подразделений. Об этом написано уже достаточно много и у нас в стране и за рубежом. Прибавим лишь несколько свежих фактов. Для внутреннего потребления в органах ВЧК в 1921 году был отпечатан в количестве 4 тысяч экземпляров под грифом «Совершенно секретно» «Справочник № 1 по антисоветским партиям». Утвердил это издание заместитель начальника оперативного уяравления ВЧК Г. Ягода своей подписью 25 октября 1921 года. Справочник предполагался как руководство для работников ВЧК по политпартиям.</div>
<div>
Замыслено это издание было еще в ноябре 1920 года. Однако, как отмечалось в предисловии, местные чека недобросовестно отнеслись к составлению этого документа. Информация по «единой системе ведения дел для антисоветских партий» получилась неполной. В предисловии содержался ряд предложений по совершенствованию следующих выпусков «Справочника». Главной тенденцией этих наставлений было ужесточение учета и контроля за каждым из членов антисоветских партий персонально. Предусматривалось внесение в «Справочник» дополнительных данных (в том числе особые приметы), а также составление фотокартотеки.</div>
<div>
25</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Жесточайший персональный контроль должен был проводиться вплоть до смерти того или иного подопечного или его выезда за пределы СССР. По всем губерниям и краям Советской России «Справочник» «выявлял» данные о 743 анархистах, 610 левых эсерах, 1164 правых эсерах, 719 меньшевиках. Деятели буржуазных и более правых партий чекистов интересовали меньше.</div>
<div>
Данные «Справочника» по КТК и Олонецкой губернии явно неполные. По заведенному тогда тщательному персональному учету бывших социалистов среди местных жителей числилось (на 1921 год): правые эсеры — 28 человек; левые эсеры — 31; меньшевики— 11. Они не представляли собой организованную силу. С 1919 года не существовало их губернских организаций. Кое-где функционировали лишь маленькие, по нескольку человек, группки. Так, в Пудожском уезде вплоть до начала 1922 года существовали в тесном контакте группы левых эсеров и анархистов.</div>
<div>
С 1919 года единственной организованной в масштабах губернии партией оставалась РКП(б). В 1921 году в ее рядах состояло 3500 человек.</div>
<div>
Процесс над правыми эсерами летом 1922 года был первой пробой сил РКП(б) в организации подобного рода расправ со своими политическими противниками. Подготовка к нему велась тщательно. Наряду с большой пропагандистской работой, особое внимание уделялось отношению к процессу со стороны населения. По этому поводу начальник Кароблотдела ГПУ Домбровский в телеграмме в Москву от 18.08.1922 года сообщал: «Все слои населения к приговору эсеров отнеслись спокойно. Агитации со стороны эсеров не отмечено. Рабочие и красноармейцы солидарны с приговором».</div>
<div>
26</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Следующим этапом в окончательном разгроме партии правых эсеров должен был стать съезд «бывших» эсеров. (Он действительно состоялся в Москве в марте 1923 года и своим решением «распустил» эсеровскую партию в СССР.) Органы ОГПУ тоже «готовились» к этому мероприятию. Во всяком случае, из ГПУ АКССР в Петроград на имя полномочного представителя ГПУ в Ленинградском военном округе в телеграмме от 3.09.1922 года сообщали: «...До сего времени на съезд никто из бывших членов партии с.-р. не выехал. Предположение дать о выезде затруднительно, потому что среди таковых отсутствует связь. За всеми ведется наблюдение». Очевидно, местные эсеры не очень досаждали органам безопасности. Никакой активности они не проявляли. В телеграмме в секретный отдел ОГПУ (Москва) от 27.11.1922 года ГПУ АКССР докладывало следующее: «...Фактически состоящих в партии с.-р. членов в настоящее время на территории Картрудкоммуны не наблюдается. Установленным наблюдением за бывшими выяснено, что таковые связи друг с другом не имеют, командировками пользуются только служебными no КТК и таковую не используют на агитацию. По отношению происходящего процесса над членами ЦК ПСР обсуждений не имели. Также не наблюдалось недовольствия неправильностью такового. По отношению к ходатайству о созыве Всероссийского съезда бывших членов ПСР можно надеяться, что проживающие в пределах Картрудкоммуны бывшие члены ПСР не примут участия по тем причинам, что стоят в стороне от тех или других партийных обсуждений...» В 1923 году партия эсеров прекратила свое существование. В 1924 году та же участь постигла меньшевиков.</div>
<div>
В конце 1924 года ОГПУ получило информацию</div>
<div>
27</div>
<div>
<br /></div>
<div>
о том, что заграничная делегация партии эсеров собирается инспектировать остатки партии в СССР. Местным отделам ОГПУ, в том числе и Кароблотде-лу, было указано на необходимость проведения «подготовительных мероприятий». В соответствии с этим в ноябре 1924 года в Пудоже, Повенце, Кеми, Кандалакше, Паданах, Олонце, Ухте, Ругозе-ре были проведены дополнительные меры контроля. В Петрозаводске и некоторых других местах имели место обыски и аресты.</div>
<div>
Некоторые «социалисты» на допросах признавали свое участие в партии и соглашались написать заметку в газету о своем окончательном разрыве с бывшими политическими коллегами. Таких по учету ОГПУ «переводили» из графы «подозреваемый» (или: «твердый учет») в графу «легалисты».</div>
<div>
По спискам 1928 года в Петрозаводске проживало 166 бывших меньшевиков. Из них одна женщина — Гильберг Мария Сергеевна (1881 года рождения), секретарь организации меньшевиков-интернационалистов с 1917 по сентябрь 1919 года.</div>
<div>
Подавляющее большинство «бывших меньшевиков» работали на Онежском заводе (102 человека). Это слесари, токари, сторожа, контролеры и т. д. Почти все состояли «в меньшевиках» крайне непродолжительный срок в 1917—1918 годах. Среди них нет громких имен. За ними не стояли крупные дела, должности в советской и партийной номенклатуре.</div>
<div>
В 1917 году им было в среднем 33 года (в 1928— 44 года). Список был подразделен на «подозреваемых» — 82 человека, «твердый учет» — 30 человек, остальные относились к самой безопасной для ОГПУ категории — «легалисты».</div>
<div>
В списках учета бывших левых эсеров в 1928 году числилось 77 человек. В том числе: «твердый</div>
<div>
28</div>
sibirskaya-vandeyahttp://www.blogger.com/profile/07888973132611524037noreply@blogger.com0tag:blogger.com,1999:blog-5841045359038978715.post-50541315830738006662014-06-28T07:44:00.002-07:002014-06-28T07:44:16.118-07:002 Их называли КР Репрессии в Карелии 20-30-х годов<div>
<br /></div>
<div>
учет» — 18, «легалистов» — 3, «подозреваемых» — 56.</div>
<div>
Правые эсеры по учету 1928 года были представлены следующими цифрами: «твердый учет» — 12, «подозреваемые» — 32, «легалисты» — 6.</div>
<div>
В отчете о работе секретного отдела ГПУ АКССР от 25.04.1928 года говорилось: «...Учтенные ГПУ АКССР эсеры ничего серьезного из себя не представляют и в настоящее время каких-либо опасений не вызывают, так как в большинстве своем омещанились и, как эсеры, разложились».</div>
<div>
В рапорте от 1.04.1929 года в секретный отдел полномочного представителя ОГПУ в Ленинградском военном округе заместитель начальника ГПУ АКССР Чарский докладывал: «Оживления деятельности как правых, так и левых эсеров не выявлено. Нужно отметить, что абсолютное большинство членов указанных партий, состоящих у нас на учете, вступили в партию в наивысший революционный подъем, после февральской революции, не имея ясного представления о партии. В данное время по своему развитию, как вообще, так и политически, многие из них ничем не выделяются из общей массы населения. Более развитые и активные члены партий, как правых, так и левых эсеров, являются нашими осведомителями...»</div>
<div>
Работа по учету «бывших социалистов» велась, очевидно, вплоть до конца тридцатых годов, когда в кровавом месиве сталинских репрессий были перемешаны коммунисты, в том числе и 20 тысяч чекистов, и остатки их бывших политических противников.</div>
<div>
Изучая в наши дни факты и события российской и советской политической истории, нельзя, как нам кажется, допускать такие ошибки, которые до</div>
<div>
29</div>
<div>
<br /></div>
<div>
poro могут обойтись и в науке и в политике. История российских политических партий содержит много поучительного. Она, к сожалению, показывает, что российская демократия до сих пор обладала в большей степени разрушительным, а не созидательным потенциалом. Исторический опыт показывает и то, как дорого может обойтись разрыв между «демократизмом» и «патриотизмом». (А разве сейчас это не есть одна из главных проблем политической жизни России?)</div>
<div>
Необъективное отношение к истории российских политических партий в прошлом переносится сейчас на историю коммунистической партии и органов, стоящих на защите государственных интересов. Хотя известный в науке принцип «историзма» никак не позволяет напрямую сравнивать партию большевиков образца 1917 или 1937 года с КПСС образца года 1991-го.</div>
<div>
Столь же недопустимы прямые аналогии между «тогдашними» «Союзом русского народа», партиями кадетов и эсеров с их «нынешними» политическими преемниками. То же самое относится и к государственным институтам. Например, к армии и к органам государственной безопасности. ВЧК — ГПУ—НКВД по их функциям, задачам, роли в общественной жизни никак не были похожи на КГБ и тем более на нынешние «демократизированные» органы безопасности.</div>
<div>
Исторический опыт показывает, что борьба политических партий в случае ее перерастания в борьбу существующих устоявшихся государственных институтов приводит, в конечном счете, к серьезным общественным потрясениям.</div>
<div>
За прошедшие семьдесят с лишним лет ситуация в стране изменилась коренным образом (и далеко не везде в худшую сторону). Мы долж-</div>
<div>
30</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ны заниматься конструктивной критикой прошлого, но при этом мы должны воспротивиться огульному охаиванию своей предыдущей истории. Чувство патриотизма, любовь к Отечеству помогут нам разобраться в прошлом, для того, чтобы правильно оценить настоящее и сделать точные прогнозы на будущее.</div>
<div>
Очень хочется, чтобы из уроков истории делали правильные выводы и брали «из прошлого» только то, что может помочь консолидировать общество, построить наконец-то после стольких тягот и лишений в нашей стране правовое гражданское государство, в котором бы неукоснительно гарантировались права человека.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Часть «Справочника»,</div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
Советская</div>
<div>
Ф. и. о.</div>
<div>
Воз-</div>
<div>
Соц.</div>
<div>
Образова-</div>
<div>
служба и</div>
<div>
<br /></div>
<div>
раст</div>
<div>
полож.</div>
<div>
ние</div>
<div>
должность</div>
<div>
Карельская Трудовая Коммуна</div>
<div>
Анархисты</div>
<div>
1. Алексеев 21 крест. Константин</div>
<div>
Алексеевич</div>
<div>
2. Введенский 31 собст-Павел Алек. венник</div>
<div>
3. Грунтов 21 гражд.</div>
<div>
4. Ельпидинский 52</div>
<div>
5. Ефремов Михаил 30 крест. Иванович</div>
<div>
6. Налевайко Захар 27 крест. Иванович</div>
<div>
7. Светлов Алексей 25 крест. Павлович</div>
<div>
политехи. институт секретарь Олон. губ-продкома моряк</div>
<div>
служащий губернского статбюро</div>
<div>
учитель дет. дома</div>
<div>
моряк моряк моряк</div>
<div>
Олонецкая губер t</div>
<div>
Анархисты</div>
<div>
1. Бахрушев 42 крест. Александр</div>
<div>
2. Ельпединский Ю. Я. 32 духов.</div>
<div>
3. Исаков 21 крест. Василий Фед.</div>
<div>
4. Груглов 36 крест. Михаил Ефим.</div>
<div>
5. Уткин Дмитрий 40 крест. Алекс.</div>
<div>
Левые эсеры</div>
<div>
6. Капустин Иван 31 интелл. Николаевич</div>
<div>
среднее кооператор</div>
<div>
духовное среднее</div>
<div>
учитель фельдшер</div>
<div>
22-й дорож, стрел.</div>
<div>
фельдшер</div>
<div>
служащий</div>
<div>
Петроз. военкомата</div>
<div>
32</div>
<div>
<br /></div>
<div>
которая касалась местных «социалистов»</div>
<div>
Какое положение или должность заним. в партии и каким пользо-</div>
<div>
Партия, группа</div>
<div>
Время вступления в партию</div>
<div>
Активен или нет</div>
<div>
Примечание</div>
<div>
вался влиянием</div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
рядовой</div>
<div>
анархист-коммунист</div>
<div>
1918</div>
<div>
-</div>
<div>
-</div>
<div>
бывший</div>
<div>
анархист-</div>
<div>
1917</div>
<div>
—</div>
<div>
-</div>
<div>
секретарь</div>
<div>
универсалист</div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
рядовой</div>
<div>
анархист-коммунист</div>
<div>
1921</div>
<div>
активен</div>
<div>
антисоветского направления,</div>
<div>
склонен к бандитизму, в группе не состоит, хотя собрания посещает</div>
<div>
рядовой —</div>
<div>
рядовой анархист-</div>
<div>
коммунист</div>
<div>
активен</div>
<div>
активен</div>
<div>
активен —</div>
<div>
— бывший</div>
<div>
урядник</div>
<div>
1918 активен</div>
<div>
активен</div>
<div>
1920</div>
<div>
1918 1918</div>
<div>
3 Зак. 3317</div>
<div>
33</div>
<div>
<br /></div>
<div>
«ДЕЛО ГЮЛЛИНГА-РОВИО»</div>
<div>
НЕОБХОДИМОЕ ВСТУПЛЕНИЕ</div>
<div>
Об истории репрессий в Карелии пока можно говорить лишь фрагментарно — очень многого мы еще не знаем, многое, возможно, утеряно навсегда.</div>
<div>
Маховик террора раскручивался в республике так же, как и по всей стране: была борьба с контрреволюцией, религией, оппозицией, кулачеством. Так же, как в других национальных республиках, велась критика «великорусского шовинизма» и проводилась в жизнь «ленинско-сталинская национальная политика». Несколько лет спустя эта политика называлась уже не иначе как «финниза-ция» Карелии и жестоко преследовалась (как, впрочем, и «карелизация»). Люди, проводившие ее в жизнь и искренне верившие, что строят светлое коммунистическое завтра для всех народов мира, в большинстве своем были уничтожены. До сих пор не только судьбы, но и имена многих из них не известны даже историкам. Обращаясь к так называемому «делу Гюллинга-Ровио», мы вскрываем лишь небольшой пласт трагической истории тех лет.</div>
<div>
Формально «дело Гюллинга-Ровио» можно считать зловещим изобретением Карла Тенисона, главы Карельского НКВД в 1936—1938 годах. Судя по его отчетам 1937 года наркому Н. Ежову1,</div>
<div>
Здесь и далее см. примечания в конце статьи.</div>
<div>
34</div>
<div>
<br /></div>
<div>
«контрреволюционная организация финских буржуазных националистов», возглавляемая Э. Гюл-лингом и Г. Ровно, возникла в Карелии в 1920 году. Организация эта ставила своей целью отторжение Карелии от СССР и присоединение ее к буржуазной Финляндии. Она имела разветвленную сеть повстанческих, диверсионно-вредительских и шпионских групп по всей республике и охватывала все сферы народного хозяйства.</div>
<div>
Понятно, что, собирая материалы для следствия, Тенисон лишь выполнял установки центрального руководства, с которыми он прибыл в Карелию в апреле 1936-го. К середине лета 1937 года, когда новый нарком «нащупал все основные нити разветвленного контрреволюционного заговора», а в Москве были арестованы бывшие руководители республики, определилось, видимо, и название «дела». Если повнимательнее вчитаться в бумаги Тенисона, становится очевидным: о какой бы группе обвиняемых ни шла речь (правые, карельские националисты, повстанцы-пожарники, шпионы, вредители-диверсанты), всегда фоном, на заднем плане стоят националисты-финны с их глобальными идеями перекройки границ.</div>
<div>
«Дело Гюллинга-Ровио» — собирательное название, полностью вычленить его из тысячи других подобных дел невозможно, тем более невозможно определить круг участников «контрреволюционной националистической организации». Со времени первых арестов круг этот постоянно расширялся. Следствие велось жестоко и целенаправленно: почти каждый арестованный в конце концов под пытками называл новые имена, и список рос в геометрической прогрессии. Вместе с тем многие из арестованных по этим спискам людей не имели в обвинительном заключении пункта 11 статьи</div>
<div>
35</div>
<div>
<br /></div>
<div>
58 Уголовного Кодекса РСФСР — участие в контрреволюционной организации, а шли под расстрел за шпионаж, вредительство, контрреволюционную пропаганду. Да и в следственных документах не было такой стройности, как в отчетах. «Организация Гюллинга-Ровио» именуется в разных делах по-разному: «шпионско-повстанческая», «националистическая», «буржуазно-националистическая» и так далее.</div>
<div>
На наш взгляд, «дело Гюллинга-Ровио» было лишь стержнем, на который наматывался клубок репрессий конца тридцатых годов в Карелии. Под флагом борьбы с «финским буржуазным национализмом» были уничтожены тысячи ни в чем неповинных людей самых разных национальностей. Непосредственно же по этому «делу» проходили наиболее видные партийные, советские, хозяйственные работники республики из числа финнов и карел. О некоторых из этих людей нам и хотелось бы рассказать. Их судьбы предопределяли судьбы тысяч других.</div>
<div>
КАРЕЛЬСКАЯ СПЕЦИФИКА</div>
<div>
Борьба с «буржуазным национализмом» велась по всей стране по единой схеме и являлась неотъемлемой частью общего механизма тотального террора. И все же, в каждой национальной республике органы безопасности, осуществляя установки центра, учитывали местные условия и, так сказать, свою специфику. Карельская специфика обусловливалась близостью Финляндии. _</div>
<div>
В 1920 году, когда была образована Карельская Трудовая Коммуна, финнов на ее территории проживало немного — около тысячи человек (0,6 процента населения)2. Однако сразу по окончании</div>
<div>
36</div>
<div>
<br /></div>
<div>
гражданской войны численность их начинает быстро расти. Первыми в Карелию прибывают красные финны — участники рабочей революции в Финляндии, вынужденные покинуть родину, спасаясь от белого террора. Как правило, это были видные деятели Социал-демократической и Коммунистической партии Финляндии, направленные в республику из Петрограда для оказания помощи в создании КТК и установлении советской власти в национальных районах. Многие финские красногвардейцы приняли активное участие в гражданской войне в Карелии.</div>
<div>
Первым председателем Карельского ревкома и облисполкома в 1920 году стал Эдвард Гюл-линг, доктор философии, бывший депутат финляндского сейма, член революционного правительства во время рабочей революции. Тогда же начали свою работу в Карелии Яков Мяки, Иоганн (Эмиль) Ярвисало, Вернер Форстен, Артур Усениус и многие другие. В 1922 году И. Ярвисало возглавил партийную организацию республики.</div>
<div>
В начале тридцатых годов поток финских иммигрантов резко возрос, что было обусловлено целым рядом причин. Во-первых, с 1930-го значительно увеличилось число так называемых фин-перебежчиков, открыто переходивших границу Советской Карелии целыми семьями. К этому их принуждала осложнившаяся экономическая и политическая обстановка в Финляндии; многие покидали родину под грубым нажимом фашистов-лапуасцев. Немаловажную роль в увеличении эмиграции сыграла и политика, проводимая руководством республики по привлечению квалифицированных рабочих кадров. Значительную часть промпереселенцев составляли финны из США и Канады, где специальные уполномоченные КАССР</div>
<div>
37</div>
<div>
<br /></div>
<div>
и местные коммунисты вели широкую вербовку. Североамериканские финны ехали в Союз не только в поисках работы и лучшей доли, но и из идейных соображений; они везли с собой технику и оборудование, приобретенные на личные сбережения. Одним из активных пропагандистов и организаторов переселенческого движения был Матти Тенхунен, член Коммунистической партии США, переселившийся из Финляндии в США еще в 1905 году. В 1931-м Тенхунен сам переехал в Карелию и возглавил иностранный отдел переселенческого управления при Совнаркоме.</div>
<div>
К 1933 году в Карелии проживало уже свыше 12 тысяч финнов3. Большинство иммигрантов (77 процентов всех переселенцев финской национальности) прибыло в республику из соседней Финляндии4. Жили финны во всех 18 районах и, составляя лишь 3,2 процента населения, играли видную роль в культурной и хозяйственной жизни Карелии. Гюллинг в 1923 году стал председателем Совнаркома КАССР. Первым секретарем обкома ВКП(б), после смерти Ярвисало в 1929 году, был избран Густав Ровно.</div>
<div>
Понятно, что подобная политика привлечения финнов в Карелию не была случайной и тем более не являлась исключительно прихотью финского руководства республики. Верой в мировую революцию и победу коммунизма на всей Земле большевики заразили многих. Финская компартия, запрещенная у себя в стране, вербовала из политэмигрантов, осевших в Карелии, людей для подпольной работы. Москва же, санкционируя и поощряя до поры до времени переселенческую политику, как показал последующий ход истории, имела свои далеко идущие планы.</div>
<div>
Собственные планы решения «карельского во</div>
<div>
38</div>
<div>
<br /></div>
<div>
проса» были и у Финляндии, которая никак не могла примириться с восточными границами, установленными Тартуским миром. Многочисленные организации типа Карельского академического общества и Союза карельских беженцев вели широкую разведывательную и агитационную работу среди жителей Советской Карелии. В 1919 году Б Финляндии для борьбы с подпольной работой КПФ была создана специальная сыскная полиция, деятельность которой не ограничивалась собственно финской территорией. Сбор сведений о коммунистах финская охранка вела в тесном сотрудничестве с разведками США и Германии. С 1923 по 1938 год возглавлял сыскную полицию Эско Риек-ки. Под его руководством находилось 250 служащих и большое количество добровольных агентов, в том числе и среди членов КПФ5. Риекки располагал подробными сведениями о финнах, учившихся в комвузах и военных школах Москвы и Ленинграда, были его шпионы среди возвращавшихся на родину карельских беженцев и среди финперебежчиков. По мнению финляндского журналиста Юкки Рислакки, занимавшегося этим вопросом, репрессии тридцатых годов против финнов Карелии в значительной степени были обусловлены тем, что среди финперебежчиков было много агентов, завербованных охранкой6.</div>
<div>
Конечно, шпионы были. Разведывательной деятельностью по заданию НКВД занимались и финские коммунисты-подпольщики. Только в 1933 году охранка задержала около трех тысяч человек, из которых 516 были судами признаны виновными в государственной измене7.</div>
<div>
И все же, как ни масштабна была деятельность разведывательных органов обеих стран, борьба со шпионажем являлась лишь удобным предлогом для</div>
<div>
39</div>
<div>
<br /></div>
<div>
массовых политических репрессий. В Финляндии за 1920—1942 годы были осуждены за государственную измену и измену родине 4412 человек8. В Карелии только во второй половине 30-х годов, по самым предварительным подсчетам, репрессировано 3—3,5 тысячи финнов. Свыше 70 процентов из них обвинялись в шпионаже в пользу Финляндии.</div>
<div>
ПАРТИЯ И ГОСУДАРСТВЕННАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ</div>
<div>
Нарком Тенисон проявил себя человеком, вполне достойным доверия своих патронов — Ежова и Сталина. Но начиналось все, конечно, не в 1937 году.</div>
<div>
С момента образования КТК высшее партийное руководство пристально следило за политической ситуацией в Карелии. Поводов для беспокойства было достаточно. Кроме традиционной борьбы с контрреволюцией, кулачеством, оппозицией приходилось внимательно наблюдать за настроениями в пограничных районах, население которых издавна было связано тесными хозяйственными и родственными узами с соседями-финнами. Объектами не/сыпной заботы органов ОГПУ становятся бывшие карельские беженцы, финперебежчики, североамериканские иммигранты.</div>
<div>
Не было, очевидно, полного доверия у Москвы и к красным финнам. Предоставляя им возможность занимать высокие советские и хозяйственные посты, ЦК ВКП(б) жестко контролировал высшие партийные должности. С 1928 года Карельской парторганизацией руководил Ленинградский обком партии. Ни один из видных деятелей СДПФ и КПФ после И. Ярвисало не занимал посты секретарей Карельского обкома. Густав Ровно, возглавивший обком в 1929 году, был уроженцем Петербурга,</div>
<div>
40</div>
<div>
<br /></div>
<div>
в КПФ не состоял. Одновременно с ним вторым секретарем стал белорус Адам Аполоник.</div>
<div>
Во второй половине двадцатых — начале тридцатых годов бюро Карельского обкома регулярно заслушивало отчеты руководителей органов безопасности о политической обстановке в республике. К началу тридцатых годов все чаще в таких сообщениях наряду с карельскими националистами, вредителями и оппозиционерами появляются шпионы и разоблаченные агенты вражеской разведки из числа местных жителей.</div>
<div>
Первые упоминания о «контрреволюционных повстанческих националистических организациях» относятся к 1932—1933 годам, когда, как говорилось в тезисах для докладчиков, выпущенных Карельским обкомом ВКП(б), «органами диктатуры пролетариата был вскрыт и ликвидирован целый ряд контрреволюционных белогвардейских организаций». Организации эти «выражали чаяния интервенционистских элементов Финляндии, смыкавшихся с кулачеством и другими антисоветскими элементами внутри Карелии». Борьба с местным карело-финским национализмом, как указывалось в тезисах, велась недостаточно энергично, «благодаря чему разрослась до государственной опасности»9.</div>
<div>
В 1933 году в трех отделениях Белбалтлага органами ОГПУ были раскрыты несколько «контрреволюционных повстанческих организаций заключенных», планировавших «отторжение территории АКССР к Финляндии вместе с Беломорско-Балтийским водным путем»10. Так в документах органов безопасности впервые формулируются основные положения к будущим делам о «финских националистах».</div>
<div>
По республике прокатилась волна арестов,</div>
<div>
41</div>
<div>
<br /></div>
<div>
жертвами которых стали, в частности, и красные финны: начальник АХЧ Карельской егерской бригады Юхо Линнола, работники Ухтинского и Тун-гудского промкомбинатов Ирье Мякелин, Юхо Хил-тунен, Лаури Виртанен. Все они в годы гражданской войны были участниками знаменитого похода отряда Тойво Антикайнена на Кимасозеро. Лаури Виртанен, награжденный за этот поход орденом Красного Знамени, по решению коллегии ОГПУ 22 сентября 1933 года «за шпионаж» был расстрелян11.</div>
<div>
В марте 1934 года на бюро обкома партии обсуждался доклад начальника ОГПУ Карелии Зеленюка о ликвидации очередной группы вражеской агентуры12. В докладе отмечалось, что завербованные финской разведкой из местного карельского населения агенты с 1933 года начинают объединяться в группы по 5—7 человек. Главной задачей этих ячеек является вредительская деятельность и агитация населения «за Великую Финляндию». В случае войны они должны в тылу Красной Армии заниматься подрывными действиями и сбором шпионских сведений. Вербуют агентов и руководят работой ячеек приходящие финразведчики, ни одного из которых, правда, в этой операции захватить не удалось. Зато были арестованы 49 агентов из местного населения пограничных сельсоветов Петровского и Олонецкого районов. Следствие проведено в рекордно короткий срок — 5 дней, 90 процентов обвиняемых сознались в своей «контрреволюционной деятельности». Отвечая на вопросы членов бюро, что конкретно делали арестованные, Зеленюк привел два примера: изнуряли лошадей — не давали им овса; а в одном сельсовете весь состав Совета ушел на масленицу и несколько дней пьянствовал, приехавшему инструк</div>
<div>
42</div>
<div>
<br /></div>
<div>
тору райкома председатель прямо заявил: надо же людям когда-то отдыхать. Говоря о причинах, облегчающих деятельность финразведки, Зеленюк отметил, что в селах пограничных районов нет самого необходимого — соли, спичек, керосина, люди из дома в дом носят огонь.</div>
<div>
Весьма наглядно взаимоотношения партийной и советской власти в то время иллюстрирует выступление на бюро председателя КарЦИКа Василия Аверкиева. Он жаловался, что узнает о подобных акциях ОГПУ время от времени, из официальных докладов. Это ставит его в сложное положение, когда, в отсутствие Ровно, к нему обращаются из районов за разъяснениями, а он не в курсе дела. Звучали на бюро и сомнения в целесообразности такого количества арестов, которые в выступлениях деликатно именовались «изъятиями». В конце концов сошлись на мнении, что следует значительно улучшить снабжение пограничных районов необходимыми товарами и объяснять населению причины «изъятий» во избежание ненужных слухов и спекуляций. Возникла даже идея показательного процесса, о чем было решено испрашивать санкции у Кирова и Медведя.</div>
<div>
До показательных процессов дело не дошло. Летом 1934 года ОГПУ было ликвидировано. Новый начальник НКВД по Карелии Шершевский продолжал работу предшественников с еще большим рвением. По заявлению секретаря Калевальского райкома партии Николая Гаппоева, на бюро обкома в феврале 1936 года «за последние два года только по Калевальскому району было осуждено 70 шпионов из местного населения». Впоследствии Гаппоев сам был назван «главным организатором шпионской сети в районе и агентом финской разведки с 1919 года». По «делу группы Гаппоева» в 1937—</div>
<div>
43</div>
<div>
<br /></div>
<div>
1938 годах уничтожено несколько десятков человек.</div>
<div>
НАЧАЛО</div>
<div>
1935 год начинался как обычно. 5 января открылся X Всекарельский съезд Советов. Председателем КарЦИКа был избран Николай Архипов, секретарем — Иоганн Хейкконен. Председателем Совнаркома вновь стал Э. Гюллинг13. Но 1 декабря 1934 года уже было позади. Убийство Кирова и приход к власти Андрея Жданова не могли не отразиться на Карелии, тесно связанной с Ленинградом. По всей стране закручивалась пружина террора. В республике перемены начались летом.</div>
<div>
19—21 августа 1935 года состоялся IV Пленум Карельского обкома партии14. Представитель Ленинградского обкома Михаил Чудов объявил собравшимся о решении ЦК отозвать секретарей обкома Ровно и Аполоника в Москву.</div>
<div>
В исторической литературе об этом пленуме, как правило, не упоминается. Возможно, потому, что прения по сообщению Чудова носили вполне мерный характер. Никаких политических обвинений в адрес бывших секретарей выдвинуто не было. Ни слова не было сказано и о «буржуазном национализме». Члены пленума говорили о некоторых ошибках, допущенных партийным руководством, в частности, по вопросу о финском языке, о формировании национальных кадров, о приеме в партию. При этом ни привлечение в республику иностранных специалистов, ни признание финского языка вторым государственным не ставились под сомнение. «Надо заставить людей учить финский язык»,— заявил в ходе обсуждения Чудов. Гюллинг высказался более откровенно: подготовка двуязычных кадров, знающих русский и финский, весьма при</div>
<div>
44</div>
<div>
<br /></div>
<div>
годится «после революции в Финляндии»15. Главным образом речь на пленуме шла о разногласиях между Ровно и Аполоником, что мешало работе в целом, и участники пленума, включая секретарей, единодушно согласились с решением ЦК о переводе обоих в Москву. Секретарем Карельского обкома ВКП(б) стал привезенный Чудовым из Ленинграда латыш Петр Ирклис.</div>
<div>
Несмотря на мирный характер IV пленума, обстановка накалялась. 30 августа 1935 года покончил жизнь самоубийством референт Аполоника Константинов. Он вернулся домой с собеседования в горкоме партии по поводу его службы в Карельском батальоне в годы гражданской войны и перерезал себе горло бритвой. «Я считаю, что со мной поступили нечутко»,— написал он в предсмертной записке. Тогда же, в 1935-м, после исключения из партии, покончил с собой один из основателей КПФ, журналист, историк Лаури Летонмяки.</div>
<div>
С открытием 29 сентября V пленума Карельского обкома стало ясно, что «охота на ведьм» началась. Газета «Красная Карелия», давая подробно материалы пленума, в передовых статьях обрушилась на «классовых врагов», обосновавшихся в Карелии — «кулаков, диверсантов, белогвардейцев, шпионов, националистов, поддерживаемых руководителями зарубежной контрреволюции». 14 октября в «Красной Карелии» появилась передовая «До конца разоблачить националистов», в которой были подвергнуты жесточайшей критике издательство «Кирья» и типография им. Анохина. Уже 20 октября газета сообщала, что «буржуазные националисты Клемола, Келлосалми и Тёрмяля исключены из партии по решению парторганизации треста «Кирья». В этом же номере читателей информировали о разгроме партийной ячейки оло</div>
<div>
45</div>
<div>
<br /></div>
<div>
нецкой коммуны «Сяде». Постоянным рефреном становятся нападки на Наркомпрос.</div>
<div>
29 октября 1935 года «за антипартийную националистическую деятельность» были сняты с работы председатель радиокомитета Отто Вильми и ректор Высшей коммунистической сельскохозяйственной школы Вяйне Кангас. 31 октября Эдвард Гюллинг был освобожден от должности председателя СНК. Состоявшаяся в конце октября— начале ноября III сессия ЦИК КАССР освободила его от обязанностей «в связи с отзывом из Карелии». Председателем Совнаркома назначался присланный из Ленинграда тверской карел Павел Бушуев. Сессия вывела Ровно, Гюллинга и Аполо-ника из состава членов президиума и членов ЦИК КАССР. «За потерю революционной бдительности, национализм, антисоветскую практику» из состава членов президиума и членов ЦИК была исключена Ида Терхо, парторганизатор совхоза № 216.</div>
<div>
За санкциями партийного или административного порядка уже нередко следовали аресты. Расформирование Карельской отдельной егерской бригады в 1935 году сопровождалось целой серией репрессивных актов. Только в Олонце, где стоял II батальон КЕБ, был арестован почти весь офицерский состав: Аксель Хильден (комбат), Ялмари Седерлунд (помком), Михаил Вуори (Аарне Мартелиус, начальник батальонной школы), Ойни Корпимаа (Юсси Корхонен, комвзвода), Эйнари Ниеми, Тауно Ранта и др.</div>
<div>
16 ноября 1935 года Ирклис направил секретарям ЦК Андрееву и ОРПО ЦК Маленкову докладную записку, в которой отчитывался о «разгроме буржуазных националистов» в Карелии. В записке значились имена Гюллинга, Ровно, Хильдена, Ранта, Алавирта, Мяки, Кранка, Матеро, Ярвимяки, Тёр</div>
<div>
46</div>
<div>
<br /></div>
<div>
мяля, Раутио, Кангаса, Вильми, Холопайнена, Вирта-нена, Кокко И АЙНО Форстен1'. Большинство этих людей были уволены или переведены на другую работу, некоторых исключили из партии. Вяйне Кангас и Хейно Раутио, заведующий издательством «Кирья», были арестованы. Кангаса освободили в ноябре 1936 года, в связи с прекращением дела и отменой приговора. Но в 1937-м им обоим суждено было стать «участниками контрреволюционной националистической организации Гюллинга — Ровно» и погибнуть.</div>
<div>
КПФ И КАРЕЛИЯ</div>
<div>
1936 год прошел в Карелии под знаком обмена партийных документов, борьбы со шпионами, кулаками, вредителями и националистами. Впрочем, августовский процесс над Зиновьевым, Каменевым и другими несколько отвлек руководство республики от борьбы с «буржуазным национализмом»: все усилия были направлены на разоблачение участников «троцкистско-зиновьевского центра». Тем не менее, бывшие руководящие работники из числа карел и финнов постепенно исчезают из поля зрения при полном отсутствии каких-либо комментариев со стороны прессы. Осенью 1936-го были сняты с работы нарком просвещения Иван Вихко, председатель областного комитета МОПРа Иохан Лумивуокко, секретарь КарЦИКа Федор Поттоев и многие другие. 27 августа покончил с собой исключенный из партии бывший председатель КарЦИКа, нарком здравоохранения Василий Аверкиев. К 1 января 1937 года численность карел и финнов в областной парторганизации сократилась по сравнению с 1933-м более чем в два раза18.</div>
<div>
47</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Аресты 1935—1936 годов были использованы НКВД для окончательного оформления «дела о финских буржуазных националистах». Одной из его отправных точек можно считать процессы над А. Усениусом и О. Вильми.</div>
<div>
Артур Усениус был человеком талантливым, знал семь европейских языков, имел огромный опыт политической и государственной работы. Швед по национальности, он много сил в дореволюционные годы отдал профсоюзной работе среди шведского населения Финляндии. В 1915—1916 годах Усениус, по заданию СДПФ, был прикреплен к группе Шляпникова для оказания помощи по доставке нелегальной литературы в Россию. Его квартира служила явкой для русских политэмигрантов, в 1917 году в течение нескольких дней у него жил Ленин. В самом начале рабочей революции Усениус был командирован в Стокгольм в качестве официального представителя революционного правительства. Затем пришлось заняться устройством бежавших из Финляндии товарищей, по заданию КПФ и Коминтерна вести подпольную работу в скандинавских странах.</div>
<div>
В 1920 году Артур Усениус приезжает в Советскую Россию и после непродолжительной работы в Коминтерне его командируют в Карелию. В республике Усениус трудился на многих должностях — обычная судьба номенклатурного работника. Был уполномоченным КарЦИКа по погран-полосе, воевал в гражданскую, избирался членом правления Карельского сельскохозяйственного банка. В тридцатые годы работал заместителем наркомов земледелия и местной промышленности, сам возглавлял наркомат легкой промышленности. Он был арестован в октябре 1935 года как шпион, агент шведской разведки.</div>
<div>
48</div>
<div>
<br /></div>
<div>
В ноябре 1935 года арестовали Отто Вильми. В СДПФ это был известный человек, редактор таких крупных рабочих газет Финляндии, как «Тюемиес» и «Этеенпяйн». После поражения финляндской революции Вильми вместе с другими перебрался в Петроград, был делегатом учредительного съезда КПФ в Москве. В 1919—1925 годах, по заданию партии, он вел активную подпольную работу, затем возглавлял финскую секцию Ленинградского комвуза. В Карелию Вильми приехал в 1927-м и работал директором типографии им. Анохина, заведующим совпартшколой, редактором «Пунайнен Карьяла», председателем радиокомитета. По свидетельству бывшего секретаря ЦК КПФ Арво Туоминена, именно Вильми руководил в Карелии так называемыми опорными группами Финской компартии.</div>
<div>
Об истории создания и деятельности этих групп известно мало. Судя по воспоминаниям Туоминена, идея их создания возникла в 1931 году и принадлежала О. Куусинену, работавшему тогда в Москве секретарем ИККИ. Главным назначением опорных групп было оказание всяческого содействия КПФ и подготовка подпольщиков из числа финских политэмигрантов. Идея получила одобрение Моло-това и Сталина, по делу было принято письменное решение19. Член ЦК КПФ Отто Вильми получил задание начать в сотрудничестве с Карельским обкомом формирование опорных групп в республике. В советских партийных документах они именовались «группами содействия». Как пишет Туоминен, образования эти действовали весьма энергично, получая о своей работе хорошие отзывы и от Карельского правительства, и от советского руко-</div>
<div>
20</div>
<div>
водства .</div>
<div>
Работа опорных групп касалась, скорее всего,</div>
<div>
4 Зак. 3317 49</div>
<div>
<br /></div>
<div>
только политэмигрантов, членов КПФ и ВКП(б), об их деятельности многие рядовые партийцы практически ничего не знали. Группы не вмешивались в жизнь партийной организации республики — у них были свои задачи. Тем не менее именно существование опорных групп КПФ в Карелии явилось главным предлогом для начала похода против Компартии Финляндии и карельских коммунистов.</div>
<div>
В конце 1935 года секретарям ЦК ВКП(6) Сталину, Кагановичу и Ежову был отправлен из Ленинграда документ, подписанный «секретарь Ленинградского обкома»2'. Судя по тексту, докладная принадлежала перу М. Чудова. Вот что в ней говорилось: «Специальной комиссией ЦК и Ленобкома была вскрыта большая запущенность в партийной, хозяйственной и культурной работе Карелии и засоренность кадров...</div>
<div>
Все факты запущенности в работе ярко выявлены на пленуме Карельского обкома при проведении в жизнь решения ЦК об отзыве тт. Ровио и Аполоника и выборе первым секретарем т. Ирклиса. После пленума Каробкома на бюро Ленобкома было заслушано сообщение мое и т. Ирклиса о состоянии партийной и хозяйственной работы в Карелии, на котором со стороны т. Жданова были даны ряд указаний по наиболее принципиально важным участкам работы, особенно: 1) подпольная работа группы содействия Финской компартии; 2) состояние и система работы переселенческого комитета в Карелии; 3) система и методы нелегальной работы Финской компартии и проч.</div>
<div>
Проведенная со стороны НКВД по нашему поручению разработка этих вопросов подтвердила эти безобразнейшие факты (материалы прилагаются).</div>
<div>
50</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Вопросы, затронутые в прилагаемых материалах, по моему мнению, имеют большое принципиальное значение, т. к. они вскрывают засоренность кадров в Карелии и обнаруживают совершенно недопустимые методы нелегальной работы со стороны финской секции Коминтерна. Эти же материалы дают основание полагать, что дальнейшая разработка всех подобных вопросов может затронуть некоторую часть актива, в связи со шпионской работой в Карелии...» Приложений нам обнаружить не удалось, но не трудно догадаться, что должно было за этим последовать.</div>
<div>
В 1936 году Вильми были предъявлены обвинения в том, что он, по поручению Гюллинга и Ровно, создавал по всей Карелии опорную сеть для «раздувания финского национализма». Находясь в Союзе с 1918 года, русский язык он знал слабо. Когда Вильми привели на суд и зачитали обвинения, он мало что понял, кроме одного: происходит что-то страшное. Вильми потребовал переводчика, ему отказали, после чего три сотрудника НКВД подтвердили — все вышеизложенное записано со слов обвиняемого.</div>
<div>
Решение по делу Отто Вильми выносил еще настоящий суд, и получил он тогда всего 7 лет лишения свободы22. Но главное было достигнуто: его «признания», подтвержденные судом, компрометировали все бывшее карельское руководство и служили основанием для ареста практически любого финна по обвинению в принадлежности к тайным незаконным националистическим группам, руководимым из Финляндии.</div>
<div>
В то же самое время в Ленинграде состоялся открытый судебный процесс над Усениусом. На процесс пригласили деятелей Финской компартии и журналистов. По свидетельству Туоми</div>
<div>
51</div>
<div>
<br /></div>
<div>
нена, в присутствии двух десятков зрителей был зачитан обвинительный акт, полностью совпадающий с обвинениями в адрес Вильми. Усениус, который хорошо знал русский язык, спокойно выслушал прокурора и заявил, что все сказанное — откровенная ложь и бездарная выдумка НКВД. На этом судебное заседание закрылось, зрителей выдворили из зала. Усениус был приговорен к 8 годам лишения свободы \ Несколько месяцев спустя, 31 октября 1937 года, военный трибунал Ленинградского военного округа вынес Усениусу смертный приговор.</div>
<div>
РУКОВОДИТЕЛИ</div>
<div>
Из лагеря Вильми написал письмо Куусинену, в котором рассказал обо всем, что с ним произошло. Туоминен ознакомил с содержанием письма Гюллинга, жившего тогда в Москве в чердачной комнате обветшалого отеля и работавшего научным сотрудником Института мирового хозяйства и мировой политики. Гюллинг пришел в ужас, увидев в истории с Вильми смертный приговор себе и своим товарищам. Но это был смелый человек — он решил идти к Молотову, напомнить ему историю создания опорных групп и рассказать о разгромных планах НКВД. Аудиенции удалось добиться с большим трудом. Молотов при упоминании о событиях 1931 года пришел в большое раздражение, сказав, что ничего не помнит. Тогда Гюллинг заметил, что в Карельском партархиве хранятся самим Молотовым и Сталиным подписанные документы, разрешающие обкому и ЦК КПФ создавать среди финнов опорные группы, из которых НКВД теперь делает тайные и фашистские. Молотов окончательно вышел из себя и заявил, что этих документов</div>
<div>
52</div>
<div>
<br /></div>
<div>
никто никогда не сможет найти: «Ни я, ни товарищ Сталин не могли такого одобрить и теперь у меня нет больше времени обсуждать этот вопрос». Туоминен, которому Гюллинг рассказал о своем визите, пишет, что он вернулся от Моло-това потрясенным предательством и совершенно сломленным24. Теперь каждый ждал своего часа.</div>
<div>
8 июля 1937 года в Москве без санкции прокурора был арестован Густав Ровно25 . 22 июля его исключили из партии. Ровно предъявили обвинения в том, что, являясь секретарем Карельского обкома, он, совместно с другими лицами, в 1928 году создал в Карелии «антисоветскую, националистическую, диверсионно-террористическую организацию, ставившую своей целью свержение советской власти, отторжение Карелии от СССР и присоединение ее к Финляндии». С этой целью им был создан ряд вредительских групп, проводивших диверсионную работу во всех отраслях народного хозяйства. С 1930 года он являлся также «агентом финской разведки».</div>
<div>
Почему датой создания организации избран 1928 год—трудно сказать. Ровно тогда еще не был секретарем обкома. Впрочем, органы НКВД, измышляя чудовищные фальсификации, не слишком утруждали себя в том, чтобы придать им хоть какую-то видимость достоверности. В следственных делах обвиняемых по «делу Гюллинга—Ровно» их «вступление» в организацию датируется весьма разнообразно: 1927, 1925, 1923 годы. В бумагах Тенисона появилась новая дата— 1920-й.</div>
<div>
В деле Ровио имеется лишь один протокол допроса от 13 марта 1938 года, из которого видно, что он признал себя виновным в указанных преступлениях. Трудно сказать, был ли этот допрос действительно единственным, очевидно</div>
<div>
53</div>
<div>
<br /></div>
<div>
одно — долгое время следствию не удавалось добиться от него признательных показаний. Сломлен Ровно был не окончательно. 21 апреля в судебном заседании он от своих показаний отказался и ни в чем себя виновным не признал. Но это уже не имело никакого значения. В тот же день Военная коллегия Верховного суда СССР признала его виновным и приговорила к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор был приведен в исполнение незамедлительно.</div>
<div>
В конце июля 1937 года в Москве был арестован Эдвард Гюллинг. Из партии его исключили месяц спустя. Следствие по его делу велось почти год.</div>
<div>
Как проходили в то время допросы обвиняемых, нет нужды говорить. В реабилитационных определениях постоянным рефреном стали слова «следствие проводилось с грубейшими нарушениями законности, и обвинение было сфальсифицировано». Подобные формулировки стыдливо прикрывают те ужасы, которые творились в застенках НКВД, и тех людей, которые вершили преступления. Многие арестованные были сломлены не физическими пытками, а предательством товарищей. Это тоже учитывалось при допросах. К делам некоторых обвиняемых приобщены выписки из показаний Гюллинга от 26 октября 1937 года, где он называл многих «участников организации». Но, как впоследствии было выяснено реабилитирующими органами, в деле самого Гюллинга таких показаний нет! Октябрьские «признания», видимо, понадобились следствию для того, чтобы отправить на расстрел многих «членов организации» задолго до осуждения самих руководителей.</div>
<div>
56-летний Гюллинг, судя по всему, был в конце концов действительно сломлен и начал давать по-</div>
<div>
54</div>
<div>
<br /></div>
<div>
казания. 14 июня 1938 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его (по ст. 58 — 1 а, 2, 7, 8, 11) к высшей мере наказания.</div>
<div>
В литературе до сих пор смерть Гюллинга датируется 1944 годом. Существуют и «воспоминания» людей, встречавших его в лагерях. Подобные легенды ходили о многих. Вполне вероятно, что рождались они в недрах самого НКВД с целью прикрыть истинные масштабы творимых преступлений. Следует учитывать и то, что Гюллинг был членом ЦК КПФ и долгие годы истинная дата его гибели скрывалась по политическим соображениям. Но тайное всегда становится явным. Эдвард Гюллинг был расстрелян в Москве в день вынесения ему смертного приговора— 14 июня 1938 года.</div>
<div>
АРЕСТЫ И РАСПРАВЫ</div>
<div>
Московские события послужили сигналом для карельского НКВД. Уже в июле 1937 года по обвинению в причастности к «организации Гюллинга — Ровно» в Петрозаводске и Кондопоге были арестованы десятки людей. Одновременно начинаются аресты «правых» — тех, кто прибыл в республику после 1935 года из Ленинграда и теперь обвинялся в причастности к так называемому «право-троцкистскому блоку» (Ирклис, Бушуев и др.). В августе широкая волна репрессий охватила уже всю республику и сопровождалась шумной разоблачительной кампанией в прессе.</div>
<div>
Аресты по «делу Гюллинга — Ровно» продолжались вплоть до мая 1938-го. В обком поступали районные списки снятых с работы «контрреволюционных буржуазных националистов». Людей разыскивали не только в самых отдаленных уголках республики, но и за ее пределами. В Воронеже</div>
<div>
<br /></div>
<div>
был арестован бывший нарком просвещения Карелии Иван Вихко, в Ленинградской области — бывший секретарь обкома Иван Петров. После ареста в Москве командира Карельской егерской бригады Эолфа Матсона по всей стране начинается поиск остававшихся еще на свободе бывших бойцов бригады: в Ленинграде схвачены Эрнест Бекк, Франц Гренлунд, Калле Койву; в Уфе — Ганс Киуру; в Кировской области — Эркки Кярня.</div>
<div>
Параллельно с арестами шла расправа.</div>
<div>
С 1934 года политические дела находились в ведении Военной коллегии Верховного суда СССР. Тогда же был создан и административный внесудебный орган — Особое совещание при НКВД СССР. На его рассмотрение выносились обычно дела, по которым не было собрано доказательств, достаточных для предания обвиняемых суду. В состав ОСО входили высшие чины НКВД, представители управления милиции и прокуратуры. Дела рассматривались заочно, что полностью лишало обвиняемых права на защиту; приговор сообщали арестованному иногда уже в лагере. Вначале приговоры ОСО не должны были превышать пятилетнего срока, однако вскоре это ограничение было забыто и наиболее распространенными сроками заключения по решению совещания становятся 8 и даже 10 лет. Параллельно с ОСО с августа 1937 года по всей стране действуют так называемые тройки. Функции этого внесудебного органа напоминали действия чрезвычайных трибуналов военного времени. Правда, в отличие от ОСО, они имели полномочия выносить смертные приговоры26. Такие же полномочия имелись у двоек, наиболее активно действовавших в Карелии в конце 1937 — начале 1938 годов,— внесудебных органов, именовавшихся в официальных документах «комиссией</div>
<div>
56</div>
<div>
<br /></div>
<div>
НКВД и прокурора СССР». Участие партийного секретаря в комиссии не требовалось. Присутствие обвиняемых при вынесении приговоров тройками или двойками тоже, похоже, не являлось обязательным условием. В наиболее горячие дни вполне хватало подписи наркома внутренних дел под решением о расстреле. Прокурор и партийный секретарь подписывали документы позже, иногда уже после приведения приговора в исполнение.</div>
<div>
Именно тройками и двойками было вынесено абсолютное большинство приговоров по «делу Гюллинга — Ровно». Чести быть осужденными Военной коллегией удостоились лишь руководители.</div>
<div>
20 ноября 1937 года тройка за участие «в националистической шпионско-повстанческой организации» осудила одну из первых больших групп обвиняемых.</div>
<div>
Вяйне Турунен, Антон Уотинен и Армас Раасу были участниками рабочей революции в Финляндии, сражались на фронтах гражданской войны в рядах Красной Армии. В Карелию они приехали во второй половине двадцатых годов. Турунен несколько лет работал в милиции, затем возглавлял Осоавиахим республики, был директором «Кар-пушнины». Уотинен избирался первым секретарем Кондопожского райкома партии и председателем райисполкома, возглавлял правление «Каржил-союза». Раасу работал в Ухте, Петрозаводске, был председателем Кестеньгского и Ругозерского РИКов.</div>
<div>
Тридцатичетырехлетний Ансель Мякинен после приезда в СССР связал свою жизнь с Кондопогой, был заместителем директора Кондопожского кирпичного завода. Эмиль Виртанен до 1930 года жил в Финляндии, являлся секретарем и редактором многих рабочих газет в Куопио, Хельсинки и Вы</div>
<div>
57</div>
<div>
<br /></div>
<div>
борге. Трижды за политическую деятельность его приговаривали к тюремному заключению. Когда возникла угроза четвертого ареста, пришлось покинуть родину. В Петрозаводске он работал секретарем редакции газеты «Пунайнен Карьяла». В 1932 году вышел сборник стихов Э. Виртанена «За что мы боремся».</div>
<div>
Кроме обвиняемых-финнов, в тот день осудили и вепса Степана Макарьева. Это был известный в республике ученый, этнограф и историк, специалист по финно-угорским народам. Семь лет Ма-карьев сражался на фронтах первой мировой и гражданской войн, пройдя путь от рядового царской армии до красного командира. Затем окончил географический факультет Ленинградского университета, некоторое время работал секретарем этнографического отделения геофака и личным секретарем профессора В. Г. Богораза-Тана. В 1928 году Макарьев вернулся в Карелию, возглавлял государственный музей, работал заместителем директора Карельского научно-исследовательского института. В 1935-м его исключили из партии и сняли с работы «за засорение КНИИ заведомо чуждыми элементами, отсутствие классовой бдительности и советского патриотизма, ведение без разрешения партийных и советских органов переговоров о печати своих работ в Финляндии». Контакты с финляндскими учеными, очевидно, и позволили органам НКВД причислить Макарьева к организации «финских буржуазных националистов».</div>
<div>
Все эти люди 20 ноября 1937 года были приговорены тройкой к высшей мере наказания и расстреляны.</div>
<div>
С декабря 1937-го дела все чаще передаются на рассмотрение двоек. 20 декабря комиссия НКВД и прокурора СССР решала судьбу М. Тенхунена,</div>
<div>
58</div>
<div>
<br /></div>
<div>
К. Венто, Т. Саари и К. Койву. Тойво Саари, уполномоченный Карлита в Кондопоге, Калле Койву, бывший политработник Карельской егерской бригады, участник похода Антикайнена, и Матти Тенхунен за принадлежность к «контрреволюционной организации, шпионско-диверсионную деятельность и контрреволюционную пропаганду» были приговорены к расстрелу. Несколько иным оказалось решение по делу редактора газеты «Пунай-нен Карьяла» Калле Венто—он получил 10 лет лишения свободы с отбытием наказания в исправительно-трудовой колонии. Это единственный известный нам случай столь «мягкого» приговора, вынесенного двойкой.</div>
<div>
В январе 1938 года приговоры по «делу Гюллинга — Ровно» выносились практически каждый день.</div>
<div>
2 января двойкой к расстрелу был приговорен самый, наверное, молодой «участник контрреволюционной националистической организации» двадцатисемилетний инструктор редакции газеты «Нуо-ри Карти» Туомас-Виктор Ахо. 4 января комиссия НКВД и прокурора СССР рассматривала дела еще одной большой группы обвиняемых.</div>
<div>
Якову Мяки, стоявшему у истоков карельской автономии, много лет проработавшему на различных хозяйственных, партийных и советских постах, в 1938 году исполнилось бы 60 лет. Он был арестован еще до исключения из партии — 29 июля 1937 года в Петрозаводске. Обвинений, предъявленных Мяки, хватило бы на несколько человек: участник «шпионско-повстанческой националистической организации» с 1920 года, по заданию которой «расставлял шпионские кадры в советском, партийном, хозяйственном аппарате Ухтинского района и через них проводил националисти</div>
<div>
59</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ческие установки организации»; «руководитель националистической группировки в финском парт-коллективе г. Петрозаводска»; «агент финской и шведской разведок».</div>
<div>
Уроженец Ленинграда, Эдуард Кальске был членом ВКП(б) с апреля 1917 года. Летом 1917-го скрывал у себя на квартире Ленина. С 1920 года Кальске в Карелии на ответственной партийной и советской работе. В июле 1937-го он был исключен из партии «за шпионско-вредительскую деятельность» и арестован в Кондопоге.</div>
<div>
Отто Вильми, очевидно, привезли в Карелию из лагеря. В НКВД это называлось «переследствием», когда мягкие приговоры 1933—1936 годов переводились на язык 1937-го. Обвинения были те же, что и прежде: «являлся участником шпионско-повстанческой националистической организации с 1925 года, организовывал в учреждениях и на предприятиях Карелии шпионские националистические группы и на работу туда направлял националистически настроенных финнов и агентов вражеской разведки, распространял фашистскую литературу». Но в этот раз приговор был иным.</div>
<div>
Ингерманландец Павел Хюппенен работал в Карелии с 1931 года: заведовал Домом партийного просвещения, возглавлял отделы культуры, пропаганды и школ обкома партии. Непосредственно из обкома, по мнению следствия, он и руководил контрреволюционной работой по заданию националистической организации, в которой состоял с 1931 года. Такая «хронологическая точность», когда учитывалась дата приезда арестованного в республику при определении времени его «вступления» в организацию, как уже отмечалось, не всегда была присуща следственным органам. Виль</div>
<div>
60</div>
sibirskaya-vandeyahttp://www.blogger.com/profile/07888973132611524037noreply@blogger.com0tag:blogger.com,1999:blog-5841045359038978715.post-41770718927729193682014-06-28T07:41:00.002-07:002014-06-28T07:41:34.425-07:003 Их называли КР Репрессии в Карелии 20-30-х годов<div>
<br /></div>
<div>
ми, например, в 1925 году работал еще в Ленинграде.</div>
<div>
Вместе с финнами в тот день была осуждена и группа обвиняемых карел.</div>
<div>
Николай Ющиев был участником I Всекарель-ского съезда Советов, где его избрали в состав облисполкома. До 1925 года он выполнял обязанности народного комиссара внутренних дел Карелии, секретаря КарЦИКа и секретаря обкома, затем работал в Кеми. С 1928 по 1934 годы был председателем ЦИК КАССР.</div>
<div>
В 1935-м этот пост занял Николай Архипов, он тогда вернулся из Москвы, где представлял Карелию при ВЦИК РСФСР. А до этого было участие в февральской революции, первая мировая и гражданская войны, установление советской власти в Кемском уезде. В 1924—1929 годах Архипов возглавлял наркомат земледелия республики.</div>
<div>
Федор Поттоев, так же как Гюллинг и Мяки, в 1920 году вошел в состав первого карельского правительства. Затем был председателем Петрозаводского уездного исполкома, Кандалакшского РИКа, секретарем КарЦИКа. С октября 1936-го возглавлял Кондопожский райисполком.</div>
<div>
Редактор политвещания на карельском языке радиокомитета и редактор издательства «Кирья» Василий Воронин пятнадцатилетним подростком вступил в ряды Красной Армии, участвовал в боях против белофиннов и Юденича. После окончания Московского комвуза работал в Карельском обкоме, был секретарем Олонецкого райкома партии.</div>
<div>
Всех этих людей арестовали летом-осенью 1937-го, всем им предъявили обвинение в принадлежности к «организации Гюллинга — Ровно». Приговор, вынесенный двойкой 4 января 1938 года, для всех был один — высшая мера наказания.</div>
<div>
61</div>
<div>
<br /></div>
<div>
7 января комиссия НКВД и прокурора СССР приговорила к расстрелу еще нескольких участников «организации», в том числе автомеханика Оскара Корпи и преподавателя финского педтехникума Мартына Лайхинена. Очевидно, что в конце 1937— начале 1938-го методы допросов еще более ужесточились, с момента ареста до вынесения приговора проходило порой совсем немного времени. Людей даже не успевали исключить из партии. Корпи был арестован 14 декабря в Петрозаводске. 7 января приговорен к расстрелу. 22 января, когда приговор уже был приведен в исполнение, Петрозаводский горком исключил его из членов ВКП(б).</div>
<div>
И все же в ряде случаев отказ от данных ранее показаний заставлял следственные органы передавать дела в Особое совещание, которому не требовалось порой даже формального доказательства вины.</div>
<div>
10 января 1938 года ОСО разбирало дело Александра Матилайнена. Уроженец Ленинградской области, тридцатилетний Матилайнен работал в карельском комсомоле с 1925 года. В 1929-м был направлен партией в ГПУ республики, где служил уполномоченным особого отдела. Работу эту оставил в 1932-м, когда X областная комсомольская конференция избрала его секретарем обкома ВЛКСМ. Матилайнен был объявлен участником «организации Гюллинга— Ровио» с 1923 года. Заметим, что тогда ему было 16 лет и до приезда в Карелию оставался еще год. Признательные показания были выбиты у него уже в августе 1937-го. На единственном допросе 23 августа он признался, что, выполняя установки «контрреволюционного националистического центра» в лице Гюллинга, Ровио, Вильми и Матсона, «воспитывал молодежь в узко националистическом духе, прини</div>
<div>
62</div>
<div>
<br /></div>
<div>
мал в ВЛКСМ и направлял в высшие учебные заведения финперебежчиков, состоявших на особом учете НКВД, проводил через Осоавиахим обучение военному делу националистически настроенной финской молодежи, разделял низовые комсомольские организации по национальному признаку». Затем, видимо, ему была дана передышка, после которой Матилайнен написал целый ряд заявлений в партийные органы, где отказывался от данных показаний и указывал на жестокие методы допроса. В конце концов дело было передано в ОСО, которое приговорило Матилай-нена к заключению в ИТЛ сроком на 10 лет. В 1945-м он умер в лагере.</div>
<div>
2 февраля 1938 года ОСО вынесло аналогичный приговор— 10 лет ИТЛ арестованным в конце декабря «за причастность к организации» П. Тиане-ну, А. Сааринену и Э. Сипи.</div>
<div>
Преподаватель биологии Карельского педучилища Павел Тианен был одним из немногих, кто дожил до реабилитации. Вот что писал он в ЦК партии в 1956 году: «28 декабря 1937 года меня неожиданно арестовали и обвинили в контрреволюционной деятельности, не объясняя точнее, в чем эта «деятельность» заключается... Чтобы я признал себя виновным, мне не давали спать по нескольку суток. Я должен был стоять по 8—12 часов подряд, не давали кушать. Обещали все, лишь после того, как я признаю вину... Сразу было видно, что цель следователей — сделать меня виновным». Сломить его так и не удалось, он был отправлен в лагерь «за контрреволюционную деятельность».</div>
<div>
ПЕРЕМЕНЫ В НКВД</div>
<div>
Между тем в руководстве НКВД КАССР происходили серьезные перестановки. В январе 1938-го</div>
<div>
63</div>
<div>
<br /></div>
<div>
из Карелии был отозван заместитель наркома внутренних дел Александр Солоницын. Он занимал этот пост с октября 1936 года и являлся правой рукой Тенисона, главным исполнителем всех его начинаний. Самого Тенисона отозвали в начале февраля. Перемещения, по-видимому, были связаны с подготовкой к процессу над Бухариным, Рыковым, Ягодой и др. В апреле 1938 года Тенисон был арестован и, как свидетельствуют некоторые источники, «умер в тюрьме». Наркомом внутренних дел Карелии стал Степан Матузенко, в прошлом украинский крестьянин и псаломщик, выпускник церковно-приходской школы и пограничной школы ОГПУ. В органах безопасности Матузенко служил с 1920 года, работал в разных концах Советского Союза, в Карелию был откомандирован в феврале 1938-го.</div>
<div>
Изменения в руководстве НКВД республики на первых порах не повлияли на ход следствия по «делу Гюллинга — Ровио». Весь февраль продолжались аресты и вершили свою кровавую работу двойки.</div>
<div>
13 февраля 1938 года комиссия НКВД и прокурора СССР приговорила к расстрелу очередную группу заключенных. Среди обвиняемых был один из старейших членов СДПФ и КПФ, участник Свеа-боргского восстания 1906 года и рабочей революции в Финляндии Йохан Лумивуокко. В Карелии он работал с 1927 года, был заместителем председателя ЦСНХ, сотрудником редакции «Пунайнен Карьяла», преподавателем курсов Карпрофсовета. В начале тридцатых он возглавлял радиокомитет и республиканский обком МОПРа. Лумивуокко тоже был одним из организаторов опорных групп КПФ в Карелии. Его арестовали осенью 1937 года и обвинили в принадлежности к «националисти</div>
<div>
64</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ческой организации с 1932-го и создании контрреволюционных националистических групп в радиокомитете».</div>
<div>
В тот же день двойка приговорила к высшей мере наказания проректора по хозяйственной части Карельского пединститута Хуго Паасо, токаря Карелстроя Артура Нурми, заместителя директора Калевальского райпромкомбината Лаури Ханникай-нена. Всех их арестовали в январе, и следствие для них длилось меньше месяца.</div>
<div>
К марту 1938 года двойки, по-видимому, прекратили свое существование, но тройки продолжали выносить приговоры едва ли не ежедневно. 21 марта был приговорен к расстрелу еще один член первого карельского правительства Василий Гурьев. 3 апреля тройка вынесла смертный приговор Илье Сонникову, первому секретарю Ребольского райкома партии и Илье Хрисанфову, бывшему руководителю Наркомтруда, председателю исполкома Ведлозерского райсовета. Здесь уже главным пунктом обвинения становится участие в «антисоветской организации карельских буржуазных националистов», при этом имя Гюллинга упоминается повсеместно.</div>
<div>
В апреле все же некоторые приговоры троек становятся мягче. К 10 годам ИТЛ был осужден председатель Союза писателей Карелии Ялмари Виртанен. Осенью 1936 года вся республика торжественно и широко отмечала 30-летие его творческой деятельности, 14 февраля 1938-го его арестовали. Обвинения были стандартными, с поправкой на должность: «являлся участником антисоветской организации в Карелии, поддерживал связь с иностранными разведорганами, проводил финнизацию литературы и литературных кадров, затирал молодых карельских писателей, руководил</div>
<div>
5 Зак. 3317 65</div>
<div>
<br /></div>
<div>
изданием книг явно антисоветского, националистического содержания». Виртанена вынудили признаться в предъявленных обвинениях. Позже в нескольких надзорных жалобах он от своих показаний отказался как от вымышленных, данных под пытками. В 1939 году по жалобам была проведена проверка, выявившая, что «фактов преступной деятельности Виртанена Я. установлено не было... По материалам дела на осужденных Гюллинга и Ровио, связь с которыми была расценена как вражеская, Виртанен Я. вообще не проходил...» Результаты проверки и заявления Виртанена о его невиновности не приняли во внимание, его просьбы о пересмотре дела остались без удовлетворения. 2 апреля 1939 года Ялмари Виртанен умер в лагере. В тот год ему исполнилось 50 лет.</div>
<div>
После ареста Тенисона, с мая 1938 года, деятельность внесудебных органов в Карелии на время затихает. Аресты продолжались, но в действиях НКВД наблюдается уже определенная осторожность. И все же апогей жестокости был впереди.</div>
<div>
ПОСЛЕДНИЕ АККОРДЫ</div>
<div>
Осенью того же года судьбы людей вершили так называемые особые тройки, пришедшие на смену прежним внесудебным органам. По всей видимости, в работе особых троек принимали участие действительно высшие чины НКВД, прокуратуры и партии, хотя трудно себе представить, что нарком Матузенко, прокурор республики Михайлович и первый секретарь обкома Куприянов собирались каждый день. А именно так работали особые тройки в сентябре 1938-го. Создается впечатление, что команда Ежова, чувствуя приближение</div>
<div>
66</div>
<div>
<br /></div>
<div>
конца, старалась уничтожить как можно больше людей.</div>
<div>
Вообще, осенью 1938-го, когда выстрелы звучали каждый день, многим из арестованных по «делу Гюллинга — Ровно» участие в организации уже не инкриминировалось. Их теперь расстреливали за «индивидуальную» террористическую, диверсионную, шпионскую деятельность. Это хорошо видно на примере следствия по делу бывшего преподавателя финского педтехникума, редактора издательства «Кирья» Вяйне Такала.</div>
<div>
Такала был арестован 15 февраля 1938 года как участник «организации Гюллинга — Ровно». На единственном допросе, 14 марта, который вели следователи Тидор, Сюнин и оперуполномоченный Гусев, он признался, что с 1921 года является агентом финской разведки, куда был завербован самим начальником охранки Эско Риекки. По его заданию собирал стратегическую информацию о продукции Онегзавода (бороны, моторы, косилки), а также о деятельности лыжной фабрики, ликеро-водочного и пивзаводов. Об участии в какой-либо организации на допросе не было сказано ни слова. Тем не менее, в тот же день ему предъявили обвинение по статьям 58—10 (контрреволюционная пропаганда) и 58—11 (участие в организации). Статьи о шпионаже в документе не было. Полгода в петрозаводской тюрьме Вяйне Такала ждал приговора, который был краток — шпион-националист (ст. 58—6, 10), высшая мера наказания. Процедура длилась минуты — он был 75-м в тот день. 2 октября приговор привели в исполнение.</div>
<div>
Трудно сказать, почему статья 58—11 все реже появляется в обвинительных заключениях. Возможно, «дело Гюллинга — Ровно» к осени 1938-го исчер</div>
<div>
67</div>
<div>
<br /></div>
<div>
пало себя в глазах следствия — основные участники уже были расстреляны. Может быть, сменились установки...</div>
<div>
Кровавый шабаш продолжался два месяца. 8 декабря 1938 года Ежов был снят с поста наркома НКВД, затем арестован и расстрелян. Занявший его место Лаврентий Берия предпринял полную чистку старых кадров органов безопасности. В Карелии эта чистка коснулась первоначально лишь высших чинов. Матузенко арестовали в декабре 1938-го, дальнейшая его судьба не известна. Многие же следователи, чьи имена часто встречаются в документах по «делу Гюллинга — Ровио»,— Тидор, Сюнин, Володин, Антонов, Артемьев, Гусев, Ефремов, Калинин, Федотов, Гаймин продолжали трудиться в органах. Известно, что Тидор и Ефремов были уволены из НКВД в 1940 году и осуждены военным трибуналом «за извращенные методы ведения следствия и фальсификацию дел». Вряд ли приговоры были суровыми. Тидор, например, получил 2 года ИТЛ.</div>
<div>
«ГРУППА ФОРСТЕНА»</div>
<div>
Последняя точка была поставлена осенью 1939 года. 11 сентября Особое совещание при НКВД СССР рассматривало групповое дело на В. Форсте-на, Т. Алавирта, В. Пейпо-Гурьева, И. Туомайнена и И. Петрова. Эти люди, по мнению следствия, могли быть отнесены, наряду с Гюллингом, Ровио, Вильми и Мяки, к руководителям «финского националистического повстанческого центра».</div>
<div>
Вернер Форстен являлся участником учредительного съезда КПФ. С 1920 года работал в Карелии, сначала в ревкоме КТК, затем семь лет возглавлял Ухтинский ревком; в тридцатые годы —</div>
<div>
68</div>
<div>
<br /></div>
<div>
председатель Петрозаводского горсовета. В 1921-м приехал в республику Василий Пейпо-Гурьев, он был парторгом Карельской егерской бригады, индуктором обкома, занимал видные советские и хозяйственные посты в Калевале и Ругозере. Тойво Алавирта в двадцатые годы работал в Ленинграде, возглавлял финскую секцию при ЦКК ВКП(б). С 1927-го был первым секретарем Кале-вальского райкома партии, с 1935-го — директором совпартшколы в Петрозаводске. Все они являлись участниками рабочей революции в Финляндии, политэмигрантами 1918 года. Последним был вынужден покинуть родину Илья Туомайнен. Работал в Ленинграде, в 1930-м перебрался в Карелию. Талантливый инженер, он спроектировал и построил механический завод шпалопиления и в 1932 году был назначен директором Петрозаводской лыжной фабрики. Пятым по делу проходил калевальский карел Иван (Юкка) Петров, участник гражданской войны, секретарь и заведующий отделами обкома партии при Ровно и Аполонике; вместе с ними он представлял карельскую парторганизацию на XVII съезде ВКП(б).</div>
<div>
Большинство участников «группы Форстена» арестовали в июле-августе 1937 года. И. Петрова, работавшего первым секретарем Дедовичского райкома партии Ленинградской области, арестовали последним, 25 ноября, и, по распоряжению Тенисона, этапировали в Карелию как особо опасного преступника. Их содержали в петрозаводской тюрьме и обвиняли в контрреволюционной деятельности, участии в «шпионско-повстанческой националистической организации» и шпионаже в пользу Финляндии. Впрочем, Петров о своей шпионской деятельности узнал лишь из обвинительного заключения — во время следствия это преступление ему</div>
<div>
69</div>
<div>
<br /></div>
<div>
не инкриминировалось. Допросы шли интенсивно и уже осенью-зимой 1937-го почти все обвиняемые готовы были сознаться в чем угодно и оговорить любого, начиная с себя. Сломить не удалось только Туомайнена, который до конца отрицал свою вину и существование в Карелии контрреволюционной организации.</div>
<div>
Вначале «группа» состояла из шести человек. Еще одним обвиняемым стал Герман Саксман, член II Интернационала, красногвардеец, участник финляндской революции. В Карелии он работал на разных постах, в том числе возглавлял Наркомат легкой промышленности. Не выдержав пыток, он умер в тюремном лазарете в 1938 году.</div>
<div>
В мае 1938-го допросы прекратились, дело фактически закончили и арестованным предъявили окончательное обвинение.</div>
<div>
Сегодня сложно объяснить, почему тогда же или осенью им не вынесли приговор. Можно предполагать, что групповое дело, да еще с обвиняемыми масштаба «националистического центра», не могло быть рассмотрено обычным внесудебным органом, а для Военной коллегии явно не хватало доказательств. В какой-то степени эту версию подтверждает заявление Петрова, написанное в 1946 году на имя Жданова. Вот что там говорилось: «Я якобы с 1932 по 1935 г. состоял в антисоветской националистической организации, ставившей своей задачей отделение Советской Карелии от СССР. Следствие по делу вели почти два года... тенденциозно, с нарушением самых элементарных правил. Обвинение предъявили лишь 16 мая 1938 г., очных ставок не давали, мои заявления и протесты во внимание не принимались, факты искажались. Достаточно сказать, что за время ведения следствия мое дело побывало в Военной коллегии</div>
<div>
70</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Верховного суда СССР, два раза в разных военных трибуналах, один раз в Специальной коллегии Верховного суда Карелии и все эти органы юстиции отказались судить меня за отсутствием улик...» Возможно и то, что после гибели Гюллинга и вследствие перемен, происходивших в НКВД, установки действительно меняются, и «дело Гюллинга — Ровио» перестает иметь первостепенное значение.</div>
<div>
До начала 1939 года арестованных содержали в петрозаводской тюрьме, но на допросы не вызывали. В феврале начинается новый виток следствия, однако допросы ведутся уже совсем по-другому, да и следователи сменились. Обвиняемые один за другим отказываются от своих показаний, идет полный демонтаж прежних обвинений. В конечном итоге дело могло быть передано только на рассмотрение ОСО.</div>
<div>
11 сентября 1939 года Особое совещание осудило Форстена, Алавирта, Пейпо-Гурьева, Туомайнена и Петрова по статье 58 к заключению в ИТЛ на 8 лет каждого. До реабилитации дожили двое — Вернер Форстен и Юкка Петров.</div>
<div>
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ</div>
<div>
Имена уничтоженных по «делу Гюллинга — Ровио» людей можно называть и называть: Ээро Анто-нен, Оскар Иогансон, Вейкко Карттунен, Юсо Матеро (Мюрюляйнен), Рагнар Нюстрем, Адам Росси, Ида Терхо, Айно Форстен, Ээро Хаапалайнен, Иоганн Хейкконен, Арвид Хирвонен, Калле Экман, Ханнес Ярвимяки... Некоторые, не выдержав пыток, умирали в тюрьмах, не дождавшись приговора,— Герман Саксман, Севери Лайне, Иван Вихко. Нам известен лишь один случай, когда арестованному по «делу» человеку был вынесен оправдатель-</div>
<div>
71</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ный приговор. Иван Таркканен приехал в Карелию в 1922 году из США. Окончил Ленинградский комвуз, работал директором Карельской совпартшколы. Потом перебрался в Ленинградскую область, устроился завучем Юковской неполной средней школы. Там его и арестовали в марте 1938-го как участника «контрреволюционной националистической организации». Более года он находился в Ленинградской тюрьме НКВД № 1. 14 июля 1939 года Таркканена освободили в связи с прекращением дела. В партии его восстановили только в 1956-м.</div>
<div>
16 июля 1955 года Военная коллегия Верховного суда СССР полностью реабилитировала Э. Гюллинга, Г. Ровно, В. Форстена, Т. Алавирта, В. Пейпо-Гурьева, И. Туомайнена, И. Петрова. Других реабилитировали в 1956—1958 годах. О. Вильми и С. Макарьеву честное имя возвращено лишь в 1965-м, А. Раасу — в 1970-м, Л. Ханникайнену — в 1989-м, Э. Сипи-Куусинену в 1990-м. Сколько новых имен нам предстоит еще узнать?</div>
<div>
Можно спорить, когда все началось — в 1934, 1929, 1917? Но что мы знаем о том времени и о том поколении людей, которые умирали оклеветанными, но продолжали верить в свою партию и начатое ею дело? Постаравшись забыть о них, как и о тех, кто находился по другую сторону колючей проволоки, мы сами сегодня становимся жертвами фанатичной преданности большим и маленьким вождям, служим идее, а не человеку.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ПРИМЕЧАНИЯ</div>
<div>
1. Отчеты наркома внутренних дел. Ленинская правда, 1990г 28 августа.</div>
<div>
Л- Подсчитано по: Статистический ежегодник Карелии 1922 г. Вып. II, ч. I. Петрозаводск, 1923. С. 12—13.</div>
<div>
3. Перепись населения АКССР 1933 г. Выл. I. Петрозаводск, 1934. С. 18.</div>
<div>
4. Подсчитано по: Перепись населения АКССР 1933 г. Вып. III. Петрозаводск, 1935. С. 16—17, 47.</div>
<div>
5. Rislakki J. Maan alla. Porvoo, 1986. S. 165—167.</div>
<div>
6. Ibid. S. 165.</div>
<div>
7. Ibid. S. 166.</div>
<div>
8. Ibidem.</div>
<div>
9. XV лет Советской Карелии: Тезисы и материалы для докладчиков. Петрозаводск, 1935. С. 59—60.</div>
<div>
10. Подробнее см.: Чухин И. Каналоармейцы. Петрозаводск, 1990. С. 193—200.</div>
<div>
11. Здесь и далее, когда речь идет о судьбах людей, главными источниками были: личные дела членов партии, хранящиеся в ГАОПДС РК (ф. 3, оп. 6); справки Министерства безопасности РК; публикации о партийной реабилитации в газете «Ленинская правда» (1988—1991). Чтобы не загружать текст, отсылки к конкретным документам делаться не будут.</div>
<div>
12. ГАОПДС РК, ф. 3, оп. 3, д. 140, л. 4—24.</div>
<div>
13. Красная Карелия, 1935, 14 января.</div>
<div>
14. ГАОПДС РК, ф. 3, оп. 3, д. 251—252.</div>
<div>
15. Там же, ф. 3, оп. 3, д. 252, л. 39.</div>
<div>
16. Красная Карелия, 1935, 3—10 ноября.</div>
<div>
17. ГАОПДС РК, ф. 3, оп. 3, д. 296, л. 64—68.</div>
<div>
18. Подсчитано по: Карельская организация КПСС в цифрах. Петрозаводск, 1985. С. 72—75.</div>
<div>
19. Tuominen A. Kremlin kellot. Helsinki, 1956. S. 367.</div>
<div>
20. Ibidem.</div>
<div>
21. ГАОПДС РК, ф. 3, on. 3, д. 296, л. 77—78.</div>
<div>
22. Tuominen A. Op. cit. 5. 367—368.</div>
<div>
23. Ibid. S. 372.</div>
<div>
24. Ibid. S. 369—370.</div>
<div>
25. См. примечание 11.</div>
<div>
26. См.: Жогин Н. В. Об извращениях Вышинского в теории советского права и практике. Советское государство и право, 1965. № 3. С. 27; Конквест Р. Большой террор. Нева, 1990, № 6. С. 146—148.</div>
<div>
73</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ПЕЧАЛЬНЫЙ ЗВОН КОЛОКОЛОВ</div>
<div>
Из истории гонений на церковь и верующих в Карелии</div>
<div>
Вплоть до середины восьмидесятых годов господствовала официальная точка зрения о том, что «...никаких религиозных гонений в советской стране не было и быть не могло»1. К сожалению, это не так. Скорее, следует согласиться с авторами книги «На пути к свободе совести», утверждавшими, что религия после революции «...была поставлена в почти невыносимые условия, загнана в своего рода гетто, над которым были установлены постоянное наблюдение и полный контроль»2.</div>
<div>
Анализ государственно-церковных отношений в Карелии в первые годы советской власти, а тем более в конце двадцатых, в тридцатые годы, тоже убеждает в этом. Наши заметки о гонениях на церковь и верующих в Карелии основаны на архивных документах, многие из которых обозначены грифом «секретно». Хронологические их рамки — в основном двадцатые — тридцатые годы, хотя при необходимости, для более полного раскрытия темы, особенно по вопросам репрессий в отношении духовенства, мы делаем экскурс и в период первых лет советской власти, и в начало двадцатых годов.</div>
<div>
1 Бонч-Бруевич В. Д. Избранные атеистические произведения. М., 1973. С. 51.</div>
<div>
2 На пути к свободе совести / Сост. и общ. ред. Фурмана Д. Е. и о. Марка (Смирнова). М., 1989. С. 10—11.</div>
<div>
74</div>
<div>
<br /></div>
<div>
В Госархиве Республики Карелия хранятся материалы одного из руководителей республиканской организации СВБ (Союза воинствующих безбожников), инициаторов и исполнителей закрытия церквей, автора ряда антирелигиозных брошюр, выпущенных Карельским государственным издательством в конце тридцатых годов, названия которых говорят сами за себя: «Сталинская Конституция и религия» (1937 г.), «О вражеской деятельности церковников и сектантов» (1938 г.), «Церковь на службе у капитала» (1939 г.). Все они принадлежат перу неистового атеиста — В. И. Клишко. В марте 1950 года он, работая уполномоченным Совета по делам Русской православной церкви при Совете Министров СССР по Карело-Финской ССР, сам того не подозревая, написал обобщающую справку о гонениях и репрессиях на церковь и верующих в Карелии с 1917 по 1950 годы. Эта справка заканчивалась словами: «В наш век, когда все пути ведут к коммунизму, нельзя примиренчески относиться к религии и религиозным пережиткам, которые являются серьезным препятствием на нашем пути к коммунизму»1. И, судя по тексту, с «препятствиями» в лице верующих не церемонились. Обратимся к самому документу:</div>
<div>
Русская православная церковь в Карелии.</div>
<div>
20 марта 1950 г.</div>
<div>
По данным Св. Синода, опубликованным в «Русском календаре за 1913 год», 1 января 1910 года на территории бывшей Олонецкой губернии было: 594 собора и церкви, 1724 часовни и молитвенных дома, 17 монастырей. В них вели службу:2 714 свя</div>
<div>
1 ЦГА РК, ф. 2434, оп. 1, д. 3/22, л. 8.</div>
<div>
2 В документе — находилось.</div>
<div>
75</div>
<div>
<br /></div>
<div>
щенников, диаконов и Псаломщиков, 416 монахов, монахинь, послушников и послушниц. После Великой Октябрьской социалистической революции по требованию трудового населения большинство церквей, часовен и др. молитвенных домов было закрыто.</div>
<div>
На 1 января 1930 года в Карелии насчитывалось лишь 218 церквей (т. е. с 1917 по 1930 годы в республике было закрыто 376 соборов и церквей.— Б. Д.). Их обслуживали 200 чел. служителей культа (священников, диаконов и псаломщиков).</div>
<div>
До Октябрьской революции в одном только г. Петрозаводске было более 40 церквей, часовен и др. молитвенных домов.</div>
<div>
До Великой Отечественной войны в Карелии насчитывалось 50 действующих церквей, из них в Петрозаводске — 2.</div>
<div>
Большинство церквей не имело перед войной служителей культа, и эти церкви (даже в Петрозаводске) обслуживали сами верующие, богослужения проводили... женщины («матушки») около алтарей (в алтари заходить женщинам церковь не разрешает!) (Курсив наш.—,Б. Д.).</div>
<div>
На 1 января 1950 года в Карело-Финской ССР было 9 действующих церквей, которые обслуживали 15 служителей культа. В Петрозаводске действуют 2 церкви, в которых насчитывается 7 служителей культа. Кроме того, действует церковь в Со^оменском рабочем поселке. Ее обслуживает</div>
<div>
ж служитель культа.</div>
<div>
Двадцать лет назад, в 1930 году, церковные советы и двадцатки, как правило, возглавляли антисоветские элементы и нередко ярые враги советской власти...</div>
<div>
На 20 марта 1950 года в республике насчитывалось 15 служителей культа... Из них были посвя</div>
<div>
76</div>
<div>
<br /></div>
<div>
щены в сан до революции 2 человека, до Великой Отечественной войны — 2 человека, в годы войны— 1 человек, после войны—10 человек... За последние годы церковники стали пополнять свои кадры главным образом за счет бывших служителей культа, которые отбыли до войны свои сроки лишения свободы и перешли на различную советскую работу (после отбытия сроков лишения свободы — Б. Д.), а после войны снова стали служителями культа (курсив наш.— б. Д.)\</div>
<div>
Данная справка — своего рода летопись гонений и репрессий властей на церковь и верующих Карелии с 1917 по 1950 годы. Были, правда, допущены в ней небольшие неточности. Так, например, до войны почти все церкви, функционировавшие в населенных пунктах республики, в том числе в г. Петрозаводске, были закрыты. 3 июня 1941 года Председатель Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР О. Куусинен и и. о. секретаря Президиума Верховного Совета республики Ф. Балагуров подписали Указ о закрытии Неглинской церкви в Первомайском районе г. Петрозаводска. Несмотря на тревожные дни начала Великой Отечественной войны, Президиум Верховного Совета КФССР на своем заседании, состоявшемся 15 июля 1941 года, нашел время для рассмотрения и принятия решения о закрытии последней церкви в Петрозаводске — Зарецкой.</div>
<div>
За каждым из закрытых, разгромленных, сожженных 594 соборов и церквей, 1724 часовен — боль тысяч и тысяч граждан, верующих людей Карелии. В указанной выше справке В. И. Клишко</div>
<div>
1 ЦГА РКГ ф. 2434, оп. 1, д. 3/22, л. 1—3.</div>
<div>
77</div>
<div>
<br /></div>
<div>
не были названы конкретные фамилии священников и монахов Карелии, репрессированных в годы культа личности Сталина, но то, что было именно так — сомневаться не приходится. Напомним читателю, что до революции на территории нашего края насчитывалось 714 человек духовенства различных рангов и 416 монахов, монахинь, послушников и послушниц. Перед войной даже несколько последних функционировавших церквей, в том числе и в Петрозаводске, не имели уже служителей культа, и богослужения в них проводили сами верующие, в том числе и женщины. Закрытие и уничтожение церквей сопровождалось репрессиями в отношении духовенства.</div>
<div>
Здесь нам никак нельзя не сделать хотя бы краткого экскурса в период первых лет советской власти. В эти годы в сложнейших условиях гражданской войны, голода и разрухи проводился в жизнь Декрет СНК РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», подписанный В. И. Лениным 20 января 1918 года. Государственно-церковные отношения в первые годы советской власти — тема отдельного разговора. Здесь лишь заметим, что, к сожалению, отсчет антирелигиозным гонениям, закрытию церквей, сбрасыванию и переплавке колоколов и даже расстрелам священников, вопреки здравому смыслу и в нарушение законодательных актов о свободе совести, начался не в тридцатые и даже не в двадцатые годы, а с самых первых лет молодого Советского государства. По оценке Н. Чугуновой, в масштабе страны «к 22-му году по суду было расстреляно белого духовенства 2691 человек, монашествующих мужчин 1962, монахинь и послушниц 3447, без суда было расстреляно не менее 15 тысяч, ликвидировано более 700 монастырей.</div>
<div>
78</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Соловецкий, как известно, тогда же был превращен в первый концлагерь»1.</div>
<div>
Архивные документы свидетельствуют, что Карелия была в числе тех территорий Советского государства, где уже в первые годы советской власти административно-государственные органы превратили национализацию монастырей в их погром, решали сложные вопросы религиозной жизни не путем убеждения и просвещения, а через административный нажим, переходивший нередко в произвол и репрессии в отношении служителей культа и даже рядовых верующих.</div>
<div>
Трагические события разыгрались, например, в конце октября — начале ноября 1918 года в Александро-Свирском монастыре. Авторы дорево-v люционного времени, изучавшие историю этого монастыря, подчеркивали, что по своему славному историческому прошлому, роли в истории Русского Севера и в жизни Русской православной церкви он стоял в ряду таких известных обителей, как Валаам и Соловки. В октябре 1918 года местные органы власти проводили национализацию имущества этого монастыря, которая завершилась расстрелом в ночь с 1 на 2 ноября того же года Олонецкой уездной чрезвычайной комиссией настоятеля Александро-Свирского монастыря архимандрита Евгения, казначея иеромонаха Варсоно-фия, священника Перова и гражданина Стальбов-ского.</div>
<div>
В том же 1918 году за противодействие декрету СНК РСФСР о свободе совести, выразившееся в отказе передать государству духовные учебные заведения, был выслан из губернии ряд видных священников Олонецкой епархии Русской право</div>
<div>
1 Чугунова Н. Оптина, Завязь... Огонек, 1989, № 34.</div>
<div>
79</div>
<div>
<br /></div>
<div>
славной церкви: ректор Петрозаводской духовной семинарии протоиерей Н. К. Чуков, председатель совета духовного училища епархии священник П. В. Дмитриев, протоиереи Метелев, Дроздин, священники Н. Звероловлев и Сперанцев.</div>
<div>
13 марта 1919 года Олонецкий епархиальный совет Русской православной церкви обратился в Олонецкий губисполком с просьбой пересмотреть дела опальных священнослужителей. На следующий день члены губисполкома приняли постановление: «Уведомить Олонецкий епархиальный совет о том, что советская власть, в частности Олонецкий губисполком, против духовенства, как такового, ничего не имеет. Лицам же, за коих епархиальный совет ходатайствует, надлежит подать собственноручное заявление об освобождении»1.</div>
<div>
После этого заседания губисполкома были пересмотрены дела ряда «опальных» священнослужителей, как писали в официальных документах тех лет, но их освободили, как оказалось, ненадолго. В начале двадцатых годов вновь начались аресты служителей культа. Вот один из секретных документов конца 1922 года — постановление Президиума Карисполкома о выселении в Сибирь священников Олонецкой епархии Русской православной церкви.</div>
<div>
Протокол № 36 заседания Президиума Карельского исполнительного комитета от 22 декабря 1922 года</div>
<div>
Присутствуют: Архипов, Поттоев, Нуортева, Янис, Ющиев, прокурор КТК Копырев.</div>
<div>
ЦГА РК, ф. 28, оп. 1, д. 22/171, л. 24.</div>
<div>
80</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Председательствует: Архипов. Секретарь: Ющиев.</div>
<div>
Слушали: Отношение Кароблотдела ГПУ от 22/XI 1.1922 года за № 4361/с о выселении из пределов КТК б. епископа Ефимия, священников: Ха-зова и Гумилева.</div>
<div>
Постановили: Принимая во внимание, что б. епископ Ефимий и священники Хазов и Гумилев обвинялись в контрреволюционной агитации и преступлении, что в отношении всех доказано, но по амнистии 5-й годовщины от наказания освобождены, что данные лица являются вредными элементами, и пребывание их в пределах Картрудкоммуны, в которой еще не изжита белогвардейщина, и для означенных лиц КТК является благоприятной ареной для их контрреволюционной агитации, Президиум Карисполкома постановляет: епископа Ефимия, т. е. Лапина Евгения и священников: Хазова и Гумилева выселить из пределов КТК сроком не менее чем на пять лет в Сибирь, подтвердить ходатайство Кароблотдела ГПУ и просить особую комиссию при наркомвнуделе РСФСР разрешить указанное выселение, результат чего сообщить Кар-исполкому и ГПУ телеграфом.</div>
<div>
Принимая во внимание, что дальнейшее их пребывание в данный момент на свободе может поднять противоположное настроение масс, предложить ГПУ до получения подтверждения от особой комиссии, принять соответствующие меры изоляции указанных лиц1.</div>
<div>
Напрасно опасался Президиум Карисполкома, принимая меры к изоляции священников Олонец</div>
<div>
1 ЦГА РК, ф. 549, оп. 1, д. 16/162, л. 229.</div>
<div>
81</div>
<div>
6 Зак. 3317</div>
<div>
<br /></div>
<div>
кой епархии Русской православной церкви, так как никаких антигосударственных преступлений, в чем их обвиняли, они не совершали, что стало известно только в последние годы. В Петрозаводске живет внучка одного из указанных выше священников — Георгия Ивановича Гумилева — Ида Анатольевна Смирнова. После ее запроса в КГБ и прокуратуру Карельской АССР подтвердилась невиновность деда, в чем она и не сомневалась никогда. Г. И. Гумилев, как и другие священники, стал жертвой первого этапа антицерковного террора и беззакония.</div>
<div>
Репрессиям подвергались не только представители духовенства, но и рядовые верующие. Вот только один из типичных примеров произвола в отношении рядовых верующих. Председатель Верховного суда Карельской АССР Б. К. Таратунин в своем интервью, данном республиканской газете «Ленинская правда», говорил: «10 января 1938 года были арестованы, а затем и расстреляны две крестьянки-вдовы Екатерина Житейная и Наталья Костина из села Сумпосад Беломорского района. «Вина» 47-летней Житейной и 64-летней Костиной заключалась в том, что после того как в 1935 году в Сумпосаде закрыли церковь1, набожные поморки продолжали молиться на дому у одной из верующих. Конечно же, теперь женщины реабилитированы, о чем мы и сообщили дочери Екатерины Житейной в Архангельск, откуда пришел в прокуратуру запрос об этом деле»2.</div>
<div>
Преследования и расстрелы за православную веру, закрытие и разгром церквей, изъятие церков</div>
<div>
1 Президиум КарЦИКа принял решение о закрытии церкви в Сумпосаде 8 мая 1936 года.</div>
<div>
2 Ленинская правда, 1989, 4 марта.</div>
<div>
82</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ных ценностей — все это звенья в цепи многолетнего антицерковного террора, которые сегодня отнесены к преступлениям против человека. Но в тридцатые годы истребление священнослужителей и рядовых верующих оценивалось официальной пропагандой как «вклад в борьбу с контрреволюционными элементами и бандами». В этой фразе вся мораль той эпохи, точнее свидетельство ее безнравственности.</div>
<div>
Результаты «гигантских успехов в социалистическом строительстве», о чем в 1939 году говорили на многочисленных собраниях, посвященных итогам XVIII съезда партии, в полной мере ощущаем только сейчас. Все экономические реформы, проводимые в стране в последующие годы, пока, к сожалению, ощутимых результатов не дали. Но в духовной жизни, пусть медленно, но все-таки изменения происходят. Начало становления новых государственно-церковных отношений и осуществления подлинной свободы совести было положено во второй половине восьмидесятых годов в связи с подготовкой и празднованием 1000-летия крещения Руси, получившими не только религиозное, но и широкое общественно-политическое звучание. Эта историческая дата была отмечена и в Карелии. В праздничных мероприятиях, посвященных 1000-летию крещения Руси, принял участие митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (ныне — Патриарх Московский и всея Руси Алексий II).</div>
<div>
В конце сентября 1990 года Верховный Совет СССР принял первый общесоюзный Закон «О свободе совести и религиозных организациях». Парламентские корреспонденты газеты «Правда», на наш взгляд, дали этому документу точную политическую оценку. «Нынешний Закон о свободе совести,— писали они,— это своего рода искупле-</div>
<div>
83</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ние государством греха перед духовным наследием религии»1. 25 октября 1990 года Верховный Совет РСФСР принял Закон «О свободе вероисповеданий», на основе которого строятся и развиваются современные государственно-церковные отношения как в Российской Федерации в целом, так и в Республике Карелия.</div>
<div>
Итак, сделаны первые шаги на пути искупления. Признав грех — сумеем ли искупить его?</div>
<div>
Правда, 1990, 27 сентября.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ПОТЕРЯННЫЙ МИР</div>
<div>
Раскулачивание, ликвидация кулачества как класса — что это было? Как проводилась в жизнь эта политика? Каковы ее результаты? Полных ответов на эти вопросы у нас пока нет.</div>
<div>
Коллективизация, составной частью которой была политика ликвидации кулачества как класса, стала пробным камнем, первым грандиозным экспериментом сталинского руководства над своим народом. Оценки ученых тут весьма расходятся, но в любом случае потери человеческих жизней в годы «великого перелома» — миллионные. Однако репрессии обрушились на крестьянина не сразу. Сначала его пытались задушить экономическими мерами. Под ними понималось прежде всего увеличение налогового обложения. Такого рода меры весьма охотно применялись по отношению к зажиточным крестьянам уже в 1926—1927 годах. Причем часто наносились удары по хозяйствам наиболее рентабельным, больше других производящим продуктов на продажу.</div>
<div>
Председатель СНК РСФСР А. И. Рыков, выступая на собрании актива Ленинградской парторганизации 30 ноября 1928 года, говорил: «Индивидуальное обложение хотя бы одного середняцкого хозяйства из 100—200 дворов, перешедшего без найма рабочей силы и аренды к лучшей</div>
<div>
85</div>
<div>
<br /></div>
<div>
системе обработки земли, означает по существу борьбу против культурного земледелия»1. Все более и более усиливающееся давление налогового пресса на зажиточных крестьян имело причину, на которую указывает известный экономист-аграрник профессор Н. Д. Кондратьев: есть страх перед существующим и несуществующим кулачеством. Этот замечательный ученый, работы которого до сих пор почти недоступны, писал: «...Легко находить кулаков там, где имеет место здоровый, энергичный слой крестьянских хозяйств с наиболее высокой производительностью труда и наиболее быстрым накоплением»2.</div>
<div>
Не полагаясь более на «меры экономического порядка», Сталин и его окружение посчитали возможным покончить с кулаком «в порядке административных мер». Одной из ступеней по подготовке к этой беспрецедентной акции была работа специальной комиссии Совнаркома СССР по тяжести налогообложения. Комиссия констатирует наличие в стране 3,9 процента кулаков на 1926— 1927 годы. Но было ли кулачество классом? Известный экономист А. В. Чаянов писал: «...B пределах русского крестьянства социальная дифференциация находится еще в зачаточном состоянии»3. Многие советские ученые, в частности академик ВАСХНИЛ В. А. Тихонов, не считают кулачество отдельным классом, а слоем в составе класса крестьянства. К моменту начала раскулачивания эта социальная группа в составе крестьянства по официальным данным составляла всего 2,2 процента.</div>
<div>
1 Рыков А. И. Избранные произведения. М., 1940. С. 441.</div>
<div>
2 Большевик, 1927, № 13. С. 46.</div>
<div>
3 Чаянов А. В. Крестьянское хозяйство. М., 1989. С. 428.</div>
<div>
86</div>
<div>
<br /></div>
<div>
11 января 1930 года в газете «Правда» была опубликована передовая статья «Ликвидация кулачества как класса становится в порядок дня», в которой содержится призыв «объявить войну не на жизнь, а на смерть кулаку и в конце концов смести его с лица земли». Война, как мы понимаем, позволяет применять любые меры в отношении противника.</div>
<div>
Теперь обратимся к одному любопытному документу, утвержденному Президиумом ЦИК СССР 4 февраля 1930 года. Называется этот документ «Секретная инструкция ЦИКам и Совнаркомам союзных и автономных республик, краевым и областным исполнительным комитетам». В тексте документа, подписанного М. И. Калининым, А. И. Рыковым и А. Енукидзе, читаем: «...Общее число ликвидируемых хозяйств по всем районам составляло бы в среднем 3—5%. Настоящее указание (3—5%) имеет целью сосредоточить удар по действительным кулацким хозяйствам и безусловно предупредить распространение этих мер на какую-либо часть середняцких хозяйств»1. Интересен этот документ тем, что противоречит очевидным фактам: если на 1926—1927 годы имелось 3,9 процента кулаков, а на 1929 год почти вдвое меньше, то, таким образом, «указание» о 3—5 процентах, которые следует подвергнуть раскулачиванию, является не чем иным, как. сознательным, заведомым распространением мер, предусмотренных по отношению к кулачеству, на часть середняц-</div>
<div>
КИХ0Х60^тиСмся еще к одному документу, датируе-^*Г« маем 1931 года, который дает критерии для ^рий:аселенияД Подлежащих раскулачиванию:</div>
<div>
1 ЦГА РК, ф. 604, оп. 1, д. 43, л. 17.</div>
<div>
87</div>
<div>
<br /></div>
<div>
«а) кулацкие хозяйства, обложенные в 1930—1931 гг. в индивидуальном порядке; б) кулацкие хозяйства, которые по времени проведения сельхозналога 1930—1931 гг. ликвидировали сами или под бременем налогового пресса свои кулацкие признаки; в) хозяйства лиц, живущих в течение последних лет и в настоящее время на нетрудовые доходы (торговцы, подрядчики, скупщики, крупные домовладельцы), хотя они не облагались сельхозналогом по причине отсутствия у них сельского хозяйства; г) хозяйства лиц, бывших в прошлом крупными промышленниками, купцами, подрядчиками, как не облагаемые налогом, так и облагаемые в настоящее время в общем порядке»1. Такого рода критерии, из которых только первый позволяет говорить о действительных кулаках, давали возможность для самого широкого их толкования и, следовательно, объективно способствовали самому дикому произволу в деятельности районных троек по коллективизации.</div>
<div>
Обратимся к низовому звену, к тем своеобразным «критериям», которые использовались представителями райтроек по коллективизации. Вот типичные формулировки Олонецкой райтройки: «хозяйство единоличное, выше среднего», «ниже среднего, но ненадежный элемент», «подрыв авторитета местных властей и тормоз коллективизации»2. А вот достойный перл, который хочется воспроизвести полностью: «Семью Богданова считать необходимым выселить из района, как проявившую себя в весну 1931 года явно антиколхозной и разлагающей»3.</div>
<div>
1 ЦГА РК, ф. 604, on. 1, д. 1/3, л. 1.</div>
<div>
2 ЦГА РК, ф. 604, оп. 1, д. 1/4, л. 131.</div>
<div>
3 Там же, л. 131.</div>
<div>
88</div>
sibirskaya-vandeyahttp://www.blogger.com/profile/07888973132611524037noreply@blogger.com0tag:blogger.com,1999:blog-5841045359038978715.post-80696843430257748122014-06-28T07:40:00.000-07:002014-06-28T07:40:48.606-07:004 Их называли КР Репрессии в Карелии 20-30-х годов<div>
<br /></div>
<div>
Все это было бы смешно, когда бы не страшные последствия для людей, оказавшихся в числе «ненадежных элементов» и «тормозов коллективизации». Для одних это означало выселение из родных мест, потерю всего, что было нажито за долгие годы, для других — лагеря, для третьих — смерть.</div>
<div>
Обратимся к спискам лиц, подлежащих раскулачиванию, сосредоточенным в фонде 604 Центрального государственного архива КАССР. Читаем: «Пономарев Андрей Яковлевич, 1878, русский, с. Святозеро. Дом 500 рублей, мебель, тулуп 60 рублей. Мать Акулина, 70 лет. Дочь — счетовод лесничества. Поп, вредный элемент, крайне нежелательный. Колхоз с. Святозеро. По I категории». Далее следует резолюция: «Собрать материал и в лагерь». Еще одно хозяйство, подлежащее раскулачиванию из того же списка: «Тимофеев Михаил Иванович, 1898 г., карел, дер. Березов-Наволок, 9 дес. земли, 2 лошади, 5 коров, 2 дома больших новых, амбар, упряжь, ригача, бричка. Налог 136.35. Жена Анастасия, 35 лет, отец — 61 год, мать, 64 года, брат Андрей, 43 лет, невестка Евдокия, 32 года, дети 6, 10, 6, 3 и 2 лет. Спекулировал хлебом, проводит антисоветскую агитацию. Не лишены возможности связи с заграницей. Вагвозер-ский с/с. II категория». И еще более интересная запись: «Куликовский Степан Павлович, лишенец. Русский, с. Святозеро. Не имущий. Жена. Дьякон. По III категории».</div>
<div>
Раскулачиваемые по I категории выселялись за пределы республики, направлялись в Сибирь или в северный край. Те, кто попадал под II категорию, лишались имущества и прав и выселялись за пределы района. Подвергнутые раскулачиванию по III категории поражались в правах, лишались иму</div>
<div>
89</div>
<div>
<br /></div>
<div>
щества, но могли оставаться в родном районе, превращались в изгоев общества.</div>
<div>
Единственной виной этих людей было, как правило, умение вести хозяйство и нежелание вступать в колхоз.</div>
<div>
Сопоставим две цифры. Согласно Ежегоднику статистического управления АКССР население края на конец 1929 года составляло 295,4 тысячи человек1. Согласно спискам по районам в период с 1 марта 1930 года по июль 1931 года подлежало раскулачиванию 1221 крестьянское хозяйство2. Крестьянские семьи были большими. В списках встречаются хозяйства с числом до 9—12 человек. Если даже мы возьмем нижний уровень по числу членов крестьянской семьи в 5 человек, то и тогда получим цифру в 6105 человек. Далеко не все они были кулаками-мироедами. Были среди них и середняки, упорно не желающие вступать в колхозы, были люди, давно «утратившие свои кулацкие признаки», и, наконец, среди них были малые дети и древние старики. Все они стали жертвами жестокого эксперимента, затеянного Сталиным и его окружением.</div>
<div>
И еще один документ. Из Постановления ЦИК и Совнаркома АКССР «О колхозном строительстве и ликвидации кулака как класса» от 5 марта 1930 года: «Во избежание осложнений политической обстановки в АКССР как пограничной республике, территория которой к тому же насыщена большим количеством преступных элементов (УСЛОН, колония заключенных ГУМЗ НКВД РСФСР),</div>
<div>
1 Автономная Карельская Социалистическая Советская Республика. Ежегодник. Выпуск IV. Издание статистического управления, 1931. С. 1.</div>
<div>
2 ЦГА РК, ф. 604, on. 1, д. 1/1.</div>
<div>
90</div>
<div>
<br /></div>
<div>
просит ВЦИК исключить АКССР из числа районов ссылки кулачества»1.</div>
<div>
До начала строительства Беломорско-Балтий-ского канала оставалось еще два года. После чего количество «преступных элементов» в крае значительно возрастет, сюда хлынет поток спецпереселенцев из числа кулаков, «подкулачников», Карелия покроется сетью лагерей. Все это еще впереди, а пока коллективизаторы-активисты вгоняют крестьянство края в лучшую жизнь.</div>
<div>
Коллективизация шла рука об руку с раскулачиванием. Именно угроза неминуемого раскулачивания зачастую гнала крестьян в колхозы. Об этом недвусмысленно говорят сводки ГПУ АКССР. Сводка от 23 марта 1930 года: «Шелтозерский район, д. Житноручей. Член правления колхоза Кудрявцев сперва запугал раскулачиванием, отбором имущества и т. д., а потом объявил запись. Записались все, а теперь начинают уходить из колхоза. ...Деревня Каскесручей. Член ВКП(б) Один во время доклада заявил, что кто не записался в колхоз, у того будет конфисковано все имущество, а он выслан в северный край.</div>
<div>
Олонецкий район. Тигверский сельсовет. Председатель сельсовета Еремеев производил угрозы: выселением, конфискацией имущества. Сельский совет коллективизирован на 100%. Все имущество</div>
<div>
обобществлено»2.</div>
<div>
В сводке от 20 апреля 1930 года читаем: «Вид-лицкий район. Ладвинский сельсовет. Агроном Су-рин заявил, что кто не вступит в колхоз, не получит хлебной нормы, а самого сошлют в Америку.</div>
<div>
1 ЦГА РК, ф. 604, оп. 1, д. 1/2, л. 12.</div>
<div>
2 ЦГА РК, ф. 604, оп. 1, д. 1/3, л. 51.</div>
<div>
91</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Пудожский район, с. Филимониха. Учитель Фелин, проводя организационное собрание, заявил: «За отказ от вступления в колхоз конфискуют скот и землю, выселят за пределы Карелии»1.</div>
<div>
Даже центральные органы партии вынуждены обратить внимание на многочисленные факты вопиющего беззакония, которое, впрочем, именуется всего лишь «искривлениями партийной линии».</div>
<div>
Ретивые исполнители на местах, конечно же, не были «контрреволюционными элементами», беззаконие в таких масштабах просто невозможно ввести в какие-либо рамки законодательными постановлениями. Представители районных троек, областных и республиканских комиссий по раскулачиванию в меру своих сил старались исполнить распоряжения центральных органов, многие из них считали необходимым не только выполнить, но и перевыполнить плановые показатели, спускаемые сверху. Раскулачивание должно было проводиться в районах сплошной коллективизации. А как быть, если до требуемого процента еще далеко? Тогда местные власти выступали с «инициативой». Bot очень характерные предложения со стороны олонецкой тройки по ликвидации кулачества: «Учитывая бешеное сопротивление кулаков, а также их влияние на бедняцко-середняцкую часть крестьянства, задержку и травлю таковых о вступлении в колхоз, просить центральную комиссию, хотя и недостигшего предельного процента коллективизации, признать Мегрецкий сельсовет сельсоветом сплошной коллективизации...</div>
<div>
Сармяжский сельсовет, как продолжающую в нем тягу в колхозы, просит центральную комиссию признать сельсоветом сплошной коллективи-</div>
<div>
ЦГА РК, ф. 604, оп. 1, д. 1/3, л. 125.</div>
<div>
92</div>
<div>
<br /></div>
<div>
зации и на основе этого ликвидации кулака по этим сельсоветам разрешить, о чем и просить санкционирования»1. Косноязычие данного документа свидетельствует о стремлении его авторов к скорейшей ликвидации кулачества, хотя даже по мнению высших органов время для этого еще не наступило.</div>
<div>
Политика руководства партии и страны была в отношении кулачества вполне последовательной и с точки зрения Сталина и его окружения вполне правильной, однако она знала моменты некоторых послаблений, незначительных откатов от твердой линии, которые, впрочем, затем проводились с прежней энергией. Зачастую даже областные органы терялись, не зная, какой характер будет носить очередное постановление. Как правило, некоторое ослабление давления на крестьян происходило в период посевной (вспомним статью Сталина «Головокружение от успехов»), осенью же вновь «закручивались гайки». Опасаясь, в буквальном смысле слова, за свою голову, руководители республиканской комиссии по переселению кулаков предупреждали районные власти: «Предупредить все районные тройки о том, что впредь до решения центральных органов о развертывании работы по ликвидации кулачества как класса на базе сплошной коллективизации в пределах административного района или сельсовета, никаких мероприятий по фактической ликвидации кулацких хозяйств (конфискация имущества, выселение и т. п.) производиться не должно»2.</div>
<div>
Возглавлял республиканскую комиссию по ликвидации кулачества председатель СНК АКССР</div>
<div>
1 ЦГА РК, ф. 604, оп. 1, д. 1/4, л. 63.</div>
<div>
2 ЦГА РК, ф. 604, оп. 1, д. 1/3, л. 1.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Э. А. Гюллинг, его непосредственным заместителем был К. М. Полин — нарком юстиции республики. Оба они, как, впрочем, и многие рядовые исполнители на местах, были уничтожены в годы массовых репрессий. Понимали ли эти люди, к каким последствиям могут привести «меры административного порядка», применяемые к собственному народу? По-видимому, понимали, так как в протоколах республиканской комиссии по раскулачиванию мы встречаем и негативную оценку действий слишком рьяных исполнителей на местах и попытки хоть как-то улучшить быт спецпереселенцев. В «Разъяснении РИКам — от Совнаркома АКССР», направленном на места в марте 1930 года за подписью Н. А. Ющиева, К. М. Полина, Ф. Е. Пот-тоева, указывается: «...Ни в коем случае не должно допускаться отнесение к раскулачиванию хозяйств, не являющихся кулацкими, хотя бы лица этих хозяйств и были лишены избирательных прав по другим основаниям»1 и далее «...не допускать каких бы то ни было изъятий имущества, выселений с домов, расхищения имущества и других мер воздействия впредь до утверждения персонально каждого раскулачиваемого хозяйства Кар-ЦИКом»2. В протоколе заседания республиканской комиссии от 2 сентября 1931 года указывается: «Для создания молочной фермы предложить Олонецкому, Пряжинскому и Петровскому районам выделить 100 голов крупного рогатого скота из выселяемых кулацких хозяйств. Олонецкому РИКу — 60 голов рогатого и 26 голов рабочего, Пряжинскому — 30 голов рогатого и 26 голов рабочего, Петровскому — 8 голов рогатого и 8 голов</div>
<div>
1 ЦГА РК, ф. 604, оп. 1, д. 1/2, л. 27.</div>
<div>
2 ЦГА РК, ф. 604, оп. 1, д. 1/2, л. 27.</div>
<div>
94</div>
<div>
<br /></div>
<div>
рабочего»1. Молочная ферма должна была создаваться на острове Гольцы в месте, предназначенном для выселяемых кулаков. Во многих протоколах заседания комиссии указывается на ужасные условия существования людей в местах высылки. Так в протоколе № 13 от 21 октября 1931 года говорится об отсутствии расценок работ спецпереселенцев, произволе бригадиров и десятников, неудовлетворительных жилищных условиях на острове Гольцы, катастрофическом положении с продовольствием в Кашиной Горе и т. п.2</div>
<div>
Однако никому бы не пришлось ломать голову о том, чем прокормить спецпереселенцев, как обеспечить их работой, как организовать быт, если бы людей не гнали с насиженных мест, не заставляли все бросать и не везли в теплушках, санными поездами, баржами туда, «где Макар телят не пас».</div>
<div>
И еще одна особенность коллективизации и раскулачивания. Сталинское руководство выбивало у крестьян почву для сопротивления тем, что репрессии осуществлялись рабочими-активистами, хорошо известными на местах советскими и партийными работниками, нередко выходцами из той же деревни. Выступать против них означало выступать против «своих».</div>
<div>
В последнее время немало делается для возвращения из небытия многих имен. Публикуются списки людей, погибших в годы массовых репрессий. Настало время вспомнить миллионы крестьян, пострадавших в годы «великого перелома». Вспомнить всех, кто понес несправедливое наказание только за то, что хотел лучше жить, хотел кормить себя и свою страну хлебушком. Вспомним их.</div>
<div>
1 ЦГА РК, ф. 604, оп. 1, д. 1/3, л. 26.</div>
<div>
2 ЦГА РК, ф. 604, on. 1, д. 1/3, л. 32.</div>
<div>
95</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ЛАГЕРНЫЕ МУЗЫ</div>
<div>
Заметки дилетанта о театре и музыке на Соловках в двадцатые годы</div>
<div>
Нигде так не любят, не ценят своего театра, как на каторге. Нигде так не гордятся им и актеры и зрители.</div>
<div>
...Театр на каторге — экзамен на право считать себя человеком. Восстановление в этом отнятом праве.</div>
<div>
Из книги Бориса Ширяева «Неугасимая лампада»</div>
<div>
Немногие из старых соловчан — заключенных Соловецких лагерей особого назначения ОГПУ (1923—1930 годы) оставили нам воспоминания о своих испытаниях в СЛОНе. В этих мемуарах мы встречаем ненависть и недоумение, боль и радость, словом, все то, что переполняет память немало переживших на своем веку людей. Некоторые смакуют страшные сцены издевательств и насилия, но большинство пытаются рассказать и о том, что давало возможность даже в таких жестоких условиях сохранять человеческое достоинство. Для нас, потомков, отдаленных от тех трагических лет не только значительным пластом времени, но и, что гораздо важнее, иными моральными, нравственными, идеологическими взглядами, необычайно важно знать о тех проявлениях культуры и духовности, свежие и сильные ростки которых так и не смог загубить тоталитарный режим. С особой контрастностью о них можно судить по уникальным примерам духовной жизни в ГУЛАГе.</div>
<div>
В Соловецких лагерях к ним в первую очередь</div>
<div>
96</div>
<div>
<br /></div>
<div>
7 Зак. 3317</div>
<div>
<br /></div>
<div>
нужно отнести издание лагерного журнала (с марта 1924 года — «СЛОН», с января 1925 — «Соловецкие острова»), работу членов Соловецкого общества краеведения — СОК, организованного в сентябре 1924 года и до октября 1926-го входившего в состав Архангельского общества краеведения, а также деятельность соловецкого театра, основанного на год раньше СОКа, и тесно с ним связанных музыкантов и певцов.</div>
<div>
Каждое из этих направлений формальной лагерной культуры, легально существовавшей в Соловках двадцатых годов, по-своему интересно и значительно, но театр все же выделяется на общем фоне особой колоритностью. Его судьба непременно когда-нибудь привлечет к себе внимание профессиональных исследователей театра, ибо нельзя не прочесть столь редкостную страницу в истории сценического искусства. Возможно, они сумеют восстановить историю соловецкого театра во всей ее полноте. Мы же попытаемся лишь в самых общих чертах наметить основные вехи его развития в двадцатые годы.</div>
<div>
«В этой опустошенной ризнице Преображенского собора в 1923 году ударил топор плотника. В храме, где незримо колыхались седины Зосимы и Савватия, внезапно выросли театральные подмостки. И 23 сентября 1923 года сотни угрюмых прину-диловцев, переполнивших открывшийся театр, впивались глазами в новенький занавес с нашитой на нем эмблемой будущей нашей весны — белой соловецкой чайкой». Так начинал свой рассказ о театре в Соллагерях Николай Литвин — бывший журналист либеральных ростовских газет, выброшенный революцией с родины и поплатившийся за свое сменовеховство концлагерем. В Соловках он оказался в узком кругу лагерной «богемы» —</div>
<div>
98</div>
<div>
<br /></div>
<div>
тонкого слоя заключенных интеллигентов, активно участвовавших в культурной жизни каторги. Н. К. Литвин близко знал многих из тех людей, с которыми нам предстоит познакомиться. Он был знаком и с Борисом Николаевичем Ширяевым, осужденным на 10 лет за попытку перехода границы. Статьи Н. Литвина и книга Б. Н. Ширяева станут для нас, наряду с публикациями в соловецкой печати тех лет, гидами и проводниками в царство лагерных муз. Итак, зрительный зал полон, медленно гаснет свет, в соловецком театре поднимается занавес...</div>
<div>
Сезон открылся пьесой «Сокровище» Мясниц-кого (И. И. Барышева), русского драматурга последней четверти XIX — начала XX веков, автора многочисленных комедий-фарсов. Первым соловецким режиссером-постановщиком стал Вечерин. К сожа-</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Б. H. Ширяев</div>
<div>
лению, об этом человеке мы ничего не знаем. О нем или о втором известном нам режиссере — Любохонском писал Н. Литвин: «Вот он, высокий, худой, рыжий, длинноволосый режиссер, чекист с видом декадентского поэта». Когда-то, видимо, этот «тощий и чахоточный» человек играл в уездном театре в амплуа трагика, а теперь решил продолжить свою театральную карьеру в новом качестве.</div>
<div>
Первый руководитель театра столкнулся с громадными проблемами. Во-первых, нужно было найти людей, согласных после десяти, а то и более часов работы играть на сцене. Во-вторых, необходимо было заручиться поддержкой лагерной администрации. Упорство «эстетствовавшего чекиста» тем более достойно уважения потому, что это была, по-видимому, самая что ни на есть «голая» инициатива, чистой воды энтузиазм заключенных,</div>
<div>
100</div>
<div>
<br /></div>
<div>
фанатически преданных театру. Воспитательной части УСЛОН тогда еще не существовало, более того, «она создалась позже, как надстройка над уже начатой «снизу» культурной работой». Можно только догадываться, сколько было приложено усилий, чтобы соловецкий театр распахнул свои двери.</div>
<div>
Очень жаль, что не дошли до нас имена первых актеров соловецкой труппы. Все они были любители, никогда не игравшие до этого на сцене, все — заключенные, чувствовавшие в себе возможность к творческому самовыражению. Состав труппы все время менялся. Кто бросал сам, кого выпроваживали из-за полной бесталанности, кого подневольная лагерная судьбина срывала с обжитых мест. За первый год существования театра в качестве актеров выступили почти сто человек. Но уже с конца 1923 года в труппе начинает формироваться ядро профессионалов, которые станут лидерами театральной жизни Солов ков.</div>
<div>
Первой такой ласточкой стал И. А. Арманов1, прибывший в лагеря, видимо, в декабре 1923 года. Невысоко оценивая сценический талант этого «третьеразрядного провинциального актера», Б. Ширяев отмечает его великую, пламенную любовь к театру: «Даже сидя под следствием в Бутырках, он ухитрился и там, в набитой до отказа общей камере, составить нечто вроде труппы-варьете с танцорами, певцами, декламаторами и китайским фокусником». Арманов становится самостоятельным режиссером и постановщиком.</div>
<div>
Он развернул кипучую деятельность. Было закончено оформление сцены, зрительного зала, отрегулировано освещение. Декоратор Иван Иванович Баль хлопотал над своим небогатым хозяйст-</div>
<div>
1 Здесь и далее см. примечания в конце статьи.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
вом, он же изобразил под рампой «идеологически выверенный» лозунг: «Труд без искусства—варварство!» Актеры были вынуждены следовать ему в буквальном смысле слова, они «...репетировали и выступали после выполнения тяжелого урока2 в лесу. Более того, в день спектакля они старались возможно раньше выполнить норму, чтобы успеть до начала его привести себя в порядок, побриться (это было нелегко, иметь бритвы при себе не разрешалось), выпросить у приятелей недостающие принадлежности костюма, повторить роль или немного отдохнуть...» «И были случаи, когда через 2 часа после ударника3 должен был начаться спектакль и соловецкие актеры играли».</div>
<div>
Когда не было текстов пьес, их восстанавливали по памяти. Отдельные роли переписывались от руки и по вечерам при слабом, колеблющемся свете керосиновых ламп эти затертые тетрадки пере-листывались разбухшими от работы в прачечной, исколотыми в портняжной мастерской, смозо-ленными на рубке леса руками. Усталость отступала перед страстным желанием приобщиться к искусству. Ничего, что декорации предельно стилизованы, пусть вместо сцены лежат поваленные шкафы, не беда, если костюмы будут излишне яркими, аляповатыми (сами актеры шили их из остатков былой монастырской роскоши — риз и парчи). Все это— недостойные переживаний мелочи, в сравнении с попыткой Творчества...</div>
<div>
С приездом Арманова и профессиональной артистки Тунгузковой театр решился на крупные постановки, начав в январе 1924 года с «Дяди Вани» А. П. Чехова и «Детей Солнца» М. Горького. Позже были осуществлены такие серьезные пьесы, как «Лес» А. Островского и «На дне» М. Горького. Обращение Арманова к классике вполне понятно —</div>
<div>
102</div>
<div>
<br /></div>
<div>
сильной драматургией он пытался компенсировать невысокий уровень актеров и собственную режиссерскую неуверенность. Тем не менее, нужно отдать ему должное — именно он заложил фундамент соловецкой сцены и заставил лагерное начальство смотреть на театр как на действительно серьезное начинание.</div>
<div>
Первые успехи вскружили Арманову голову, и он решается отправиться со своей труппой, как и положено настоящему театру, на летние гастроли в г. Кемь. Поездка на материк, однако, закончилась провалом, и режиссер вернулся в Соловки «пришибленный неудачей». Перед гастролями он совершает, как выяснилось позже, еще одну роковую ошибку, пытаясь, видимо, показать, что кроме всего прочего, он еще и способный теоретик. В майском номере лагерного журнала Арманов помещает заметку «Основа театра СЛОН», в которой с убедительным пафосом призывает к «истинно социалистическому духу» и «революционному протесту против капиталистических оков». Страшный скандал грянул через полгода: блистательная статья оказалась... банальным плагиатом! Катастрофа была полной, и бывший «главреж» от стыда подальше уехал в лагерную «провинцию», на Конд-остров. Ori вскоре вернется в труппу, но уже в качестве второстепенного режиссера, а дурная слава будет сопровождать его постоянно, вплоть до отъезда из Соловков в ноябре 1925 года, отражаясь в едких, порой до презрительности, обвинениях местной театральной критики в «халтуре».</div>
<div>
Однако авторитет Арманова-лидера был подорван еще раньше ссорами со вторым режиссером (возможно, Любохонским). Из-за них театр разделился на враждующие группы. Творческий кризис мог затянуться, если бы не появление на Соловках</div>
<div>
103</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ранним летом 1924 года еще одной яркой фигуры — Макара Семеновича Борина. Он прибыл в Соловки, имея тридцатилетний опыт актера-комика в провинциальных театрах Саратова, Ташкента, Риги, Одессы, Казани и других городов. «Маленький, кругленький, крепко сшитый», Борин сначала, как и все заключенные, попал на общие работы, но сразу после окончания этого «испытательного срока» пришел в соловецкий театр, и пришел хозяином. Для своего дебюта в августе 1924 года он выбрал комедию «Свадьба Кречинского», первую часть трилогии русского драматурга второй половины XIX века А. В. Сухово-Кобылина4. Борин рассчитал все. Сама пьеса, рассказывавшая о судьбе дворян, стремившихся любыми средствами сохранить возможность жить в роскоши и безделье, с одной стороны, не могла вызвать подозрений у лагерного начальства, а с другой — не отталкивала от нового режиссера местную интеллигенцию, в том числе «бывших». Борин отобрал лучших актеров и добился полного успеха. «Разница между ним и Армано-вым была ясна, и Борин стал первым освобожденным от других работ руководителем соловецкого театра»,— пишет Б. Ширяев.</div>
<div>
Опытный старый актер, отлично разбиравшийся в людях и обстоятельствах, М. С. Борин в специфических условиях каторги прекрасно понимал, что лучший способ удержаться на плаву — не рисковать. В хитросплетениях взаимоотношений внутри лагерного начальства он быстро выделил ключевую для судьбы театра фигуру помощника начальника ВТЧ Д. Я. Коганова — бывшего видного чекиста, сосланного на Соловки на 10 лет. Партиец-интеллигент, деловитый, умный, широко эрудированный, Коганов с легкостью подчинил себе слабовольного начальника ВТЧ Н. Г. Неверова и даже</div>
<div>
104</div>
<div>
<br /></div>
<div>
начальника административной части, грубого и необразованного Р. И. Васькова, в чьей власти было уничтожить любое культурное начинание. Обеспечив поддержку «сверху», Борин через месяц после дебюта подтверждает свою благонадежность новой работрй. Он ставит пьесу голландского драматурга Г. Гейерманса «Гибель „Надежды"», направленную против эксплуатации рыбаков.</div>
<div>
После этого режиссер обращается к русской классике и ставит пьесы Островского, Гоголя. Его авторитет растет, и в конце 1924 года Борин дал действительно блестящий парадный спектакль — «Бориса Годунова» А. С. Пушкина в собственных декорациях и роскошных костюмах. Это был не только новогодний подарок соловчанам, но и своеобразная визитная карточка театра для московской комиссии, которую возглавлял Г. И. Бокий — член коллегии и начальник спецотдела ОГПУ. Успех принес реально ощутимые результаты — в начале 1925 года каждый четвертый артист уже был освобожден от других работ и был занят только на сцене. К театру прикрепили технический персонал: портного, парикмахера, бутафора, плотников.</div>
<div>
М. Борин строил репертуар почти исключительно на дореволюционных сочинениях, большей частью — русских авторов. Среди них попадались и откровенно слабые пьесы, как, например, «Чужие» И. Н. Потапенко. Драматургия Потапенко вообще отличалась нарочитостью и искусственностью, а в руках неопытных соловецких актеров его пьеса превратилась, как отмечал местный критик, в унылую обывательскую слякоть. В этом спектакле, состоявшемся в середине декабря, впервые приняла участие новая для соловецкой публики артистка Рахман, которая обещала быть настоящей и, по-видимому, способной актрисой.</div>
<div>
105</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Для Борина, которому катастрофически не хватало исполнителей женских ролей, это была настоящая находка. Благодаря Рахман, он смог открыть сезон 1925 года «Грозой» А. Островского, чем окончательно закрепил за собой славу приверженца «седых» традиций.</div>
<div>
В этом смысле репертуар имел определенную направленность — из 55 пьес, поставленных за полтора года существования театра, 34 принадлежали перу отечественных классиков, а также других русских авторов, в то время как лишь 10 спектаклей можно было отнести к вполне революционным. Естественно, однозначно оценивать цели театра в этот период как пропагандистские и «воспитательные» (в концлагерном понимании этого термина) можно только с очень большой натяжкой, значительно упрощая его творческий путь. Один из соловецких критиков, руководитель драмкружка красноармейцев на острове Г. И. Никитин отмечал в начале 1925 года, что местный театр — «разумное развлечение в часы досуга, отдых людям». Это очень важное признание говорит о том, что лагерная администрация вовсе не довлела над театром, и он имел известную самостоятельность и свободу выбора, не будучи обязанным ставить только пропагандистские спектакли. По мнению Б. Ширяева, в 1923—1927 годах в Соловках шли пьесы, запрещенные в стране,— «Псиша», «Старый закал», «Каширская старина», «Сатана» (Гордина), сценическая переработка «Идиота». Их разрешал заместитель начальника УСЛОНа Ф. И. Эйхманс, любивший театр и желавший видеть интересные спектакли. Более того, он считал, что делать театр пропагандистским придатком УСЛОНа вообще не имеет смысла: «Попов и генералов все равно не сагитируешь, а гнилую</div>
<div>
106</div>
<div>
<br /></div>
<div>
шпану и агитировать не стоит!» Парадокс состоит в том, что в культурной жизни концлагеря свободы было больше, чем за пределами зоны. В своих владениях ОГПУ не боялось вольностей, недопустимых для всех остальных граждан.</div>
<div>
1924 год был для Соловков не только годом становления своего театра, но и годом зарождения музыкальных вечеров. Их проводили Городецкий (скрипка), В. Струкгоф (виолончель), Левкасси (рояль). Исполнялись произведения Генделя, Мендельсона, Листа, Даргомыжского и других композиторов. Левкасси аккомпанировал местным певцам, которые брались за очень серьезные выступления. Например, Кузьмин исполнял арии из оперы «Тоска» великого Пуччини, вместе с Г. Миловано-вым, обладателем мощного, но совершенно не обработанного баса, внушавшего мистический ужас «шпане», они представляли слушателям инсценированные отрывки из «Паяцов» Р. Леонкавалло — оперы, которая принесла когда-то автору огромную популярность. Свое вокальное дарование демонстрировали также Городецкий и Роднов.</div>
<div>
Выбор соловецкими музыкантами и певцами такого сложного репертуара говорит, несомненно, об их творческой смелости и определенном техническом уровне исполнения. Это были попытки заключенных проявить себя в настоящем искусстве, а не ущербная «воспитательная» работа.</div>
<div>
Одновременно возникли и два хора — русский (руководитель Равтопулло) и украинский (Рома-щенко). Украинцы организовали и театральную труппу, обратившись к наследию видного национального писателя конца XVIII—первой трети XIX веков И. П. Котляревского. Под руководством своего режиссера Станиславского они, кроме небольших выступлений на концертах, осуществили</div>
<div>
107</div>
<div>
<br /></div>
<div>
H. Г. Неверов</div>
<div>
постановку на соловецкой сцене популярнейшей пьесы украинского репертуара «Наталка Полтавка» Котляревского, а также двух других крупных постановок на украинском языке — «Назар Сто-доля» и «Бывальщина». Факт активной работы национального коллектива лишний раз подтверждает относительную демократичность лагерных порядков в первые годы УСЛОНа.</div>
<div>
Этим воспользовался и М. Борин. К весне 1925 года репертуар театра значительно обогатился легкими комедиями, а в них-то Борин знал толк. При этом были поставлены и пьесы В. А. Рыш-кова, которые еще в XIX веке своей наивностью вызывали ироническое отношение критики и зрителей. Возможно, именно они заставили даже тихоню Неверова потребовать от театра отбросить «мещан</div>
<div>
108</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ские, мелкобуржуазные уклоны» и проникнуться «новой революционной жизнью», которой до сих пор могла соответствовать разве что «Рабочая слободка» Е. П. Карпова. Но на сцене были воплощены и действительно яркие произведения. Верный своим «старозаветным» пристрастиям, Борин ставит лучшую драму С. А. Найденова «Дети Ванюшина», в которой автор, исследуя эволюцию русского купечества, продолжает традиции А. Н. Островского. В репертуар вошли и пьесы замечательного еврейского драматурга Я. М. Гордина, работы которого представляют собой образец еврейской мещанской драмы и слезной комедии. К маю 1925 года в Соловках была поставлена его знаменитая пьеса «За океаном», обошедшая все еврейские</div>
<div>
театры мира.</div>
<div>
Такое смешение стилей и направлений, преобладание дореволюционной драматургии, нежелание Борина обострять не только формы постановок, но и содержание репертуара, вызывали неудовольствие не только у начальника ВТЧ, но и у лагерной «богемы». Она, в основном, состояла из энергичных, неплохо образованных, интеллигентных молодых людей. Им, кроме того, претили и личные качества главного режиссера, в котором они не без оснований находили сходство с Плюшкиным. Эта оппозиция в конечном итоге оформилась в коллектив «Художников, Литераторов, Артистов, Музыкантов» — ХЛАМ.</div>
<div>
ХЛАМ возник в конце февраля 1925 года. Это была весьма колоритная и разношерстная компания. В числе ее «отцов-основателей» были: М. Егоров, сын московского купца, служивший в советском торгпредстве в Париже и прямиком оттуда за растраты и связи с эмигрантами попавший в Бутырки, не лишенный качеств организатора; уже</div>
<div>
109</div>
<div>
<br /></div>
<div>
знакомые нам H. Литвин и Б. Ширяев; бывший деникинский офицер С. Акарский, ставший в Соловках театральным критиком; Н. Красовский — до ареста талантливый младший режиссер второго МХАТа; поэт Б. Емельянов; чуть позже к ним присоединился бывший артист Камерного театра, журналист и талантливый писатель Б. Глубоков-ский. О последнем стоит поговорить особо, поскольку его деятельность будет иметь важнейшее значение для дальнейшей судьбы соловецкого театра. Кроме того, личность Глубоковского интересна тем, что дает возможность приблизиться к пониманию поведения некоторой части интеллигенции в условиях «социалистического строительства».</div>
<div>
Борис Александрович Глубоковский в свое время блестяще окончил Московский университет и имел отличные перспективы, чтобы сделать карьеру ученого или адвоката. Однако он был неравнодушен к искусству, к тому же обладал всеми данными для успешной работы на сцене — мощным, красивым^ хорошо поставленным голосом, эффектной фигурой, отлично владел речью и жестом. Его экспрессивная, чувственная натура как нельзя лучше соответствовала духу Камерного театра — «театра эмоционально-насыщенных форм», как определял свое детище один из его создателей, крупнейший режиссер-реформатор А. Я. Таиров. Перед началом осеннего сезона 1917 года он пригласил Глубоковского в свою труппу, а 9 октября тот сыграл свою первую маленькую роль римлянина Тигеллина в пьесе О. Уайльда «Саломея». Это был один из программных спектаклей Таирова, возвестивший о втором рождении Камерного театра. Великая Алиса Коонен, которой Глубоковский запомнился как большой, красивый человек, своим глубоким бархатным басом и внешностью</div>
<div>
110</div>
<div>
<br /></div>
<div>
походивший на Маяковского, отмечала среди других прекрасно игравших исполнителей и «импозантного» Б. Глубоковского. Очевидно, молодой актер неплохо себя зарекомендовал.</div>
<div>
Во время турне Камерного театра по Европе в 1923 году Глубоковский по рассеянности и без всякого злого умысла «потерялся», но благополучно вернулся в Россию. Этот небольшой эпизод в его бурной биографии и остался бы таковым, если бы не, роковое стечение обстоятельств. Глубоковский был завсегдатаем артистического кабачка «Бродячая собака», каких немало было тогда в Москве. В них собирались шумные, наивные в своем искреннем стремлении переделать мир представители столичной «богемы». Однажды, после очередного обильного возлияния, молодые поэты, сидя за столиками в «Бродячей собаке», образовали очередное «правительство», не имеющее никакой программы, но единое в тоске по разрушенной и поверженной русской культуре. Кандидата, достойного занять пост министра иностранных дел, не нашлось, и портфель /был предложен сидевшему за соседним столиком, уже много выпившему Глубоковскому, как только что вернувшемуся из-за границы и «осведомленному в вопросах международной политики». Эта глупая и смешная история закончилась трагически: Глубоковский получил десять лет концлагеря. Остальные члены «правительства» погибли.</div>
<div>
Ураганный темперамент и несокрушимый оптимизм позволили Глубоковскому без особых потерь пережить это потрясение, а Соловки сформировали в нем незаменимые в таких обстоятельствах качества — недюжинный цинизм и двуличие. В своей памяти он собирал «анекдотики царства советского Антихристова», собираясь «кровь свою</div>
<div>
111</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Д. Я. Коганов</div>
<div>
с дерьмом собачьим смешать и этой гнусью писать» книгу о «русском бесе во всей красе его». Одновременно он пишет и ставит собственную пьесу «Суд над Октябрьской революцией», приуроченную к восьмой годовщине 7 ноября. В ней обвинители Октябрьской революции: эмиграция, буржуазия, империализм — карикатуры ушедшего гнилого мира — оказываются, естественно, наголову разбиты аргументацией противной стороны. Со своей пьесой Глубоковский даже побеждает в конкурсе, объявленном воспитательной частью УСЛОНа в связи со славной датой.</div>
<div>
В Соловки Глубоковский прибыл, видимо, поздней весной 1925 года и очень быстро выделился из общей массы. Сразу же он дебютирует в ка-</div>
<div>
112</div>
<div>
<br /></div>
<div>
честве режиссера в собственной постановке «Эльги» видного немецкого писателя и драматурга Г. Гаупт-мана. Работа была по достоинству оценена и Глубо-ковского освободили от общих работ, как, впрочем, и всех его коллег по театру. К августу 1925 года была образована театрально-производственная артель и все заключенные, имевшие отношение к театру, работали только в ней. Борин все-таки сумел добиться своего и победил лагерную администрацию в борьбе за актеров.</div>
<div>
Тем временем ХЛАМ при поддержке Д. Я. Кога-нова продолжал набираться сил и даже обособился от воспитательно-просветительной части, формируясь силами самих каторжан без руководства со стороны ВПЧ. Это был своеобразный театр малых форм: концерты «хламистов» состояли из нескольких небольших инсценировок как классики, так и местных злободневных сюжетов. Последние своей смелостью произвели настоящий фурор уже на первом выступлении ХЛАМа. Была показана очень резкая пародия на надсмотрщиков, загонявших заключенных на очередной ударник, и, что вообще восхитительно, на чекиста Райву — ярого противника соловецких влюбленных (мужчина и женщина не имели в концлагере права свободно встречаться). Эффект был потрясающий, как писал Б. Ширяев, «...спектакль ХЛАМа имел бурный успех и в верхах, и в низах Соловков, главным образом потому, что в нем ощущалось робкое, едва заметное, но все же дыхание свободы, а тосковали по ней не только каторжники, но подсознательно и их тюремщики». «Хламисты», конечно, рисковали. И рисковали отчаянно. И все же успех был столь велик, что руководитель ХЛАМа Б. Глубоковский решился (правда, не без поддержки Эйхманса, тогда уже начальника УСЛОНа)</div>
<div>
8 Зак. 3317 113</div>
<div>
<br /></div>
<div>
«подсыпать перцу» и очередной разгрузочной комиссии. Возглавлявший ее Г. Бокий услышал, кроме прочего, и бойкие куплеты:</div>
<div>
«Хороши по весне комары, Чудный вид от Секирной горы...»5</div>
<div>
и... «сбросил» Глубоковскому два года со срока.</div>
<div>
И все же реальность была далеко не столь безоблачна для ХЛАМа. Всполошившаяся с активизацией «буржуазных интеллигентов и каэров» лагерная администрация срочно искала им противовес. Эйхманс публикует статью, в которой оценивает роль интеллигенции в театре как решающую, но тут же упрекает «богему» в белом прошлом, аморфности и других контрреволюционных грехах. Он впервые на Соловках четко формулирует «теорию» социально близких (уголовников — потенциальных пролетариев и стойких бойцов за светлое будущее) и социально далеких (мало на что годных интеллигентов). Последним в этой схеме отводится, мягко говоря, подчиненное значение: интеллигенция может быть использована лишь как техническая сила, ей нужно указать свое место. На первый же план должны выступить «здоровые марксистские силы», и они не замедлили явиться.</div>
<div>
...Тишка Буквальный и Кузьма Гуляй честят вовсю «антилигенцию», рвут и мечут:</div>
<div>
— Стоп, сарга кончилась! Бросай, ребята, святцы. Перехлестнемся с антилигенцией!</div>
<div>
— Они ХЛАМ сочинили, а мы чем хуже? Будто у шпаны театра не может быть? Вали всем гама-зом в коллектив «Своих»!6</div>
<div>
— Правильно! Мы тоже сможем любую программу сплантовать. Не хуже заклепанной антили-генции...</div>
<div>
— Соплей перешибем эту самую антилиген</div>
<div>
114</div>
<div>
<br /></div>
<div>
цию! — так или почти так выглядело рождение коллектива уголовников «Свои».</div>
<div>
«Свои» начали в апреле 1925 года как хор, исполняя песни старой, дореволюционной тюрьмы7. Это первое их начинание и стало единственным действительно художественным достижением. 150 человек были обучены бывшим регентом Императорского конвоя, глубоко музыкальным старым казаком. Этот хор и выделяемые им трио, квартеты и секстеты давали широкий и красочный репертуар русских народных, а также арестантских и каторжных песен.</div>
<div>
В июне «Свои» выступили уже в качестве театра малых форм, представив зрителям кроме хорового пения программу инсценировок на темы международной жизни и лагерного быта. Именно «Свои» первыми провели на соловецкую сцену то, что называется «агиткой» и не имеет ничего общего с настоящим искусством. Тем не менее уголовники получали через свой театр возможность хоть как-то обогащаться эстетически, что не могло не сказаться на уровне их общей культуры.</div>
<div>
Инициативу соловецкого «пролетариата» тут же подхватили те представители лагерного начальства, что противостояли Д. Я. Коганову с его симпатиями к ХЛАМу. В ход пошла непогрешимая марксистская фразеология: «Коллектив ХЛАМа — • это оторванные от трудовых лагерных масс, разрозненные, не связанные с ними в процессе труда и идеологически чуждые интеллигенты, в то время как коллективизм «Своих» зиждется на массовом втягивании в орбиту своей деятельности трудовых лагерных масс. На такой коллективизм нам и нужно ориентироваться, его мы и должны брать в расчет»,— писал Т. Ковенский, развивая идеи Эйхманса, а В. Васильев и вовсе без реверан</div>
<div>
115</div>
<div>
<br /></div>
<div>
сов объявил ХЛАМ «шумливым неудачником, страдающим полной творческой импотенцией».</div>
<div>
Деятельность «Своих» активно пропагандировалась лагерной газетой. Сам коллектив неустанно разъезжал по лагерным пунктам и отделениям с гастролями, где братья-уголовники с восторгом принимали его «шпанские» песни. Чувствуя поддержку «сверху», один из лидеров «Своих» А. Чек-мазов открыто потребовал от интеллигентов: «Вы, профессионалы, дайте место для массы, у ней больше жизненных вопросов, чем у вас».</div>
<div>
Администрация УСЛОНа решила не упустить случая, чтобы на деле продемонстрировать успехи концлагерного «перевоспитания». Она взяла «Своих» под опеку и контроль, надеясь, что твердо и осторожно направляемый коллектив «Своих», безусловно, выявит свою идеологическую платформу — пролетарскую... Но опыт объединенных стремлением к творческому самовыражению уголовников в Управлении лагерей восприняли по-своему: не как очень своеобразное и самобытное проявление культуры, а как необходимую и удачную форму воспитания у вчерашней шпаны чувства коллективизма. И потекли осенью со всех концов Соллагерей в центральный коллектив... известия о возникновении новых коллективов. «Свои» стали разделяться на многочисленные кружки от общеобразовательного до физкультурного, в каждом заводили старосту и его помощника, те составляли планы работы, писали отчеты, следили за посещаемостью... В результате администрация сделала все, чтобы загубить это, возможно, изначально искреннее начинание и превратить «Своих» в безжизненный, типично лагерный «культпросвет».</div>
<div>
Та же участь постигла и «украинцев». В течение года они поставили десять спектаклей, в том числе</div>
<div>
116</div>
<div>
<br /></div>
<div>
водевиль И. П. Котляревского «Москаль-чаровник», в котором играли Станиславский, Гриненко, Юро-Юровский, Винокурова и другие артисты. Продолжал выступать и украинский хор (солисты Кузьмин, Асатиани, Винокурова). Воспитательно-просветительный отдел добился того, чтобы «украинцы», как и возникший осенью 1925 года национальный коллектив белорусов, не выходили из русла «культпросвета». В декабре, кроме «вечеров самотворчества» с бытовым или политическим злободневным уклоном, ВПО «предложил всем членам коллективов перейти к систематической работе по усвоению определенного цикла знаний». Более того, увлечение заключенных театром было признано излишним. К концу 1925 года живое творчество энтузиастов стиснули рамками лагерной политики и постепенно подменяли агитационно-пропагандистской работой.</div>
<div>
И все же 1925 год стал годом кратковременного расцвета театральной и музыкальной культуры в Соловках. В первую очередь этот расцвет связан с многообразием духовной жизни соловчан, которое выразилось в конкуренции между ХЛАМом и «Своими», различными творческими течениями внутри самого бурно растущего соловецкого театра (за 1925 год было поставлено 139 спектаклей, в 2,5 раза больше, чем в предыдущем). Кроме того, заметно активнее стали местные музыканты, выступавшие в различных стилях. На этой волне плюрализма вновь в качестве режиссера-постановщика появляется тщеславный неудачник и шарлатан Арманов, а в мае приходит новый режиссер — бывший артист оперетты Г. И. Юро-Юровский. Еще зимой под его руководством в Кемском пересыльном пункте УСЛОНа была создана театральная труппа, осуществившая там же постановку</div>
<div>
117</div>
<div>
<br /></div>
<div>
пьесы E. П. Карпова «Зарево». С этим же спектаклем «кемляне» дебютировали в Соловках. Однако ведущие режиссеры остались прежние — М. Борин и Б. Глубоковский.</div>
<div>
Весной труппа соловецкого театра пополнилась еще одним профессиональным артистом — в лагеря прибыл эстрадный куплетист, еврей Жорж Леон, сосланный за ... антисемитизм! В это же время существенно укрепилась материальная база театра — костюмы, декорации, парики теперь изготовлялись в специальных мастерских.</div>
<div>
Борин и Глубоковский имели совершенно разные творческие интересы. С приездом Глубоковского Борин остался главным режиссером, но считать его единственным руководителем театра нельзя. Каждый из режиссеров вел собственную репертуарную линию. Борин по-прежнему предпочитал старую драматургию, а Глубоковский ставил революционные пьесы и советские новинки, заслужив характеристику «порывистого, стремительного новатора».</div>
<div>
Эти две составные части репертуара были примерно равны, хотя «новатор» несколько и опережал «упорно пятящегося к старинке» Борина. Но «главреж» очень быстро уловил новые веяния и тоже приобщился к «театру классовой борьбы», поставив историческую пьесу советского драматурга H. Н. Шаповаленко «1881 год». Это был один из первых спектаклей летнего сезона 1925 года, открывший «ряд попыток поставить нашу театральную работу на определенные, точно согласованные с заданиями рельсы,— писал соловецкий критик,— которые прямиком вели к свежему революционному репертуару». Пользуясь «железнодорожной» терминологией, «машинистом» стал Б. Глубоковский. Начав с Гауптмана, он быстро понял, что</div>
<div>
118</div>
sibirskaya-vandeyahttp://www.blogger.com/profile/07888973132611524037noreply@blogger.com0tag:blogger.com,1999:blog-5841045359038978715.post-38341966402300091812014-06-28T07:38:00.002-07:002014-06-28T07:38:15.350-07:005 Их называли КР Репрессии в Карелии 20-30-х годов<div>
<br /></div>
<div>
от него ждут, и после «Суда над Октябрьской революцией» взялся за пьесу Н. Р. Эрдмана «Мандат».</div>
<div>
Поворот к пропагандистскому театру начался летом 1925 года. В обойму к перечисленным выше спектаклям удачно вошли пьесы А. В. Луначарского, Е. П. Карпова, H. Н. Лернера. Даже роман Э. Золя «Париж» в сценической обработке был «освобожден от мелкобуржуазных мотивов и наметил резкий и четкий психологический узор взаимоотношений борющихся классов». Постепенно и на деятельности театра начинала сказываться, конечно, не так грубо и упрощенно, как это произошло со «Своими», «воспитательная» политика УСЛОНа.</div>
<div>
«Кремлевская» труппа обслуживала и провинциальные театры отделений Соловецких лагерей, показав в них в 1925 году 22 спектакля. Местные же драмкружки значительно отставали от уровня центрального театра. Так, например, на о. Конд ставились только бытовые и агитационные пьесы.</div>
<div>
Одновременно со сценой развивалась и музыкальная эстрада. Блиставший в 1924 году пианист Левкасси в июне 1925 года подготовил свой бенефис. Это была грандиозная программа с привлечением всех артистических сил лагеря по всем видам искусства. В ней впервые на Соловках была представлена небольшая, но цельная оперная постановка — сцена дуэли из «Евгения Онегина». Вместе с Левкасси на концертах выступали даровитый певец Основа (бас), заметный эстрадный танцор Н. Рубинштейн, умерший на Соловках от туберкулеза, безусловно, талантливый куплетист и один из лидеров «Своих» уголовник Иван Панин, а конферанс вели уже известные нам Ж. Леон и Рахман. После отъезда в ноябре 1925 года</div>
<div>
119</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Левкасси, ведущим пианистом становится С. Д. Ко-робовский, к нему присоединяются скрипач Игна-тенко, певец Асатиани, исполнители цыганских романсов Лоскутова и Любитова. Конечно, это, наверное, десятая доля от числа тех музыкантов и певцов, кто выступал на лагерной сцене, и сотая — от тех, кто оказался в Соловках. Но пусть хотя бы их имена будут сегодня названы.</div>
<div>
В 1925 году создан духовой (руководитель, видимо, А. Домбровский) и симфонический оркестры (руководитель Игнатенко), но их положение очень непростое. В августе не было струн для основных инструментов и медиаторов для всех инструментов, ощущался недостаток в нотах. Почти все музыканты, в отличие от актеров, не освобождены от своей основной работы, репетиции проходят крайне редко, и творческий рост коллективов замедлен. Тем не менее соловецкий театр в сопровождении симфонического оркестра под общим руководством Михайловского предполагал осуществить постановку оперетты «Осенние маневры» выдающегося мастера этого жанра Ж. Оффен-баха. Заключительным аккордом 1925 года стала организация Ж. Леоном «шумового оркестра», то есть джазбанда, которые и на воле-то не везде приживались.</div>
<div>
Не случайно мы попытались более подробно рассказать о двух первых годах театральной и музыкальной жизни в Соловецких лагерях. Именно в этот короткий период заключенные имели самые большие шансы проявить себя в искусстве, движимые, как писал Б. Ширяев, «...тоской по отнятым у жизни красочности и звучности, стремлением к личному, свободному, поскольку это возможно, творчеству...» В эти годы «воспитательная» политика УСЛОНа в значительно меньшей степени, чем</div>
<div>
120</div>
<div>
<br /></div>
<div>
позже, довлела над теми соловчанами, кто пытался удовлетворить свои эстетические потребности через доступные в концлагере формы, и упрекать их в этом было бы непростительным максимализмом. Лагерная администрация еще не сумела подчинить и тем самым уничтожить этот энтузиазм, и только благодаря ему стала возможной бурная, насыщенная борьбой между различными группировками и направлениями культурная жизнь.</div>
<div>
С другой стороны, по всей стране в это время широким фронтом шло наступление агитационного, пропагандистского, идеологически выверенного «искусства», которое Н. Бердяев называл «пролетом мимо культуры». ОГПУ же, убежденное в своем всесилии, еще не боялось допускать в собственных вотчинах некоторые вольности, видя в Соловках всего лишь свалку недобитых врагов. Поэтому максимальную возможность проявить себя люди, как это не парадоксально, находили именно на каторжном острове.</div>
<div>
Два этих обстоятельства обеспечили в 1923— 1925 годах самобытность и известную независимость всей культурной жизни заключенных, но в особенности — соловецкого театра. Вместе с тем в 1925 году были заложены те новые традиции, которые привели его в русло «культпросвета».</div>
<div>
В 1926 году был открыт новый большой театральный зал на 800 человек, изящно отделанный по эскизам ссыльного художника Н. Качалина. Здесь были все атрибуты настоящего профессионального театра — глубокая сцена, «карманы», софиты, костюмерная, бутафорская. Сложное оборудование сцены позволяло осуществить более зрелищные и эффектные постановки. Фойе было выдержано в строгом стиле и оформлено деревом (а в 1927 году его стены украшали уже и портреты вождей).</div>
<div>
121</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Сезон 1926 года открылся пьесой Б. Лавренева «Мятеж» — о белогвардейском восстании в Туркестане (постановка Б. Глубоковского). После отъезда M. С. Борина, видимо летом этого же года, он становится главным режиссером. Чуть позже устами Глубоковского стоящее за ним «воспитательное» начальство заявит, что «...нелепо содержать театр только для того, чтобы развлекать зрителей...», главная его задача — воспитательная, причем выполнить ее нужно во что бы то ни стало. В соответствии с этим репертуар театра окончательно «революционизируется» и приобретает необходимую стерильность. В 1927 году ежемесячно дается один спектакль, посвященный творчеству классических и современных русских писателей (тургеневский, пушкинский и др.), большое место отводится историческим пьесам — «Георгий Гапон», «Конец Романовых», «Павел Первый», «Царевич Алексей». Вновь появился полюбившийся Глубоковскому «Мандат», ставится сатирическая комедия Б. С. Ромашова «Воздушный пирог», которая разоблачала вражеские попытки реставрации капитализма, бичевала дельцов и перерожденцев периода НЭПа, а также пьеса В. Н. Билль-Бело-церковского (в прошлом — автор множества «агиток») %Шторм», «вобравшая все лучшее, что создал агитационный театр времен гражданской войны». От «Шторма» был уже один шаг до сугубо пропагандистских «Живой газеты» или «Синей блузы», широко тогда распространенных по всей стране. И действительно, в 1928 году в Соловках появляется аналог последней — «Красная блуза», которой руководил вчерашний джазмен Ж. Леон*</div>
<div>
В 1926 году тихо скончались ХЛАМ и «Свои», последние ^отблески энтузиазма угасали под напо</div>
<div>
122</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ром «воспитательно-просветительной работы». И все же остатки былой вольности еще сохранялись, и приехавший в Соловки в июне 1929 года М. Горький слушает в соловецком театре в исполнении симфонического оркестра «Весенние воды» запрещенного «белобандита» Рахманинова.</div>
<div>
Видимо, примерно тогда же «кремлевский» театр, вслед за Управлением СЛОНа, переезжает в г. Кемь, что, по мнению начальника УСЛОНа А. П. Ногтева, крайне оживило культурную жизнь города. Но и в самих Соловках театр и музыка продолжали жить8.</div>
<div>
В 1930 году произошла коренная реорганизация Соловецких лагерей, они потеряли свой «особый» статус, а сам Соловецкий архипелаг стал заштатным второстепенным лагерем громадного ГУЛАГа. В годы соловецкой тюрьмы и параллельно с ней существовавшего лагеря (1936— 1939 годы) вновь поднялся местный театр, которым руководил осужденный на 5 лет гениальный украинский режиссер Лесь Курбас. Грустная, трагическая связь: когда-то, на заре лагерных Соловков, «украинцы» в поисках внутренней свободы обращались к творчеству лидера новой украинской драматургии И. П. Котляревского, а тридцатые годы привели на архипелаг заключенного А. С. Кур-баса — родоначальника советского украинского театра...</div>
<div>
А. И. Солженицын посчитал возможным, описывая соловецкие лагеря в «Архипелаге ГУЛАГ», небрежно бросить лишь несколько фраз об «артистах драматической труппы»: «Фокстроти-рующие изломанные пары на сцене (гибнущий Запад) — и победная красная кузница, нарисованная на заднике (Мы)». Так однозначно тенденциозно оценить соловецкий театр можно только</div>
<div>
123</div>
<div>
<br /></div>
<div>
намеренно игнорируя многие факты его сложной биографии. Даже если считать, что эта характеристика относится к концу двадцатых годов, когда, как пишет соловчанин М. 3. Никонов-Смородин, ставилась только «агитационная макулатура», нужно учесть его же признание, что исполнялась она мастерски.</div>
<div>
Не стоит, конечно, впадать в другую крайность, отыскивая в деятельности лагерного театра черты, никогда ему не присущие. Никто не занимался здесь новаторством и не пытался найти новые формы постановок, что неоднократно признавали сами режиссеры. Репертуар театра отличался своеобразием лишь первые три-четыре года, когда в нем еще уживались различные творческие интересы и «задержались» пьесы, запрещенные в стране. Круг местной «богемы», интеллектуально и духовно питавшей помыслы театральных лидеров, был очень узок, громадное большинство интеллигентов не посещало «культпросветовских» спектаклей и концертов, предпочитая поспать лишних два часа или полушепотом обменяться мыслями с другом.</div>
<div>
Соловецкий театр — это совершенно особый театр, существовавший в особых условиях концентрационного лагеря. Он дает нам возможность увидеть уникальную эстетическую ценность свободного творчества несвободных людей. В отличие от крепостных театров или театров более поздних лагерей, соловецкий театр был театром заключенных и для заключенных. Начало этой традиции было положено самым первым спектаклем, когда актеры, узнав, что более половины мест в зале должны получить солдаты соловецкого полка, охрана и начальство, решительно отказались выходить на сцену, хотя знали, что это будет сочтено за</div>
<div>
124</div>
<div>
<br /></div>
<div>
саботаж и наказание неизбежно. «И только обещание повторения спектакля удержало их»,— вспоминал Б. Ширяев.</div>
<div>
Замечательный советский философ А. Ф. Лосев писал: «Если говорить действительно о специфи-куме театральной формы, то надо брать в ней то, чего нет нигде в другом месте, то, что нигде не является специфичным и что никакое искусство не может дать в столь совершенной форме. Этот спецификум есть сфера личности. Театр есть искусство личности». Именно эта особенность театра позволяла оказавшимся в заключении интеллигентам даже в лагере пытаться, по возможности, жить в таком необходимом и неистребимо желанном мире духовных, личностных начал.</div>
<div>
Театр пробуждал личность и в уголовниках, чья индивидуальность была стерта «блатным» образом жизни и злобными законами каторги. В самом деле, так ли важно, как играла на сцене бывшая московская проститутка Катька-Граммофон, о которой писал Н. Литвин, если «после одной ее, действительно хорошей роли, неистово вызывала Катю публика,— и она заплакала. Ведь вызывали уже не Катьку-Граммофон, а ее настоящую фамилию, которую до тех пор почти никто в лагере не знал». Чем, какими мерками оценить пробуждение в человеке человеческого достоинства?</div>
<div>
Даже в душах соловецких тюремщиков под огнями рампы рождались, казалось бы, совсем забытые чувства, и конвой охраны вечером с жаром, до самозабвения аплодировал тем, кого наутро мог пристрелить или заморозить в лесной глуши. Садисты, они отступали перед силой искусства!</div>
<div>
И все же, знаю, найдутся скептики, готовые упрекнуть меня в идеализме. Отвечу им словами М. Розанова, автора фундаментального труда о Со-</div>
<div>
125</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ловецких лагерях: «Без Бориных и Армановых... не было бы театра на Соловках... А без них сотни интеллигентных соловчан попали бы на общие работы, а многие из них — в общие могилы. Спасая себя, они спасали и других, создавая особую атмосферу, в которой многим дышалось легче...» И не случайно только в театре на платных спектаклях соловецкие кавалеры могли быть вместе со своими дамами, не случайно именно в театре каторжане смогли передать М. Горькому свои записки с правдой о Соловках. Театр не только формировался лагерными условиями, но и эти условия в чем-то зависели от него.</div>
<div>
В театре заключенные могли отгородиться от чудовищного мира неволи, получая удовольствие для сердца и души. Липкий, навязчивый страх отступал, и на его место приходила иллюзия, сладким хмелем кружившая голову,— раскрепощение, свобода... Быть может, все, что осталось там, позади,— всего лишь страшный, необъяснимый сон?..</div>
<div>
Соловчанин Г. Андреев вспоминал: «Пока открыта сцена, ты будешь ощущать себя полноценным, настоящим человеком, живущим по своему велению и разуму». В этом было самое большое поражение соловецкой каторги, созданной для того чтобы уничтожить все человеческое, нравственное, самостоятельно мыслящее. В борьбе двух противоположных сил театр помог одержать пусть небольшую, но убедительную победу Человека над Системой.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ПРИМЕЧАНИЯ</div>
<div>
1. Б. Ширяев называет Арманова Сергеем.</div>
<div>
2. Урок — производственное задание, норма выработки.</div>
<div>
3. Ударник — субботник, работа в неурочное время.</div>
<div>
4. Б. Ширяев пишет, что Борин дебютировал с пьесой «Лес» А. Островского, но это, очевидно, ошибка памяти: «Лес» еще в мае поставил Арманов, а Борин начал именно со «Свадьбы Кречинского».</div>
<div>
5. «Поставить на комара» — издевательство, когда заключенного раздевали и заставляли стоять, не шелохнувшись, а комары тысячами впивались в беззащитное тело.</div>
<div>
Секирная гора — гора на Большом Соловецком острове, где размещался карцер, из которого не каждый возвращался живым.</div>
<div>
6. Слова воровского жаргона: сарга — безделье, святцы — карты, гамаз — толпа, свой — т. е. принадлежащий к уголовному миру, вор.</div>
<div>
7. Однако у хора и театра «Своих» был предшественник — группировка уголовников в лагерном журнале, созданная еще в конце 1924 года. Но тогда администрация лагерей их не поддержала и блок литераторов «Своих» распался. Видимо, течение «Своих» в лагерной культуре возникло самостоятельно и сначала «Свои» не только противопоставляли себя интеллигентам, но не могли найти общего языка и с лагерным начальством.</div>
<div>
8. Культурная жизнь в Соловецких лагерях в 1926—1930 годах*, конечно же, достойна отдельного и самого внимательного изучения. Она гораздо более разнообразна и содержательна, чем намеченная нами схема. Мы поступили так вовсе не из-за пренебрежения, а в силу скудости источников по этому периоду, а также из-за недостатка места.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ОТЧЕТЫ НАРКОМА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ</div>
<div>
В марте 1990 года редакция «Ленинской правды» обратилась в Комитет госбезопасности Карельской АССР с просьбой оказать содействие в сборе материала, который бы пролил свет на одну из самых загадочных и в то же время самых зловещих фигур в истории нашей республики — наркома внутренних дел К. Тенисона, под руководством которого в 1937—1938 годах были репрессированы и частью уничтожены тысячи ни в чем неповинных людей. Было известно, что в апреле 1938 года Тенисон и сам был тоже арестован, попал в ту волну беззакония, когда, заметая следы, НКВД уничтожал самых рьяных палачей. Умер он в тюрьме, по официальной версии, от болезни. Предполагая, что в местном архиве КГБ может и не оказаться1 личного дела бывшего наркома, редакция попросила найти его отчеты в центр, которые хотя и опосредованно, но все же достаточно полно характеризовали бы деятельность этого должностного лица.</div>
<div>
Тогда же, в марте, из комитета сообщили, что никаких дел — ни личного, ни уголовного — на К. Я. Тенисона в архиве не имеется. Выписки из докладов наркома пообещали предоставить. Они поступили в редакцию 3 августа и в том же месяце были опубликованы на страницах газеты. В сопро</div>
<div>
128</div>
<div>
<br /></div>
<div>
водительной записке к документу отмечалось: «В процессе работы по реабилитации жертв репрессий периода 30—40-х годов установлено, что бывшие сотрудники НКВД КАССР, проводившие расследования в 1937—1938 гг. по делам контрреволюционных организаций, якобы существовавших на территории Карельской АССР, фальсифицировали материалы, допускали грубейшие нарушения социалистической законности, применяли незаконные методы расследования. Все лица, проходившие по уголовным делам производства 1937— 1938 гг. и якобы являвшиеся участниками контрреволюционных, шпионских, повстанческих, дивер-сионно-вредительских организаций и групп, полностью реабилитированы».</div>
<div>
Поскольку этот материал, полученный из архива КГБ, безусловно, представляет огромную ценность для историков и краеведов, думаю, будет правильнее опубликовать его без купюр и редакторской правки, сохраняя орфографию.</div>
<div>
ИЗ ДОКЛАДНЫХ ЗАПИСОК НАРКОМУ ЕЖОВУ</div>
<div>
На 1 января 1938 года в целом по республике было ликвидировано 387 (повстанческих) организаций и групп, 5340 человек арестовано.</div>
<div>
Анализ следственных материалов по ликвидации повстанческих организаций показал:</div>
<div>
1. Повстанческие организации в Карелии создавались финской разведкой, преимущественно из бывших участников каравантюры.</div>
<div>
2. Наибольший рост повстанческих организаций был после 1925 года, с момента возвращения в Карелию карбеженцев из Финляндии.</div>
<div>
3. Для связи с повстанческими организациями финразведка широко использовала ходоков из</div>
<div>
9 Зак. 3317 129</div>
<div>
<br /></div>
<div>
бывших каравантюристов, уроженцев Карелии, осевших в Финляндии.</div>
<div>
4. Повстанческие отряды финская разведка связала также с финской националистической организацией Карелии.</div>
<div>
5. С повстанцами была связана и организация карельских буржуазных националистов, в свою очередь через повстанцев проводившая подрывную деятельность в республике.</div>
<div>
6. Начиная с 1935 года с уже разветвленной в республике повстанческой организацией установилась связь антисоветской организации «правых» в лице первого секретаря ОК ВКП(б) — Ирклис, председателя СНК — Бушуева и других, причем наиболее активную деятельность среди повстанцев по воспитанию недовольства и злобы к ВКП(б) и советской власти и по вовлечению в подрывную деятельность в сельском хозяйстве и в лесном хозяйстве вели именно «правые».</div>
<div>
7. Мы также установили, что с повстанческими организациями были связаны польская и немецкая разведки.</div>
<div>
Характеристика отдельных дел по повстанческим организациям</div>
<div>
В пограничном Петровском районе повстанческие организации насчитывали около 400 человек, из них арестовано 350 человек.</div>
<div>
Во главе повстанческой организации стоял районный повстанческий центр, в который входили отдельные работники районного руководства: Сорокин, Сазонов, Нефедов и другие.</div>
<div>
Повстанческие группы в районе были сведены в отряды. Практическая деятельность повстанцев была направлена:</div>
<div>
130</div>
<div>
<br /></div>
<div>
— на развал колхозов, для чего были применены самые разнообразные формы вредительства;</div>
<div>
— на срыв государственных планов по лесозаготовкам, вывозке леса и сплаву.</div>
<div>
Аналогичная подрывная деятельность повстанческих организаций была вскрыта почти во всех районах республики и особенно в пограничных.</div>
<div>
Ликвидация повстанческих организаций в пожарных командах г. Петрозаводска и его предприятиях</div>
<div>
Эта организация была создана Форстрем, Цып-ленковым, Русановым и другими. Всего нами было арестовано 76 человек, участников организации. Организация охватила следующие предприятия и учреждения: обе пожарные команды, Онегза-вод, хлебозавод, водонапорную станцию, винзавод, склады «Заготзерно» и Карпотребсоюза, авторемзавод, госбанк, лыжную фабрику, Соломенский лесозавод, ТЭЦ и т. д.</div>
<div>
Повстанческая организация среди пожарных работников готовилась к захвату в момент восстания основных партийных, советских и хозяйственных организаций города. В повседневной практической деятельности организация проводила вредительство и диверсии.</div>
<div>
Ликвидация повстанческой организации в Петрозаводской и Пудожской тюрьмах</div>
<div>
В процессе следствия по ликвидируемой повстанческой организации в Петрозаводской и Пудожской тюрьмах всего было арестовано — 21 человек, все осуждены. Во главе этой организации стояли Пахомов, Фоминский, Кондратьев и другие.</div>
<div>
В конце декабря 1937 года ликвидирована</div>
<div>
131</div>
<div>
<br /></div>
<div>
повстанческая группа (4 человека) в Пудожской тюрьме, арестовано 3 человека, ведется следствие.</div>
<div>
Ликвидация повстанческой организации в типографии имени Анохина</div>
<div>
Нами установлено, что представители отдельных повстанческих организаций районов проникли в типографию г. Петрозаводска. Там они установили связь с финскими националистами и создали повстанческую ячейку.</div>
<div>
Повстанческая организация в типографии проводила вредительство по линии порчи печатных машин, создания простоев, выпуска недоброкачественной продукции. В подготовке к вооруженному восстанию организация разрабатывала план захвата типографии и выпуска печатных листовок.</div>
<div>
С этой организацией была связана повстанческая группа, существовавшая в издательстве «Кирья».</div>
<div>
Ликвидация контрреволюционной организации финских и карельских буржуазных националистов</div>
<div>
Финская националистическая организация возникла в 1920 году, с приездом в Карелию группы буржуазных националистов Гюллинга, Мяки, Форст-рем, Ровно, Ярвимяки и др.</div>
<div>
Основной задачей организация ставила отторжение Советской Карелии путем интервенции и присоединения ее к буржуазной Финляндии.</div>
<div>
В этих целях финские националисты проводили работу по созданию повстанческих организаций из местного карельского населения.</div>
<div>
Повстанческими организациями были охвачены особенно все приграничные районы, а также</div>
<div>
132</div>
<div>
<br /></div>
<div>
повстанческие организации были созданы и в тыловых районах.</div>
<div>
В ряде районов повстанцы были сведены в боевые отряды.</div>
<div>
В 1925 году были организованы егерские батальоны, впоследствии развернувшиеся в отдельную Карельскую егерскую бригаду.</div>
<div>
Командно-политический состав бригады состоял исключительно из финнов, в подавляющем своем большинстве участников националистической организации.</div>
<div>
Решением Советского правительства Карельская егерская бригада в 1935 году расформирована.</div>
<div>
В 1929—1933 годах повстанческие организации были также созданы из финского населения, завезенного как рабочая сила из Финляндии, США, Канады, внутренних областей СССР, за счет финперебежчиков, наибольший приток которых был в 1930—1932 годах.</div>
<div>
Большая часть всего этого финского населения была националистически настроена.</div>
<div>
На основании материалов следствия по ликвидированной финской буржуазной националистической организации было установлено, что значительная часть завезенного в Карелию финского населения была объединена финским националистическим центром в шпионско-диверсионно-повстанческие организации.</div>
<div>
Очагами шпионско-повстанческих организаций финские националисты избрали крупные промышленные предприятия Карелии (бумкомбинат, лыжная фабрика, предприятия треста «Кареллес», деревообрабатывающей промышленности и военно-стратегические пути к границе).</div>
<div>
На 1 января 1938 года были ликвидированы</div>
<div>
133</div>
<div>
<br /></div>
<div>
финские шпионско-националистические организации в следующих точках:</div>
<div>
Кондопожский бумкомбинат и пегматитовый завод,</div>
<div>
предприятия г. Петрозаводска (лыжная фабрика, Карелстрой),</div>
<div>
Вилговский механизированный пункт, Матросская механизированная автобаза, Интернациональный механизированный лесопункт,</div>
<div>
Пудожский леспромхоз,</div>
<div>
Кемский лесозавод,</div>
<div>
Ухтинский ЛПХ и промкомбинат,</div>
<div>
Лососинская лесомашинная станция,</div>
<div>
Оленеостровские разработки.</div>
<div>
Анализ всех этих следственных дел показывает, что финская разведка перед выпуском рабочей силы в Карелию ставила задачу — по месту оседания в СССР создавать шпионско-диверсион-ные и националистические организации.</div>
<div>
Основная масса финских перебежчиков перед выброской в СССР была также завербована финской разведкой.</div>
<div>
Из 874 человек арестованных финнов получены признания от 342 человек о том, что они завербованы и переброшены финскими разведывательными органами для шпионско-диверсионной работы в Карелию.</div>
<div>
481 человек дали показания в том, что они по прибытии в Карелию были вовлечены в шпионско-националистическую повстанческую организацию и по месту работы вели подрывную деятельность.</div>
<div>
Установлено, что эти шпионско-диверсионно-националистические организации и группы проводили широкое вредительство и диверсию:</div>
<div>
а) в лесном хозяйстве выводили из строя</div>
<div>
134</div>
<div>
<br /></div>
<div>
тракторный и моторный парк, мастерские, гаражи, культурные очаги, лежневые и тракторные дороги и т. д ;</div>
<div>
б) на Кондопожском бумкомбинате выводили из строя лесоподъемники, дереводробилки, паросиловое хозяйство, вредили в строительстве водопроводных магистралей и в выпуске бумаги;</div>
<div>
в) в сплавном хозяйстве непроизводительно пускали воду, осушая сплавы, разрубали канаты и т. д.;</div>
<div>
г) в деревообработке на лесозаводах выпускали из бассейнов воду, выводили из строя подъемные агрегаты и т. д.;</div>
<div>
д) на Кировской ж. д. во многих местах подготовляли разработку и взрыв полотна (около ст. Кандалакша, Кивач, Кемь, Петрозаводск).</div>
<div>
Ликвидация организации буржуазных националистов-карел</div>
<div>
Почти с самого начала существования финской националистической организации в Карелии возникла организация буржуазных националистов-карел. Организация была с меньшими кадрами, чем финская националистическая, и, в силу этого, в своих стремлениях создать в Карелии «Народную демократическую республику» опиралась на финскую националистическую организацию и на ее средства — Карельскую егерскую бригаду, повстанческие отряды и т. д.</div>
<div>
В практической своей деятельности карельские националисты вели подрывную работу в сельском и лесном хозяйстве, а также в промышленности.</div>
<div>
В ряде районов карельские националисты насадили свои районные ячейки, в основном из руководящего состава районных организаций.</div>
<div>
135</div>
<div>
<br /></div>
<div>
В 1935 году финские националисты и прежде всего республиканское руководство были сняты, а в партийно-советское и хозяйственное руководство проползли участники антисоветской организации «правых» во главе с секретарем ОК ВКП(б) Ирклис.</div>
<div>
Это обстоятельство широко использовали карельские националисты. Вместе с «правыми» они проводили активную подрывную деятельность в хозяйстве Карелии, ориентируясь на интервенцию.</div>
<div>
Ликвидация антисоветской организации «правых»</div>
<div>
В июле 1937 года была начата ликвидация контрреволюционной шпионско-диверсионно-вредитель-ской организации «правых».</div>
<div>
Эта организация сложилась в Карелии в 1936 году при активном участии Ленинградского центра «правых», который в интересах организации перебросил в Карелию своих активных участников — Ирклиса, Бушуева, Хосина, Маринушкина и др.</div>
<div>
Во главе организации «правых» стоял Карельский республиканский центр. Захватив важнейшие участки партийной, советской и хозяйственной работы, «правые» повели линию на создание групп и филиалов в городе Петрозаводске и в основных сельскохозяйственных районах Карелии.</div>
<div>
Все участники организации в количестве 137 человек были арестованы. «Правые» вели широкую вредительскую деятельность в сельском хозяйстве, которая направлялась к подрыву экономической мощи колхозов.</div>
<div>
Вредительство в животноводстве</div>
<div>
Вредительство в области животноводства шло по линии подрыва кормовой базы, прямого унич</div>
<div>
136</div>
<div>
<br /></div>
<div>
тожения рогатого скота и конского поголовья. Начиная с 1935 года по установке организации в целом ряде районов распахивались под целину лучшие сенокосные площади. Ввиду того, что распахиваемые луга не компенсировались, кормовая база республики была сильно подорвана.</div>
<div>
По заданию руководящих участников организации по ряду районов проводилось уничтожение скота. По заданию «правых» в Заонежском районе был составлен вредительский план выбраковки лошадей и под этим видом убито до 200 хороших рабочих лошадей.</div>
<div>
Снижение урожайности</div>
<div>
В результате запутывания и срыва севооборота, вредительской обработки посевных площадей, порчи семенного фонда, посевов на неподготовленных и неудобных площадях происходило снижение урожайности по всем районам Карельской АССР. Особенно резко произошло снижение на Олонецкой равнине.</div>
<div>
Вредительство в землеустройстве</div>
<div>
Участники организации провели большую вредительскую работу в связи с выдачей государственных актов на вечное пользование землей. Участники отрядов, работавшие в землеустроительных органах, вклинивали земли посторонних землепользователей, в особенности земли единоличников, в государственные акты, указывая в госактах неправильное, завышенное качество земли, относили к числу освоенных. В Шелтозерском районе из 27 землеустроенных колхозов вредительство проведено в 10. Такое же явление имеет место в Пудожском, Олонецком, Заонежском и др. районах.</div>
<div>
137</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Снижение трудодня колхозников</div>
<div>
В результате всех этих вредительских действий резко снизилась доходность колхозов и стоимость трудодня. Если в 1932—1933 годах средняя стоимость трудодня выражалась 3 руб. 30 коп., то в 1936—1937 гг. в абсолютном большинстве колхозов Олонецкого района стоимость трудодня не превышает 1 руб. 20 коп.</div>
<div>
Диверсионная деятельность</div>
<div>
Был намечен план проведения диверсионных актов. Имелось в виду поджечь склады «Загот-зерно», наиболее крупные МТС и склады с фуражом, намечалось заражение бактериями водоемов и продовольственных складов, а также уничтожение ряда мостов и поджог промышленных объектов.</div>
<div>
Террористическая деятельность</div>
<div>
Согласно установкам центра, участники организации стояли на позициях индивидуального террора против руководителей ВКП(б). На основе этих установок участники организации проводили широкую вербовочную деятельность и использовали делегации, едущие в Москву, в террористических целях.</div>
<div>
Ликвидация организации «правых» в тресте «Кареллес»</div>
<div>
В 1935 году была создана разветвленная антисоветская организация «правых» в системе треста «Кареллес», в которую был вовлечен почти весь руководящий состав аппарата треста, леспромхозов и механизированных баз.</div>
<div>
138</div>
<div>
<br /></div>
<div>
«Правые» развернули крупную диверсионно-вредительскую деятельность в планировании, проектировании и строительстве новых механизированных баз и лесопунктов, в организации технологического процесса механизированной вывозки, финансировании работ, строительстве, изготовлении подвижного состава и содержании автотракторного парка.</div>
<div>
В результате подрывной работы в лесном хозяйстве Карелии годовые планы лесозаготовок и вывозки из года в год срывались.</div>
<div>
В последние два года организация «правых» в тресте «Кареллес» возглавлялась Ивановым, Барчуговым, Павловичем и др. Эта организация вела активную террористическую деятельность, многократно подготовляя теракты над центральным руководством ВКП(б) и Советского правительства.</div>
<div>
Ликвидация эсеровской организации</div>
<div>
В 1936 году из бывших эсеров в г. Петрозаводске оформилась эсеровская организация, объединяющая 11 человек. В нее вошли бывшие эсеры с 1905 года — Введенский, Агеев и др., а также ряд эсеров с 1917 года — Кирьянов, Прохоров и др.</div>
<div>
Осенью 1936 года нелегальное совещание, на котором присутствовали все 11 человек, избрало комитет и две «боевые тройки» — террористическую и диверсионную, а также приняло решение:</div>
<div>
воссоздать эсеровскую организацию в Карелии;</div>
<div>
подготовить и осуществить террористические акты;</div>
<div>
готовить участников организации к вооруженному восстанию, для оказания помощи интервентам в момент войны, в целях реставрации капитализма в СССР.</div>
<div>
139</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Ликвидация троцкистских групп</div>
<div>
С июля 1937 года нами арестовано 57 человек — участников контрреволюционной троцкистской организации, из них кадровых троцкистов арестовано 31 человек.</div>
<div>
В Карелторге ликвидирована группа из 4 человек молодежи, возглавляемая Кожуновым. Эта группа оформилась осенью 1936 года. Вначале она представляла кружок (нелегальный) для совместного чтения изъятой из обращения троцкистско-зиновьевской литературы, а затем решила уйти в глубокое подполье и тогда же начала поиски подходящей квартиры для нелегальных совещаний.</div>
<div>
Расширение группы мыслилось за счет обработки политически неустойчивых комсомольцев.</div>
<div>
В Сорокском районе ликвидирована группа из 4 человек, возглавляемая рабочим Лазаревым. Группа вела среди рабочих контрреволюционную троцкистскую агитацию, дискредитировала ЦК ВКП(б) и высказывала одобрение террористических актов над руководителями ВКП(б).</div>
<div>
В тресте общественного питания г. Петрозаводска ликвидирована контрреволюционная группа, состоящая из 4 человек.</div>
<div>
По карельской конторе госбанка арестован троцкист Давыдкин, ранее проживавший в Мед-вежьегорском районе и входивший в состав Мед-вежьегорской контрреволюционной группы, которая в связи с отъездом из района участников группы в 1932 году распалась.</div>
<div>
Ликвидация контрреволюционной организации церковников</div>
<div>
При ликвидации повстанческой организации в Заонежском районе и Пудожском районе мы</div>
<div>
140</div>
<div>
<br /></div>
<div>
вышли на связь (контрреволюционной организации) с местными попами. Расследованием установлено, что в Заонежском районе попы являлись руководителями отдельных повстанческих групп с центром в г. Петрозаводске.</div>
<div>
Вместе с рядовыми повстанцами и повстанческим активом, состоявшими на связи с попами, арестовано 97 человек. Во главе контрреволюционной повстанческой организации в Заонежском районе стоял бывший епископ Яковчук, в Пудожском районе бывший архиепископ Яковцевский, затем благочинный Кудрявцев, в Олонецком районе благочинный Воздвиженский, в г. Петрозаводске исполняющий обязанности епископа На-деждин.</div>
<div>
По установкам центра сельские попы группировали вокруг себя бывших участников караван-тюры.</div>
<div>
Ликвидация диверсионно-вредительской организации в деревообрабатывающей промышленности</div>
<div>
В деревообрабатывающей промышленности вскрыты шпионско-повстанческо-д и вере ионные группы на 6 промышленных объектах.</div>
<div>
Ильинский лесозавод. Ликвидирована шпионско-повстанческо-диверсионная группа, арестовано 8 человек.</div>
<div>
Группа создана в 1936 году директором лесозавода Карпенко. Участники группы собирали шпионские сведения, проводили диверсионные акты, направленные на развал паросилового хозяйства завода, готовились к вооруженному восстанию в период интервенции.</div>
<div>
Пудожский лесозавод. Ликвидирована дивер</div>
<div>
141</div>
<div>
<br /></div>
<div>
сионная группа, арестовано 7 человек. Группа создана в 1932 году.</div>
<div>
Группой проведены крупные диверсионные акты: в 1935 году совершен поджог лесопильного цеха и котельной лесозавода, в сентябре 1937 года выведен из строя паросиловой котел, в предоктябрьские дни подготовлен поджог завода.</div>
<div>
Сорокский лесозавод. Арестовано 4 участника шпионско-фашистской группы, созданной в 1935 году агентами иноразведок (служащими инопаро-ходов). Участники группы собирали шпионские сведения, среди рабочих лесозавода проводили контрреволюционную фашистскую агитацию.</div>
<div>
Лесозавод имени Октябрьской революции. Агентом финразведки Хейкинен на лесозаводе была создана шпионско-диверсионно-террористи-ческая группа. Участники группы собирали шпионские сведения и отправляли финразведке.</div>
<div>
Группой проведен ряд диверсионных актов на лесозаводе (поджог лесопильного цеха, сушилки и паросиловой Лескомбината). Подготовлены теракты над активистами завода. Арестовано 5 человек.</div>
<div>
Кемский лесопильный завод. В 1937 году агентами финразведки Питкянен, Янатуйнен и др. была создана шпионско-диверсионно-повстанческая группа (12 человек). Участники группы вели контрреволюционную агитацию, собирали шпионские сведения для финразведки, намеревались поджечь лесозавод и вели подготовку к вооруженному восстанию. Все арестованы.</div>
<div>
Лыжная фабрика. Агентами финразведки Сето-нен и др. были созданы две шпионско-дивер-сионно-вредительские группы. Участники этих групп дважды поджигали фабрику, выводили из строя</div>
<div>
142</div>
<div>
<br /></div>
<div>
электрометры, вредили в обработке лыжной болванки, чем срывали отпуск лыж для военведа. Арестовано 10 человек.</div>
<div>
Диверсионно-вредительская организация в бумажной промышленности</div>
<div>
На Кондопожском бумажно-целлюлозном комбинате вскрыта шпионско-диверсионно-вредитель-ская организация, созданная в 1935 году агентом германской разведки иноспециалистом Шанда. В эту организацию был вовлечен шпионско-технический персонал эксплуатационного и строительного отделов. Во главе организации стояли директор комбината Ярвимяки, его заместитель Ландорф. Эти группы проводили на комбинате диверсионно-вредительскую работу, выразившуюся в срыве программы выпуска бумаги, строительстве второй очереди бумкомбината с непроизводительной затратой 3 миллионов рублей государственных средств.</div>
<div>
Диверсионно-вредительская организация в энергетическом хозяйстве Карелии</div>
<div>
Нивская гидроэлектростанция. В 1934 году троцкистом Сиротовым была организована диверсионно-вредительская группа (арестовано 4 человека), совершившая как и при строительстве ГЭС, так и в период ее эксплуатации ряд диверсионно-вредительских актов.</div>
<div>
Соломенская гидроэлектростанция. Ликвидирована диверсионно-вредительская группа (арестовано 6 человек), созданная в 1936 году троцкистами Соколовым и Гельман. Участники группы вредили в проектировании и строительстве ГЭС. В ре</div>
<div>
143</div>
<div>
<br /></div>
<div>
зультате подрывной деятельности этой группы имели место частые аварии при эксплуатации ГЭС.</div>
<div>
Строительство «Сунастрой» (Гидротехническое сооружение для Кондопожской ГЭС). В 1935 году бывшим начальником строительства Травкиным организована диверсионно-вредительская группа (арестовано 5 человек). Участники провели на строительстве ряд диверсионно-вредительских актов, в результате чего ряд объектов построены вредительски и выведено из строя оборудование.</div>
<div>
Шпионско-диверсионная организация в металлургической промышленности</div>
<div>
По Онежскому машиностроительному металлургическому заводу, имеющему оборонное значение, нами вскрыта шпионско-диверсионная группа, созданная в 1935 году Трофимовым и Старущенко. В результате подрывной деятельности этой группы на заводе развалено паросиловое и электрическое хозяйство; выведен из строя паровой молот; вредительски установлен дизель; сорвано выполнение программы по спецпродукции (авиацилиндры и корпуса для снарядов). Группой намечался ряд диверсионных актов в период интервенции (взрыв электростанции, паросиловой, дизельной).</div>
<div>
Диверсионно-вредительская организация в местной промышленности Карелии</div>
<div>
В Наркомместпроме Карельской АССР ликвидирована вредительская организация, созданная в 1934 году участником антисоветской организации «правых», бывшим зам. пред. совнаркома Карелии Лесковым.</div>
<div>
Подрывная деятельность организации проводилась путем организации вредительства в горной</div>
<div>
144</div>
<div>
<br /></div>
<div>
промышленности, в промышленности стройматериалов, а также в геологоразведывательных и научно-исследовательских работах. Арестовано 3 человека, аресты продолжаются.</div>
<div>
Диверсионно-вредительская организация в консервной промышленности</div>
<div>
По Кандалакшскому консервному комбинату вскрыта латвийская диверсионно-националистичес-кая группа, возглавляемая директором завода Медведец. Арестовано 7 человек.</div>
<div>
В 1937 году участником этой группы Омельянен-ко проведено отравление мышьяком выпускаемых заводом рыбных консервов. В результате подрывной деятельности был сорван план вывоза и переработки рыбы, что принесло убыток В18000 рублей.</div>
<div>
Публикацию подготовил Валерий Верхоглядов</div>
<div>
10 Зак. 3317</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Глава 2</div>
<div>
А. Цыганков. И СТОЯЛ НАРОД И СМОТРЕЛ</div>
<div>
ПОД ЗНАКОМ Ъ</div>
<div>
П. Мартелиус. ОПРАВДАН...</div>
<div>
Е. Нилов. «ТВЕРДОЗАДАНЕЦ»</div>
<div>
ИЗ КОЛОВСКОГО СЕЛЬСОВЕТА</div>
<div>
А. Машин. ОБОРВАВШАЯСЯ ЭЛЕГИЯ</div>
<div>
В. Верхоглядов. 1937: ДНЕВНИК</div>
<div>
ВАСИЛИЯ ГРАДУСОВА</div>
<div>
<br /></div>
<div>
И СТОЯЛ НАРОД И СМО?РШЛ</div>
<div>
Писание о жизни и муках отца Алексия, последнего священника кижских церквей</div>
<div>
Ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас. Первое Послание к фессалоникиицам. 3, 8</div>
<div>
Но ты будь бдителен во всем, переноси</div>
<div>
скорби,</div>
<div>
совершай дело благовестника,</div>
<div>
исполняй служение твое.</div>
<div>
Ибо я уже становлюсь жертвою, и время</div>
<div>
моего отшествия настало.</div>
<div>
Послание к Тимофею. 4, 5—6</div>
<div>
Домой, в деревню Боярщину, вернулся только чемодан. Петухов передал его с лодочником, который долго толком не мог объяснить, что же случилось. И лишь после расспросов выстроилась какая-то изломанная и еще малопонятная цепочка фактов: батюшка (священник А. Петухов), сойдя с парохода, пришедшего из Петрозаводска в Кижи, сел в лодку, чтобы добраться до Боярщины, и лодка уже отчалила, когда с берега закричали, приказав вернуться.</div>
<div>
— Вот чемоданчик только. Папы нет,— выставляя к ногам матери Александры Стефановны Пе-туховой поклажу, растерянно произнесла Галя.</div>
<div>
На столе остывал забытый самовар белой меди, нетронутыми лежали приготовленные к приезду именинника любимые его колобки из теста. Некого было поздравить с 62-летием.</div>
<div>
Младшая дочь Галя, только что беззаботно примчавшаяся с известием, встревоженная материнскими беспокойными глазами, больше на улицу</div>
<div>
149</div>
<div>
<br /></div>
<div>
гулять не просилась. Воскресенье заканчивалось для них в тягостном молчании, нарушаемом время от времени боем настенных часов-ходиков.</div>
<div>
Назавтра Галя-пятиклассница уехала в Сенную Губу, в школу. И уже там, не нарочно, подслушала разговор взрослых: «Батюшку-то кижского прямо с пристани взяли». «За что же его?» «Кто знает. Поп».</div>
<div>
Известие об аресте через несколько дней дошло и до остальных детей Петухова, живших тогда в Петрозаводске.</div>
<div>
Ареста ждали. И вроде уже свыкшись с мыслью этой, не раз обговаривали всякие хозяйственные мелочи (дом оставался без мужчины). И все-таки известие ошеломило.</div>
<div>
Однако настоящее горе пришло позже — вместе с первой открыткой, написанной Алексеем Степановичем наспех — перепутана даже дата — прямо с пристани и переданной с добрыми людьми.</div>
<div>
«Наверное, взяли по другому делу. Из Шуньги отправят в город. Пиши туда, чтобы принесли белье и передачу, если возможно, я им сообщу о своем присутствии. В старых брюках вынь 30 рублей, зашиты в опушке. Не горюй. Ребята обещали помогать. Сторожем не служи. Участь многих постигла. Крепко целую тебя и Галю. Да хранит вас Бог.</div>
<div>
24 октября 1937 г.»</div>
<div>
Александра Стефановна плакала: значит, забрали за что-то другое, сам еще не знает. Неизвестность выматывала ее, рождая самые худшие предположения. И недавний страх перед шестью месяцами исправительных работ, в качестве наказания вынесенных Заонежским народным судом, за якобы оскорбление работника советской власти, выглядели</div>
<div>
150</div>
sibirskaya-vandeyahttp://www.blogger.com/profile/07888973132611524037noreply@blogger.com0tag:blogger.com,1999:blog-5841045359038978715.post-39432276922083891492014-06-28T07:37:00.002-07:002014-06-28T07:37:19.546-07:006 Их называли КР Репрессии в Карелии 20-30-х годов<div>
<br /></div>
<div>
сущим пустяком, и теперь даже хотелось, чтобы привлекли именно за это — пусть липовое — дело, чтобы именно та июньская перебранка священника со счетоводом сельского Совета по поводу рыболовных сетей оказалась действительной причиной ареста. Из двух зол Александра Стефановна выбирала меньшее, но от нее абсолютно ничего не зависело.</div>
<div>
Из протокола допроса обвиняемого Петухова Алексея Степановича от 25 октября 1937 года</div>
<div>
Вопрос: Вы арестованы как участник контрреволюционной повстанческой организации. Дайте об этом показания.</div>
<div>
Ответ: Участником контрреволюционной организации я не являлся и не являюсь.</div>
<div>
Вопрос: Неправда. Следствию точно известно, что до дня вашего ареста вы являлись активным участником контрреволюционной повстанческой организации и вели контрреволюционную деятельность. Предлагаем дать правдивые показания.</div>
<div>
151</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Ответ: Утверждаю, что участником контрреволюционной Организации я не являюсь и контрреволюционной деятельности не проводил.</div>
<div>
Вопрос: Вы лжете. Еще раз предлагаем вам дать правдивые показания.</div>
<div>
Ответ: Я сказал правду, больше сказать ничего не могу.</div>
<div>
То же самое он повторит и утром 28 октября, успев в этом промежутке междудопросья (старого человека надолго не хватило, потребовался трехдневный перерыв) послать домой прощальную весточку. На встречу он больше не надеялся. И это действительно было так: никаких свиданий, никаких писем, никаких теплых вещей. Самые страстные молитвы Александры Стефановны в честь мученицы Параскевы Пятницы, бабьей заступницы, день которой пришелся как раз на конец октября, не в силах были что-либо изменить. Жернова обвинений домалывали ее мужа, он еще был жив, но уже обречен.</div>
<div>
Думаю, это понимал и сам Алексей Степанович. Сегодня можно лишь гадать, какие мысли бродили в его голове, что вспоминал он, тягостно ожидая исхода, о чем молил Бога в последние недели своей жизни. Но то, что этот шестидесятидвухлетний старец, возвращаясь с допросов, оставленный наконец-то в покое своими преследователями, перебирал четки прожитых лет, в этом не сомневаюсь. Скорее всего, памятуя слова из книги Екклесиаста: «Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй», он предавался долгим горьким раздумьям, потрясенный давным давно знакомой истиной о «суете сует». Судьба всю жизнь словно испытывала крепость его духа, ввергая то в пучину тюремных страданий, то стыдной бедности, то долгой разлуки с семьей, а то, наоборот, вдруг благосклонно потворствовала успехам (случались и такие, пусть редкие, но</div>
<div>
152</div>
<div>
<br /></div>
<div>
счастливые моменты). И даже в самые последние дни его вольной жизни он, пережив подъем духа, обласканный и церковью и светской властьюг буквально через день будет оболган и унижен* Прощаясь в Петрозаводске со своими сыновьями — Геной, Володей и Ваней, живущими в городе, он не без торжественности сообщил им о том, что пожалован званием протоиерея и по решению Совмина республики назначен главным хранителем Преображенского и Покровского храмов. И в этот же день его арестуют, как нарочно, возле стен тех самых спасаемых им долгие годы кижских церквей. Непонятно, почему этого не сделали несколько часов назад, в Петрозаводске? Зачем, невольно дав ему возможность проститься с Кижа-ми, не позволили свидеться с женой и младшей дочерью Галенькой, весь день маявшейся на берегу, поджидая его? Никаких объяснений тут нет. Есть лишь человеческая боль, когда накинутую на шею веревку то затянут смертельно, а то вдруг, ослабив, дадут глотнуть воздуха. Есть необъяснимое и непрощаемое надругательство, когда по воле какого-то начальника каждый наступивший день приходит как последний.</div>
<div>
И речь не только о Петухове, но о нем в особенности, священнике, осужденном — не в фигуральном смысле слова, так как шесть месяцев исправительных работ были вполне реальны, однако по-прежнему проводившим службу, утешавшим верующих. Каково должен чувствовать себя человек, ежеминутно ожидающий ареста и находящий в себе силы заклинать прихожан словами Нагорной проповеди: «Любите врагов ваших... И молитесь за обижающих вас»?</div>
<div>
Нехорошо так говорить, но, знакомясь с судьбой Алексея Степановича, отыскивая в архивных зале*</div>
<div>
m</div>
<div>
<br /></div>
<div>
жах документы, так или иначе связанные с ним, у меня помимо моей воли зрело удивление: почему его так долго не арестовывали? Все факты, следуя морали и логике тех лет, были против него. Сама жизнь его складывалась так, что он кругом оказывался виноват перед новой властью и ее идеологией. Виноват с самого дня своего рождения. Его отец — архангельский священник, отец его жены — тоже священник. И Алексей Степанович и Александра Стефановна (в девичестве — Попова) закончили духовную семинарию в Архангельске, одно это обрекало классово чуждых по происхождению Петуховых на смерть. Но мало того, после недолгих лет учительства в архангельской глубинке (в деревнях Маслозеро и Юшкозеро), А. Петухов, следуя семейной традиции, в 1910-х годах принимает сан священника, на всю жизнь связав себя с церковью.</div>
<div>
В Юшкозерском приходе Ухтинской волости и встретит отец Алексий 1917 год, неожиданно для себя став врагом советской власти и по причине социального положения.</div>
<div>
Вроде бы удалив семью Петуховых от центров политических столкновений, спрятав их в медвежьем архангельском углу, куда и новости-то доходили много времени спустя, судьба как бы посмеялась над ними, именно из Ухтинской волости сделав центр борьбы с советской властью в Карелии. Здесь то белофинны, то красные попеременно провозглашали свое верховенство. И только к концу декабря 1921 —началу 1922 года белофинны окончательно были изгнаны из Карелии.</div>
<div>
Привычная строчка из исторического повествования, не так ли? Однако, если смотреть на происходящее через призму людских судеб, то все выглядит гораздо сложнее и значительно трагичнее.</div>
<div>
154</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Отступая, белофинны принудительно (в качестве заложников?) уводили с собой местных 'жителей, в основном мужчин. В один из январских дней 1922 года из избы Петуховых вывели Алексея Степановича и его родного брата Александра (учителя), поставив их, как и других юшкозерцев, перед выбором: или в Финляндию, или на болото, где шли расстрелы. И, естественно, люди предпочитали жизнь, надежду на завтрашнее возвращение домой. Алексей Степанович оставлял в Юшкозере жену и пятерых детей (накануне, 5 декабря 1921 года родилась дочь Августа). Так он вместе с братом очутился в г. Каяни. По документам, сохранившимся в государственном архиве Ленинградской области, отец Алексий числился «пастором карельских перебежчиков». В этой должности он пробудет до конца марта 1924 года, т. е. до момента своего возвращения по персональной амнистии домой, на Родину.</div>
<div>
Хотя, как мне удалось выяснить, имелась возможность остаться в Финляндии, местные власти благоволили к добросовестному христолюбивому священнику, а что еще важнее — последнего почитала карельская православная паства. Петухову даже предложили перевезти в Финляндию оставшуюся в России семью, выдавали паспорта на всех домочадцев, сулились с материальной помощью. После колебаний Алексей Степанович отпишет домой письмо, подробно сообщив о неожиданном для него предложении. И в ответ с облегчением получит твердое женино: нет. Он тяготился долгой разлукой, скучал по детям, мечтал о встрече, но еще больше боялся постоянной чужбины. Все его письма тех лет затерялись, и лишь чудом сохранившаяся пара открыток, высланных из Каяни в Архангельскую губернию родной</div>
<div>
155</div>
<div>
<br /></div>
<div>
сестре Клавдии (кстати, тоже учительнице) да детям — в Юшкозеро, несколько приоткрывают его душевное состояние. Всего пять-шесть строк скупого текста: живы, здоровы (и о брате Александре), но не утерпел, вскользь пожаловался: «Вот уже вторую Пасху вдали от семьи и родины. Когда вернемся, неизвестно». Слава Богу, открытки не попали в дело, не были в 1937 году представлены в качестве «вещественных доказательств», иначе изуверы запросто прочли бы в них шифрограммы. Впрочем, следователям достаточно будет того, что он был в Финляндии. Был — значит, шпион, значит, враг.</div>
<div>
Трудно сказать что-либо определенное об отношении Алексея Степановича к новой власти. Он всегда старался избегать бесед на подобные темы, не высказывая свои симпатии или антипатии. Но в 1924-м возвращается он, по-моему, не в Советскую Россию, а в Россию, которую любил, где были его русские корни, где ждала его семья. К власть же придержащим, судя по всему, относился он, согласно посланию Павла к римлянам, призывавшего подчиняться им: «...отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому стрех, страх; кому честь, честь». Впрочем, об этом разговор еще впереди.</div>
<div>
После возвращения Петухова в Россию, епархиальное управление вскоре переводит его в Пано-зеро, где он принимает новый приход. Пришлось заново обустраиваться, обзаводиться хозяйством: они приобрели корову, чтобы было свое молоко для детишек. Здесь, в Панозере, в 1925 году родилась дочь Галя — последний ребенок. Зажили, кажется, неплохо. Младшие ходили в финскую школу, старшие — работали. Володе, первенцу, исполнилось уже 18 лет. Пожалуй, это был самый</div>
<div>
156</div>
<div>
<br /></div>
<div>
спокойный период в их жизни — с 1925 по 1932 годы. И относительно благоустроенный. Если, конечно, сравнивать эти годы с предстоящими мытарствами. А в общем-то панозерская жизнь была ох какой несладкой для священника и его семьи — семьи лишенцев (лишенных конституционных прав), члены которой автоматически превращались в изгоев, в людей третьего сорта, кого государство намеренно отлучало от мира, противопоставляя ему.</div>
<div>
Августа Алексеевна до сих пор с горечью вспоминает давние деревенские обзывки: поповские дети и лишенцы.</div>
<div>
— Постоянно попрекали. Конечно, обидно было. Плакала, маме пожалуешься — дразнятся. Она посмотрит мягко и тихо скажет: не обижайся на людей. Даст кусок хлеба — иди гуляй. Нам с Галей не пришлось хлебнуть того горя, что старшие пережили. Подразнят, перестанут — не беда. А вот братья — Володя, Ваня, Гена — те на шкуре собственной узнали, что значит быть лишенцами. Представьте себе, их всех заставляли отрабатывать взрослые нормы на лесозаготовках. Это Гене-то в 12 лет! И попробуй возрази. Так за него брат Володя работал. И свою норму сделает и Генииу.</div>
<div>
Галина Алексеевна вмешивается:</div>
<div>
— Это одно, а то что их ни в общий довояьст-венный котел не принимали, ни в землянку ночевать не пускали. Живи в лесу как знаешь. Сдохни там — рады, кажется, будут. Как выжили? Потому и сбежал Гена из дому.</div>
<div>
— Как сбежал? — переспрашиваю удивленно.</div>
<div>
— Точно не скажу, знаю: папа с мамой обговорили, да и отослали втихаря Геню в Мурманск, к родственникам, он у них жил и учился.</div>
<div>
— И на лесозаготовках никто не спохватился?</div>
<div>
157</div>
<div>
<br /></div>
<div>
— Володя работал за двоих, крестьяне местные молчали. Сошло с рук. А в начале 30-х мы переехали в Суну, новое место папиной работы.</div>
<div>
Этот переезд Петуховым обошелся дорого. И не только потому, что пришлось нажитое оставлять. Причиной трагедии стала всеобщая любимица корова. Куда ее девать? Решили продать. А тут как на грех подвернулся местный крестьянин, уговоривший Алексея Степановича не продавать, а обменяться коровами. У Петуховых стельная, а у него — яловая, т. е. у одного — с приплодом, а у другого — пустая. Понятно, крестьянину желательно заполучить корову с теленочком, но и Петуховым выгоднее с убоиной переезжать, все на первое время кусок мяса будет на столе, а то пока еще обживешься. Стельную же корову резать нельзя, законом запрещено. В общем, договорились. Петуховы уехали в Суну, куда вскоре пришла и судебная повестка: против Алексея Степановича возбуждено уголовное дело за убой стельной коровы. Он, абсолютно уверенный в полной своей невиновности, и жену успокоил — недоразумение. Выехал — и как в воду канул. Только через пару недель Александра Стефановна узнает от знакомых, что перепуганный (или запуганный?) крестьянин от всего открестился: знать, мол, ничего не знаю. Документов же при обмене не оформляли. Так Петухову и припаяли полтора года лишения свободы за «хищнический убой скота», с отбыванием наказания в Бесовецкой сельскохозяйственной колонии (возле Петрозаводска). К семье он вернется только в 1933 году. После чего вскорости они переедут в Заонежский район.</div>
<div>
За все перенесенные мучения отца Алексия как бы облагодетельствовали Кижским приходом. Осенью 1933-го Петуховы перебрались на новое</div>
<div>
158</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Кижский погост в начале 20 века</div>
<div>
место жительства со своим неизменным старым-престарым шкафом, деревянной кроватью, самоваром, швейной машинкой — единственной ценностью и кормилицей — да кое-какой другой утварью. Голь,— рассуждали о них с удивлением в деревне Боярщина. Петуховы больше не пытались строиться, заводить корову. Оставшихся от переезда денег хватило только на козу. Угол задешево сняли у одного из крестьян, заняв просторную комнату. Самому Алексею Степановичу стукнуло уже 58 годков, матушка — на пять лет моложе, тоже в возрасте. Дети выросли, разъехались. Лишь Галя да Гутя (Августа) — школьницы, оставались еще с родителями. Сладость их старости. Жили ими да заботой о приходе.</div>
<div>
Органами власти была зарегистрирована местная община, достигавшая — в те-то годы! — более тысячи верующих. Не погрешу против истины,</div>
<div>
159</div>
<div>
<br /></div>
<div>
сказав, что остаток дней своих отец Алексий полностью положит на спасение Преображенского и Покровского храмов.</div>
<div>
И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они</div>
<div>
имели.</div>
<div>
Откровение Иоанна. 6, 9</div>
<div>
Итак не бойтесь их: что нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного,</div>
<div>
что не было бы узнано.</div>
<div>
Евангелие от Матфея. 10, 26</div>
<div>
Заонежский район в двадцатые — тридцатые годы портил все антирелигиозные сводки, отправляемые в центр. Огромное количество церквей сильно досаждало республиканскому начальству, которому из Москвы предписывали «жесткое наступление на церковь». В архивных документах обнаружил фразу-символ, упорно кочевавшую по многочисленным циркулярам тех десятилетий: «В Заонежском районе крайне неудовлетворительно поставлена антирелигиозная работа». В любой «безбожной справке» (так для краткости именовались отчеты местных отделений Союза воинствующих безбожников (СВБ) в круг негативных примеров почти обязательно попадал этот край. Интересно, что он отличался религиозностью и в дореволюционный период. Например, из всех 742 молитвенных зданий Карелии 167 (!) находились в Заонежье. В годы советской власти медленнее всего церковь отступала тоже тут. Еще к началу 1936 года здесь оставались незакрытыми более ста часовен и церквей, правда, к концу года число их сократится уже до восьмидесяти, причем в раз</div>
<div>
160</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ряд действующих попадет лишь половина. Особенно быстро гибли церкви. Из 23 незакрытых церквей (данные на середину 1936 года) постоянно действовали лишь девять, из них «три музейных, из коих две в Кижском сельском Совете и одна в Яндомозерском».</div>
<div>
Из секретного доклада «О состоянии антирелигиозной работы по Заонежскому району» (июль 1936 года) узнал, что кроме того «до сих пор не закрыто 58 часовен, на которых висят колокола и крестьяне в местные праздники приглашают попа служить молебны».</div>
<div>
Забегая вперед, скажу: полностью в Заонежье церковь как общественный институт ликвидирована только в послевоенные годы. Заонежье цепко держалось за веру, однако сила солому ломит. Это кто же выдержит, когда «уполномоченные», регулярно обходя дома, с целью дальнейшего разбирательства, выясняют, кто держит иконы (а в каждом крестьянском дому по 5—6 икон было точно), кто не убоится общения со священником, если оно приравнивается к антисоветскому деянию (и все знали, что за этим следует). Поэтому не поворачивается язык винить людей за молчаливое соглашение с гонениями на церковь, худой у них был выбор: между жизнью на свободе (награда за молчание) и лагерем (вступись за церковь). Хотя пассивные формы протеста случались. Вот несколько примеров. Жители Великонивского сельсовета, согласясь в 1936 году на закрытие и переоборудование церкви под клуб, вдруг нелогично отказались идти на торжественное первомайское празднество (со спектаклем) в этот самый клуб, не желая осквернять храм. Все жители! Или еще — паяницкие крестьяне, спасая свой сельский церковный праздник,— каждая заонежская деревня имела</div>
<div>
1 1 Зак. 3317 161</div>
<div>
<br /></div>
<div>
своего святого покровителя — умудрились дату образования колхоза имени Ярвисало совместить с Петровым днем, который они десятки лет праздновали, а тут им запретили. Действительно, голь на выдумки хитра.</div>
<div>
Но даже на этом фоне Кижский приход выделялся своей отчаянной решимостью. Кажется, не случалось больше примеров, чтобы прихожане, организовавшись, выступили против предрешенного сверху закрытия приходских церквей и часовен. И это в середине тридцатых годов, когда уже шли аресты, и за значительно меньшие действия (а часто и без всякого повода, лишь за какой-нибудь слух) «заговорщиков» расстреливали! А тут натуральный мятеж: больше тысячи прихожан голосуют за сохранение своих церквей, лишь восемьдесят человек не рискуют перечить властям. И в центре всех страстей отец Алексий.</div>
<div>
Тогда, в 1935 году, Заонежский райисполком был вынужден отступиться. На время. За нерешительность действий районное начальство тут же вздули. Из Петрозаводска давили капитально. Сразу несколько проверок с угрожающими выводами: «за последние полтора года ни одного постановления райкома и райисполкома по антирелигиозной пропаганде в районе нет». Районную газету «Заонежская правда» обвинят в том, что за тот же период времени в ней появились лишь 12 заметок «констатирующего характера и ни одной... разоблачительной». В разделе доклада «Что нужно делать?» без излишней дипломатичности (тем более документ все равно секретный) предлагалось бороться с церковью «до конца». Попов и дьяконов уже не называли, как бывало раньше, «строителями культа», их официально именовали теперь врагами. Все они находи</div>
<div>
162</div>
<div>
<br /></div>
<div>
лись под контролем, на каждого собиралось досье. Что особого труда уже не составляло, так как к 1937 году в Заонежье оставалось всего-то десять священнослужителей. Последние.</div>
<div>
Сегодня в принципе общеизвестна атмосфера тех лет. Однако позволю себе привести один документ той репрессионной эпохи, касающийся непосредственно Кижского прихода. Это не очень грамотный отчет студента Карельской Высшей коммунистической сельскохозяйственной школы В. Фефилатьева, проходившего в районе практику и подробно отчитавшегося в РК ВКП(б) об увиденном и услышанном. «Меня поразили здесь старые традиции, колокольный звон, попы, монахини и другие старые предрассудки, которые безусловно очень сильно отражаются на всех проводимых мероприятиях...» Как видите, достаточно невинная по тем временам мысль могла быть и покруче. Но уже звоночек, охотно готовый откликнуться громом. Просто пока еще не востребовали этого. Хотя в документах обкома ВКП(б), писавшихся, кстати, тем же летом 1936 года, все уже вполне откровенно: необходимо бороться с «классовыми врагами, окопавшимися в религиозных организациях». Так что студент чуток, уловил конъюнктуру. Вот только по неопытности не сумел раскрутить ситуацию. Впрочем, ему простительно — всего лишь еще учился быть «верным сталинцем». Любопытно, что Фефилатьев после окончания школы будет направлен на работу именно в Заонежский райком партии и сумеет показать, что учился не зря. Не забудутся им и неприятно поразившие его когда-то действующие кижские церкви.</div>
<div>
Пока же А. Петухов оставался на месте, и церкви все еще не закрыты.</div>
<div>
163</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Но, как говорится, не мытьем, так катаньем — не сумели добровольно склонить кижан к закрытию Преображенской и Покровской церквей, так попробовали силой заставить. В сентябре 1936 года Заонежский РИК, не утруждаясь соблюдением каких-либо законов, закрыл в д. Кижи Преображенский храм. У верующих внаглую отобрали ключи, сам председатель сельсовета об этом позаботился.</div>
<div>
Тогда 4 декабря церковный совет, заручившись поддержкой тысячи прихожан, обращается с жалобой на действие райисполкома в КарЦИК и Ленинградское областное отделение по делам музеев и охране памятников старины, прося разбирательства. Защищаясь в свою очередь тем, что здание было передано по договору в бесплатное пользование верующим Кижского прихода, что храм никогда еще не был в строгом смысле слова «музеем» (хотя всегда был открыт для ценителей старины), и что церковный совет сам готов проводить экскурсии.</div>
<div>
По всей видимости, письмо было воспринято как оскорбление власти. И долгое время опасно нависавшая над Кижским приходом лавина стронулась, подминая, круша в своем падении все стоящее на пути.</div>
<div>
Наивно думать, что Петухов этого не предвидел. Хотя, возможно, надеялся, что пронесет, как-нибудь устроится. Ведь обошлось же в 1935-м. И год спустя, в 1936-м он опять рискует, зная, что гонения на церковь усиливаются, что идут аресты. Алексей Степанович не исключал, что и его могут взять. Я так уверенно произношу это, зная со слов дочерей, что отец несколько раз при них заводил подобные разговоры с матерью. Он не запугивал ни себя, ни родных, просто предупреждал. Хотя нервы, видимо, и у него были на пределе.</div>
<div>
164</div>
<div>
<br /></div>
<div>
После очередного известия о репрессиях против семей священников, он скажет жене, что решил оставить службу. Александра Стефановна, испугавшаяся этой мысли, терпеливо уговаривала его не торопиться, подумать. «Как же ты на людей после смотреть будешь? Ведь они твоей крепостью за Бога держатся. Оставь. Грех думать об этом». Она никогда не перечила мужу и в этом разговоре скорее помогала, чем укоряла, повторяя: не волнуйся за нас, уж как-нибудь, Бог не даст в обиду. Наверное, припомнилось ей тогда его возвращение из Бесовца, когда произошел подобный же диалог и она сумела его успокоить, прогнав отчаяние, минутную слабость.</div>
<div>
Алексей Степанович брал снасти и уходил на рыбалку, возвращаясь, подолгу молчал. А она без него, плача, вымаливала сразу у всех святых силы для мужа.</div>
<div>
В 1936 году в газете «Красная Карелия» нередко публиковались статьи об отрекшихся священниках. Эти газеты подолгу лежали на виду тонюсенькой стопкой (6 священников — 6 газет), то ли оберегая его от стыдного шага, то ли подготавливая к нему. И опять потрясение: вешкелицкий священник, оставив паству, ушел работать на лесозаготовки, кончезерский стал крестьянствовать, отказавшись от прихода. Шесть плюс два, итого — восемь. Господи, как быть?</div>
<div>
Отец Алексий по-прежнему исправно вел службу, все свободное время проводя теперь в одиночестве, на рыбалке.</div>
<div>
Я не судья его сомнениям и не знаю, какие мысли бродили у него в голове, но, изучая судьбу Петухова, пытался понять его, самому себе его объяснить. И, кажется, нашел достаточно близкую характеристику Алексею Степановичу. Точнее, по</div>
<div>
165</div>
<div>
<br /></div>
<div>
заимствовал ее у Василия Васильевича Розанова, русского философа, который, рассуждая о церкви и «спокойно-русских людях», писал о последних: «Религия была (для них.— А. Ц.) каким-то боковым фундаментом, который поддерживал всю эту гору благородного труда». Пусть не основным, но все-таки фундаментом. И жена первой это почувствовала: откажись он — пусть ради их спокойствия— от своего «бокового фундамента», сам же и погибнет, изведет себя душевными терзаниями.</div>
<div>
Сомнения постепенно проходили, вытесняясь желанием сохранения для прихода Преображенской церкви. Тут уже не до собственных переживаний. Но после колебаний, встревоживших жену, она с не меньшим страхом смотрела теперь, как он безоглядно, словно откупаясь за недавние греховные помыслы, сопротивлялся указаниям советских властей, по мере их отказов в просьбе не трогать Преображенскую церковь, обращаясь все выше и выше — от РИКа дойдя до ВЦИКа.</div>
<div>
Он не считал себя решительным. И это скорее всего правда. Сужу по страшной примете: в партийных отчетах того времени нет упоминаний его фамилии. Тогда как все наиболее рьяные заонеж-ские священники были занесены в черные списки. «Типиницкий поп,— сообщалось в донесении,— на колхозном собрании выступил с требованием, чтобы докладчик доказал успехи социалистического строительства. По заявлению парторга, этот поп пользуется среди населения большим авторитетом, читает колхозникам газеты, художественную литературу».</div>
<div>
Довольно часто в справках фигурирует фамилия сен ногубского священника Любицкого, а без вырозерского протоиерея Смирнова не обходится практически ни одна информация из Заонежья.</div>
<div>
166</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Личность весьма колоритная. Представьте себе, при обсуждении проекта Конституции СССР в 1936 году он ходил по домам и убеждал колхозников, что, согласно статье 1 25, верующие имеют полную свободу религиозных шествий (в этом замечен был и Любицкий). Протоиерей, обходя деревни, как написано, «под видом сапожника», разъяснял, что с «материалистическим пониманием мироздания он не согласен». Читал по домам настоятельно рекомендуемую тогда коммунистами книгу Н. Островского «Как закалялась сталь», извлекая из нее неожиданную мораль: «Корчагин — бунтарь и погиб оттого, что не внял господним предупреждениям, после чего Иисус и покарал его слепотой».</div>
<div>
Смирнов, подобно партийным пропагандистам, не забывал цитировать Сталина, в особенности те места его ноябрьского 1936 года доклада на VIII Всесоюзном съезде Советов «О проекте Конституции Союза ССР», в которых генсек возражал против лишения избирательных прав служителей культа. (В скобках замечу, не потому ли в Велико-нивском сельском Совете на торжественном собрании по случаю 1 Мая 1937 года в президиум поступили вопросы: существуют ли в стране училища, где могут учиться священники, и можно ли попов принимать теперь в колхозы? А в декабре того же года, в день выборов, на одном из участков Заонежского района обнаружатся записки, в которых верующие предлагали избрать в Верховный Совет СССР митрополита Московского, о чем ЦИК КАССР сразу проинформирует Ем. Ярославского, главного безбожника страны Советов.)</div>
<div>
К Смирнову давно присматривались органы НКВД. Еще не зная сути «дела Петухова», я был уверен, что он обязательно будет фигурировать</div>
<div>
167</div>
<div>
<br /></div>
<div>
там в качестве какого-нибудь организатора. И точно. Петухов «признается», что в 1936 году его вовлек в контрреволюционную заонежскую организацию не кто иной, как Смирнов, что «подтвердит» и последний. (В 1957 году военный прокурор Северного военного округа своей подписью заверит, что все это абсолютная ложь.)</div>
<div>
Поразительно, но протоиерея Смирнова ни в 1936, ни в 1937 годах не тронули. И церковь вырозерская продолжала действовать вплоть до июля 1938 года. Ее закрыли лишь после того, как сельский сход восемьюдесятью тремя процентами голосов согласился передать здание под клуб. В октябре 1938 года закроется и сенногубская церковь. Любицкий со Смирновым разделят участь Петухова. Судьба лишь несколько отдалит их смерть, первым бросив на произвол кижского отца Алексия. Казалось бы, тишайшего из заонеж-ских пастырей: «Из попов более активными являются вырозерский поп Смирнов и сенногуб-ский поп Любицкий. Другие попы и церковники также ведут большую работу среди населения, но достаточных материалов, показывающих их работу, к сожалению, райком и другие организации не имеют...» А первым почему-то арестовали Алексея Степановича.</div>
<div>
Мне думается, объяснение тут следует искать в спорах, шедших в 1935—1937 годах вокруг Преображенской церкви. Кижские храмы были своего рода христианским центром для Заонежья, своим Иерусалимом, куда шли очиститься душой, испросить прощение у всевышнего. В те годы практически никто не воспринимал ни Покровскую, ни Преображенскую церкви как памятники архитектуры. Ими восхищались местные прихожане, гордились, но видели в них только храмы Господни.</div>
<div>
168</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Причем со своими специфическими особенностями: Преображенская считалась летней церковью, служба в ней велась начиная с Пасхи и длилась по 14 октября. После чего открывалась церковь Покровская, зимняя. Так издавна было принято на северных погостах. Веками не нарушалась традиция. А в 1929 году ВЦИК и СНК РСФСР принимают решение, которое гласит, что каждое религиозное общество имеет право пользоваться только одним молитвенным зданием. Понятно, с какими целями принималось это решение, и легко просматривались его последствия. Это еще благо, что кижская община только с 1935 года стала преследоваться, иначе развязка наступила бы гораздо раньше.</div>
<div>
Уже вспоминалось, как в сентябре 1936 года Петухов отважился восстать против указаний Заонежского райисполкома. И хотя Карельский ЦИК тогда и пожурил местную власть за «нарушение законодательства при закрытии церкви» (формально решение не было утверждено ни РИКом, ни КарЦИКом), однако против самой идеи не возражал. Просто потребовал «оформить» решение. Сентябрьскую ошибку исправили. 24 ноября Зао-нежский РИК «предлагает Кижскому сельсовету немедленно взять под свое наблюдение и охрану церкви-музея, для чего изъять от церковного совета ключи в свое ведение...», а 13 февраля 1937 года комиссия по вопросам культа при Президиуме ЦИК Карельской АССР утверждает это решение Заонежского РИКа, в свою очередь предлагая взять Преображенскую церковь в «непосредственное ведение республиканской комиссии по охране памятников старины». 9 марта Президиум КарЦИКа своим постановлением подтверждает это решение.</div>
<div>
169</div>
<div>
<br /></div>
<div>
А. С. Петухов с родственниками</div>
<div>
Прихожане во главе с А. Петуховым обращаются за поддержкой во ВЦИК СССР, откуда в апреле 1937-го им перешлют документ, подтверждающий правомерность действий карельских властей. Писать больше некуда, до самого верха дошли. И никто из заонежских верующих не надеялся больше в светлое Христово воскресение переступить порог храма Преображения Господня. Но отец Алексий, вопреки всем светским решениям, пасхальную службу проведет именно в нем. И все лето священник, как и до него 200 лет, встречает прихожан в Преображенской церкви. Знали об этом власти, нет — не скажу. Никаких документальных свидетельств не обнаружил. Хотя уверен, что Заонеж-ский РИК был в курсе дел, как и предполагаю, что слух о строптивом кижском священнике мог доходить до Петрозаводска. Но активных действий против Петухова не предпринималось, если, ко</div>
<div>
170</div>
<div>
<br /></div>
<div>
нечно, не брать в расчет явно спровоцированный скандал в Кижском сельсовете, закончившийся судом. И опять загадка: почему его сразу не арестовали (срок был определен)? Заканчивалось лето, наступала осень, а об отбытии наказания даже никто не вспоминал. Случайность все это или какая-то дьявольская игра, постепенно вытягивающая из отца Алексия нервы, лишающая его воли к сопротивлению? Не стану гадать. Но то, что он действовал с отчаянной решимостью, смелостью смертника — это точно. В последний для него праздник Преображения Господня—19 августа 1937 года — Алексей Степанович произнесет такие слова проповеди, что их одних тогда вполне хватило бы для вынесения смертного приговора. Текст проповеди был изъят во время обыска и сохранился в деле. Дочери Петухова объяснили мне этот факт: оказывается, их отец все проповеди заранее записывал и тексты после окончания службы не выбрасывал. По его разумению, они должны были показать добромыслие проповедей. Однако та запись, что попала в дело, сыграла как раз уличающую роль, став доказательством его «виновности».</div>
<div>
Отец Алексий, призвав вспомнить Преображение Господне, сразу заговорил и о храме, именованном в честь этого праздничного события: «Свыше двухсотлетия храм этот служит украшением вашей местности, а сейчас пользуется вниманием со стороны верующих и неверующих». И далее предложил побеседовать вообще о церкви, «также о вере православной». Сравнив церковь Христову с кораблем, он нарисовал картину бедствий, возможной скорой гибели судна. В деле эти строки подчеркнуты! «Да будет вам всем известно, что корабль Христов, церковь православная теперь переносят страшную бурю и находятся в страшной опасности.</div>
<div>
171</div>
<div>
<br /></div>
<div>
За 1000 лет существования православной церкви на Руси никогда она не была в столь тяжелом положении, как сейчас. Враги христианства не дремлют, враги напрягают все силы, чтобы утопить священный корабль Христов и уничтожить веру православную, ...все устремилось на церковь, чтобы обессилить ее вконец, разбить ее».</div>
<div>
Во время допросов его с пристрастием спрашивали, кого он имел в виду под врагами, в свою очередь объясняя, какие враги вскоре будут уничтожены. Отец Алексий в проповеди не убоялся сказать и о том, что болью сидело в каждом — о репрессиях. Некогда многолюдное Заонежье (в 1936 году здесь проживало более 26 тысяч человек) молниеносно опустевало. Все видели. Все молчали. И, конечно, слова отца Алексия о гибнущих людях («на корабле гибнут, гибнут и по чужой и по собственной воле»)— не простились ему.</div>
<div>
Алексей Степанович сказал то, что видел, о чем думал, что было правдой. Вот в чем он провинился перед советской властью.</div>
<div>
Печальный исход был предрешен еще и потому, что к 1937 году антирелигиозная истерия набрала такие кровавые обороты, которые неизбежно вели к гибели Петуховых, Смирновых, Любицких. Во многих партийных, советских документах они именовались не иначе как врагами (в одном из отчетов обнаружил даже именную графу «Наши враги»). Общественное мнение долгие годы подготавливалось, чтобы с легкостью принять эту варварскую мысль.</div>
<div>
Заонежье в отличие от других районов, скажем Кестеньгского, Ребольского, Ругозерского, так никогда и не попадет в хвалебный разряд—«безбожных районов». Может, поэтому здесь труднее всего будут вживляться и отделения Союза</div>
<div>
172</div>
<div>
<br /></div>
<div>
воинствующих безбожников. Несмотря на грозные ежегодные призывы создавать их в колхозах, они так и не появятся. Все застынет на уровне сформированного по указанию райкома партии оргбюро по образованию союзов безбожников. Антирелигиозная работа будет проводиться (в основном в виде лекций, разрушения церквей и арестов священников), но актив безбожников замкнется в партийно-комсомольском кругу. Крестьяне же в массе своей по-прежнему будут ходить в церкви, крестить детей. Более того, даже колхозные правления — это во второй-то половине тридцатых годов! — официально приглашают перед посевной попа «отслужить молебен о даровании погоды» или окропить скот святой водой перед первым выгоном его на пастбища. Все эти случаи, конечно, фиксировались, председателям колхозов устраивались за них жестокие нахлобучки с оргвыводами, но еще вплоть до середины 1938 года похожие истории происходили довольно часто. Позже их число — сужу по отчетам — резко упало. Впрочем, и данных о деятельности заонежских отделений Союза воинствующих безбожников тоже не обнаруживается.</div>
<div>
Думаю, тут небезынтересно сделать одно маленькое отступление, прекрасно иллюстрирующее состояние республиканского Союза безбожников в целом. Если в апреле 1929 года (время I Все-карельской конференции СВБ) в нем насчитывалось 5227 членов, то к июлю 1936 года осталось лишь 317 человек. Любопытно, что в одном из недавних научных исследований обнаружил прямо противоположную оценку, показывающую почти троекратный рост численности организации, вроде достигшей к 1937 году 6500 человек. Причем и автор монографии и я одинаково опираемся</div>
<div>
173</div>
<div>
<br /></div>
<div>
на данные архивов; правда, в первом случае — они сводные (по документам госархива), я же обнаружил обобщенную цифру в одной из справок партархива.</div>
<div>
История карельского Союза воинствующих безбожников крайне интересна сама по себе. И хотя в данном случае речь идет не о Союзе, однако опосредовано перипетии его развития и упадка замечательно характеризуют уровень религиозного сознания в обществе тех лет. Даже если отказаться от выигрышных живописаний, то говоряще выглядит сама логическая схема: в 1929 году возникает Союз, в начале тридцатых его деятельность замирает, к 1936-му — он разваливается, в 1937-м — под сильным давлением Москвы (к чему лично приложил руку Ем. Ярославский) — вновь начинается формирование Союза, а к началу войны — опять спад. Естественно, властями непопулярность СВБ объяснялась не его внутренними характеристиками, а только вредительством лидеров Союза, которые вроде бы преднамеренно разваливали организацию. «Выяснится», что Хюппинен (работник обкома ВКП(б) нарочно в начале 1936 года распустил областное бюро СВБ с целью ликвидировать организацию (кстати, факт развала — полная правда и тоже заставляет усомниться в верности цифры — 6500 членов). Позже, в апреле 1937-го, «обнаружат» еще несколько пособников церкви, среди которых окажутся Ирклис (первый секретарь обкома партии), Гришкин (председатель областного СВБ) и Рябинкин (его заместитель). Через два месяца они все предстанут в качестве «врагов народа», конечно, не только за «потворство» церкви. Ill Всекарельская конференция СВБ (сентябрь 1937-го) констатировала, что работу придется начинать сначала, так как все</div>
<div>
174</div>
<div>
<br /></div>
<div>
развалено. После чего в тех районах, где не появлялись отделения СВБ, стали активно искать вредителей. И к 1938 году местные организации, по меньшей мере, судя по бумагам, возникли. Обком партии, после угрожающего письма Ем. Ярославского к Г. Ровио, молниеносно провел два заседания бюро о состоянии антирелигиозной работы в Карелии, потребовав от СНК КАССР выделить 25 тысяч рублей для укрепления материальной базы республиканского СВБ.</div>
<div>
Грозы, прогремевшие в «высших» сферах и принесшие шквал репрессий, не могли не сказаться на глубинке, на рядовом крестьянине. Которого так запугали, что он и подумать боялся, а не то что вступиться за сбрасываемые с колоколен колокола, который не смел голосовать против закрытия церквей, который страшился огласки собственной религиозности.</div>
<div>
Это очень сложный для понимания вопрос: почему миллионы крестьян России не сумели постоять за Веру. И его не объяснишь одним только страхом (хотя, конечно, именно он и стал хребтом молчаливого парализующего согласия). Возможно, тут надо говорить о том, что «естественная религиозность» (выражение Вл. Соловьева) оказалась не глубинной сутью человека и он не пожелал положить ради нее единственную жизнь. Воинствующих верующих (по аналогии с воинствующими безбожниками) почти не было, по крайней мере в Заонежье. И выходило — военачальники имелись (типа Смирнова), но воинов не обнаруживалось. Наступил, если так позволительно сказать, новый «катакомбный» период христианства, когда третируемая вера, не борясь, но и не исчезая, скрылась в сознании. Казалось бы, на что религиозным человеком была Александра Стефановна</div>
<div>
175</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Петухова, но и она, после ареста мужа и своего переезда к взрослым детям в Петрозаводск, спрятала почитаемые ею иконы в коробке за печью, подальше от случайных глаз, чтобы по святым дням доставать их оттуда и тайком молиться.</div>
<div>
Это вполне устраивало правящую идеологию, так как родители прятали свою веру не только от чужих людей, но и от собственных чад. Все шестеро детей отца Алексия выросли безбожниками. Потому что он сам деликатно не допускал их к церкви и жену одергивал, когда та пыталась было приобщать их к Библии или молитве. Однако и его нельзя винить за это — он хотел, чтобы дети жили. Он их любил. Жертвовать же соглашался только собой. Поэтому один, не вмешивая никого из близких в дела церкви, решился в 1936 году до конца стоять за сохранение Преображенского храма, борясь против превращения его в светский музей, при этом притупив всякую осмотрительность. Он по-настоящему взбунтовался, пойдя на открытое неисполнение советских предписаний относительно закрытия храма. Предполагаю, что и этим в определенной мере объясняется последовавшее в октябре 1937 года решение Епархиального управления о введении Петухова в сан протоиерея. Единственно возможная тогда открытая благодарность ему за мужество. Но в качестве старшего православного священника кижские прихожане его не смогут увидеть. С развязкой в Петрозаводске решили не тянуть. Опорный столб разом выбили. Приход осиротел. Ни в Преображенской, ни в Покровской церквах с тех пор никогда больше не проводились службы. Отец Алексий стал последним кижским священником.</div>
<div>
176</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Когда же будут продавать вас, не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать...</div>
<div>
Евангелие от Матфея. 10, 19</div>
<div>
Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросил у него хлеба, подал бы ему камень?</div>
<div>
Евангелие от Матфея. 7, 9</div>
<div>
Во время третьего допроса, 28 октября вечером, Петухов подписался под протоколом, признав себя участником контрреволюционной повстанческой организации и руководителем контрреволюционной группы. На третью «беседу» его просто не хватило. Оговаривал себя без энтузиазма. Но любую версию младшего лейтенанта НКВД, ведшего следствие, с готовностью подтверждал. Да, занимался вербовкой. Да, созывал нелегально антисоветские сборища. Да, был связан с разведчиками иностранных государств. Допросы пошли ходко. И каждый день вносил новую строку в «преступную биографию» Петухова.</div>
<div>
Дело разбухало, следователь много писал. Вернули наконец порошки, с которыми он в последние годы не расставался!— страшно мучил желудок.</div>
<div>
Алексей Степанович понял, что ему отсюда уже не выбраться живым и молил Бога об одном: чтобы из-за него не пострадали ближние да побыстрее кончился этот кошмар. Приходя на очередной допрос, даже не пытался вспомнить, о чем шла речь на прошлом, механически отвечал на вопросы. Следователь тоже, кажется, не заботился о какой-либо логичности и доказательности, ему нужны были «факты». Поэтому при проверке в 1957 году выплывут примеры несоответствия даже между допросами, не говоря уже о том, что никаких</div>
<div>
12 Зак. 3317 177</div>
<div>
<br /></div>
<div>
доказательств заговорщической деятельности, кроме слов самого Петухова, не обнаружится. Будут путаться даты, фамилии, события, впрочем, в 1937 году такие мелочи никого не интересовали. Важно, что преступник сознался: с 1936 года является членом контрреволюционной повстанческой организации, с 1922 года — агентом финской разведки, по заданию которой занимался вербовкой и шпионажем.</div>
<div>
Петухову называли фамилии участников заговора — он подтверждал. Речь в основном шла о священнослужителях и членах кижского церковного совета. Странно для тех лет, но большинство из них не будут привлечены даже в свидетели. Численность, видимо, требовалась для внушительности заонежской «организации», которую упорно притягивали к «повстанческой группе церковников Петрозаводска». В этом случае и заговор приобретал солидность — тянул на республиканский, обещая следователям награды и повышение по службе.</div>
<div>
Наконец все кончилось. Алексея Степановича оставили в покое. И он, каждый день просыпаясь в последний раз, время проводил в молитвах. В 1936—1937 годах над многими умершими ему пришлось читать псалтырь. Кто это сделает для него? Возможно, в какой-то из дней припомнится ему 22-й псалом и такими понятными станут строки: «...Все, видящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивают головою... Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прилипнул к гортани моей...»</div>
<div>
Может, это фантазии мои, может быть. Но мучения его уж точно были взаправдашними. Они кончились лишь 20 ноября 1937 года. Ночью, в 2 часа 15 минут, его расстреляли. Был день Федота-Мученика.</div>
<div>
178</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Жена всю оставшуюся жизнь будет молиться за здоровье дорогого мужа Алешеньки, не смея даже подумать о возможной его кончине. С этим и в могилу сойдет в 1946 году. Дети о дате смерти отца узнают пятьдесят три года спустя. Но не отыщется могила, над которой они могли бы заплакать.</div>
<div>
— После ареста папы нас с мамой не трогали,— рассказывает Галина Алексеевна.— Мы прожили в Боярщине до лета 1938 года и переехали в Петрозаводск.</div>
<div>
Хочется сказать — вовремя. В партархиве, пролистывая протоколы пленумов Заонежского РК ВКП(б) за 1938 год, наткнулся на документ-приговор. Короткая, сухая строка: «попадья в Киж-ском сельсовете проводит антисоветскую работу». Это об А. Петуховой. Запись сделана в апреле 1938 года. Так что хорошо, что поторопились с переездом.</div>
<div>
Однако, правда, никого из родственников не арестовали. Александру Стефановну с дочерьми приютила тетя Шура, родная сестра Петухова (шаг весьма смелый, например, вторая — архангельская — сестра после ареста Алексея Степановича вообще перестала поддерживать отношения с петрозаводскими родственниками).</div>
<div>
Помаленьку все утряслось — старшие (сыновья) работали, младшие (дочери) учились. Потом война. Все, кроме Гали, пройдут ее, возвратясь благополучно домой. Судьбы у них сложатся по-разному. Володя, вернувшись в чине майора, долгие годы работал в обществе «Спартак» (в молодости серьезно занимался спортом). Ваня после окончания Петрозаводского финского педтехникума (еще до войны) учительствовал в Ухте (Володя с Ваней, как и их отец, хорошо владели финским языком),</div>
<div>
179</div>
<div>
<br /></div>
<div>
потом в Кондопоге, Петрозаводске. В годы войны партизанил, потерял ногу. И вновь вернулся в школу после сорок пятого. Теперь оба брата уже покойники, царство им небесное.</div>
<div>
Гену после семилетки никуда не приняли учиться (кстати, все дети закончили по 7 классов), он устроился работать на железную дорогу. На старости лет — за пятьдесят уже было — вдруг решил учиться и заочно закончил Ленинградский институт железнодорожного транспорта, после которого работал в управлении Кировской дороги. Соня, отвоевав, работала по своей бухгалтерской специальности. Августа связала судьбу с медициной, Галя — со строительством. Все четверо на пенсии, живут в Петрозаводске. В общем, прошла жизнь. О которой худо вспоминать не хочется, но горького в которой было с избытком.</div>
<div>
Они научились прощать прошлое, но ничего не забыли. И мне трудно было выслушивать их детские воспоминания, когда «поповских детей» не принимали в интернаты, когда их за «происхождение» выгоняли из учебных заведений. «На нас везде смотрели как на врагов,— давя кашлем слезы, рассказывает Августа Алексеевна,— никуда не сунься. Меня даже на фронте в 1942 году в комсомол не приняли, говорят, дочь репрессированного да еще и попа. А когда Родину забирали защищать, так не напугались моего происхождения.</div>
<div>
После ареста папы меня хотели из фельдшерского училища исключить. Спасибо, одна преподавательница вступилась, мол, причем здесь дочь. А над братьями — Володей и Ваней — поизмывались. Правда, это еще при папе было. Они оба поступили в педтехникум. И от них потребовали отказаться от отца. Володя сказал — нет, его тут</div>
<div>
180</div>
<div>
<br /></div>
<div>
же отчислили, а Ваня — остался учиться. Папа на него не обижался.</div>
<div>
Я помню, как папа переживал, что из-за него нас везде притесняют. Галю в сенногубской школе, например, отказывались кормить платными горячими завтраками, и папа ходил, упрашивал учителей, лишь бы Галя со всеми детьми вместе была. Или вот еще, в Кижах находилась четырехлетка, а до седьмого класса доучивались в Сенной Губе. Так зимой туда на санях возили ребятишек. Морозы стояли сильные. Подойдешь к возчику, а он тебя не пускает в сани: иди пешком, поповское отродье, и уедет. Идешь, плачешь. А в школе помню такого учителя Ржановского, слово-то «учитель» для него неподходящее. Так он и меня, и Галю изводил придирками, чуть что—«попова дочь», в классе смеются».</div>
<div>
— А помнишь, как Соню мучили? — Галина Алексеевна смотрит на сестру.</div>
<div>
— Это когда ее в интернат не брали?</div>
<div>
— Да.</div>
<div>
И еще одна ужасная история: дочь заставляли отречься от отца, не давая доучиться в школе. Она ни в какую — лучше брошу. Тогда Алексей Степанович взял ее за руку, сам повел в сельский Совет. При нем же и составили какую-то справку-отречение.</div>
<div>
Эта инквизиция на их памяти. Разве не прошли они все круги ада? В полной мере испытав голод, презрение окружающих, гонения государства. И поразительно, не озлобились, не разучились верить в хорошее.</div>
<div>
С сегодняшней меркой морали трудно подступиться к людям из 37-го. Страх делал их преступно-послушными, но не были они вымороченными злодеями. В архивных документах и этому, к</div>
<div>
181</div>
<div>
<br /></div>
<div>
счастью, сохранились свидетельства. Я, например, был поражен, когда в одном из протоколов собрания парторганизации Кижского сельсовета наткнулся на полемику о Троцком. Представьте, осенью 1937 года (!) председатель колхоза Н. Егоров защищает Льва Давидовича, потому что имел собственное мнение: «С Троцким я служил, и Троцкий человек хороший, мог тогда руководить Красной Армией». Смелость не простится Егорову. Впрочем, арестовывали не только тех, кто пытался думать самостоятельно, гребли всех подряд, из тех же 18 колхозов Кижского сельсовета весь 37-й год забирали мужиков. И не потому, что они были в чем-то виноваты, а потому что на это была «установка». Сегодня историки достаточно убедительно описали механизм репрессий, поэтому, не пересказывая известное, предложу местный заонежский факт, показывающий, как воплощалась большая политика Москвы. Осенью 1937 года после первых массовых весенне-летних арестов, Заонежье пережило вторую волну репрессий. Ее не на чем было делать (заметных мужиков вымели уже), но секретарь РК ВКП(б) требовал: «...некоторые товарищи думают, что вредительство обнаружено, враги народа арестованы, значит, вредительства больше нет. Нужно заняться ликвидацией последствий вредительства в нашем районе, для этого должны иметь планы каждая организация, каждый колхоз».</div>
<div>
И в сельсоветах, партячейках составляли эти гадкие планы, разверстывая по домам остатних. И если ты не хотел осиротить свою семью, должен был доказать свою лояльность властям: покорствовать, восхищаться вождями (от сельских до союзных), а еще лучше проявлять бдительность (донеси, тогда, может быть, выживешь).</div>
<div>
182</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Особенно трудно было выполнять план по выявлению врагов в таких небольших сельсоветах, как Кижский, где все прекрасно знали, что последних действительно зажиточных крестьян поаресто-вывали еще в 1934 году, где все были на виду и позавидовать можно было разве что достатку — худому, но все-таки — работников сельсоветов да районных партийных вождей, которые сами и составляли расстрельные списки, где все видели, что дальше райцентра (с. Шуньги) редко-редко кто из местных крестьян выезжал. Какие уж тут заговоры. Люди элементарно плохо ориентировались в происходящем, с испугом отстраняясь от всякого печатного слова — вдруг выяснится завтра, что читал статью врага народа. Интересно, что в 1936 году после обследования кижской парторганизации на предмет самообразования выяснилось, что газеты здесь читают только 3 коммуниста (среди них — парторг и председатель сельсовета), о чтении книг речи вообще не шло, с трудом одного обнаружили. И тоже нелепица — райком партии составил перечень авторов, обязательных для прочтения, установив и контрольные сроки.</div>
<div>
Даже в малограмотных протоколах собраний «авангарда» чувствовалась тогдашняя безнадежность. Вначале я непонятливо поразился повесткам собраний: первым вопросом всегда шло обсуждение какого-нибудь очередного выступления лидера страны, вторым — с той же регулярностью — расследовались случаи пьянства коммунистов. Видимо, пили по-черному.</div>
<div>
Протоколы листать смешно, смешно отыскивать нелепые оправдания, типа того, что имярек не пьет с классовыми врагами, но, поверьте, совсем не смешно прочитывать десятки докумен</div>
<div>
183</div>
<div>
<br /></div>
<div>
тов подряд, внимательно приглядываясь к датам собраний. Неожиданно открывается, видимо, еще никем не исследованная страница психологической реакции живых людей на ежесекундный политический гнет. Наверное, не ошибусь, сказав, что люди спасались в пьянстве. Пили зверски и все. Видимо, хотелось хоть какого-то покоя, забвения. Особенно переполнен «пьяными» партсобраниями именно тридцать седьмой год.</div>
<div>
Здравый человеческий смысл был подавлен, люди сами с ожесточением мылили для себя веревку. Из выступления на собрании: «До сих пор парторганизация не разоблачила ни одного врага народа» (сентябрь 1937 года). Это «тревожило» и райком, поэтому обильная жатва «церковников» возможно многих успокоила: не нас. Хотя вернее говорить — пока не нас.</div>
<div>
В 1957 году выяснится, что все они — уничтоженные в первую, вторую, третью и... бесконечную очередь,— не виновны.</div>
<div>
После письма Галины Алексеевны в военный трибунал через несколько месяцев пришел ответ: дело пересмотрено, решение тройки НКВД Карельской АССР от 20 ноября 1937 года в отношении Петухова А. С. отменено и дело на него за недостаточностью обвинения производством прекращено. Произошло это 20 марта 1958 года. В КГБ к этой малоговорящей фразе устно добавят, что умер, мол, отец по причине болезни («старый человек, больное сердце»). Издалека показывали само «Дело», не дав детям прикоснуться к написанным отцовской рукой листам. Не полагается.</div>
<div>
Когда началась вторая волна реабилитации, уже в наши дни, Галина Алексеевна вновь в январе 1990 года пишет письмо теперь в КГБ: «Хочется знать, какое было ему (отцу.— А. Ц.) выдвинуто</div>
<div>
184</div>
<div>
<br /></div>
<div>
обвинение, сообщите место нахождения его бытия и смерти? Или преждевременный расстрел? ...Мы, дети и мама, были уверены в его невиновности и честно прожитой жизни. Потому тяжело и горько вспоминать тяжелые и мучительные последние годы его жизни, нет места, где можно поклониться».</div>
<div>
Ей сообщат обо всем, кроме последнего — месте захоронения.</div>
<div>
Отец Алексий, в миру Алексей Степанович Петухов, русский, 1875 года рождения, на своем веку вкусил все четыре заповеди блаженства: бедности, нищеты духа, страдания и гонения за веру.</div>
<div>
Он и его семья познали горькую бедность, случалось, в дому не было хлеба. Всю жизнь кормились тем, что мать обшивала знакомых, а сам он плотничал, слесарил, рыбачил. В день обыска и описи имущества протокол бесстрастно зафиксировал все до единого предмета их хозяйства: от козы и самовара до заштопанных носков и погнутых ложек. Насчитали 46 наименований. Следователь, не поверив в эту нищету, пошел справляться к квартиросдатчикам, вернувшись от них обескураженным. Скуда была взаправдашняя.</div>
<div>
Он и его семья постоянно страдали от притеснений, обид, унижений. Алексей Степанович и Александра Стефановна потеряли пятерых детей, умерших в раннем детстве от скарлатины.</div>
<div>
Он на себе испытал тяжесть библейской заповеди о нищете духа, когда, отказавшись от спокойствия, избрал в качестве высшего блага своей жизни спасение Преображенского храма. Именно спасения — ведь церковь вполне могла быть не просто закрыта, но и разрушена, как десятки других, находившихся когда-то в Заонежье.</div>
<div>
185</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Он, затравленный, погиб во имя Христа.</div>
<div>
Кто помнит его? Никто. Разве что только дети.</div>
<div>
Вот его последнее прощание с ними:</div>
<div>
«Здравствуйте, милые и дорогие Шура и Галя! Крепко, крепко вас целую, обнимаю и прижимаю к своему больному сердцу. Шура, пришли мне: белья пару, чулки, сапоги, полотенце, иконку Спасителя, маленький молитвослов и денег, все положи в сумку и отдай на почту на имя начальника милиции, Шуньга Заонежского района. А если кто поедет, то с ним на руках пошли и прибавь еще старую шубу.</div>
<div>
Ну оставайтесь с Богом, молитесь за меня. Прощайте! Ваш папа.</div>
<div>
29 октября 1937 г.».</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ОПРАВДАН...</div>
<div>
...Я пошел в революцию от станка, работал в маленькой мастерской, где мне предложили остаться, но я ушел на фронт, серьезно пошел на революцию.</div>
<div>
Из выступления О. Пеккаринена на собрании первичной парторганизации Карельского научно-исследовательского института культуры 29 сентября 1937 г.</div>
<div>
Он был типографским рабочим высокой квалификации, и, по всей вероятности, именно это послужило благодатной почвой для его знакомства с публикациями, касающимися революционных событий в России, Финляндии и в мире, предопределило его революционные воззрения, связав их с борьбой за освобождение рабочего класса Финляндии от «гнета капиталистов». Он активно вошел в революцию 1918 года в Финляндии.</div>
<div>
Как свидетельствовал в справке-характеристике Г. Г. Ярвимяки1, О. Пеккаринен в начале февраля 1918 года прибыл на лыжах из Ювяскюля в штаб фронта в г. Пахту через фронт белых по поручению рабочей организации. После успешного выполнения задания «красного» правительства в Гель-</div>
<div>
1 Г. Г. Ярвимяки в тридцатые годы директор (орденоносец) Кондопожского ЦБК, бывший в 1918 году командующим фронтом Красной гвардии участка Хейнола. Член ВКП(б) с 1918 года. Репрессирован в 1937 году как «враг народа». Реабилитирован посмертно в 1956-м. В партийном отношении реабилитирован постановлением бюро Карельского обкома КПСС от 20 октября 1988 года.</div>
<div>
187</div>
<div>
<br /></div>
<div>
О. П. Пеккаринен</div>
<div>
сингфорсе (Хельсинки) он возвратился в г. Лахту и был назначен начальником чрезвычайной комиссии (ЧК). После захвата красногвардейцами г. Хейнола стал начальником ЧК города и одновременно выполнял обязанности начальника разведки этого участка фронта.</div>
<div>
Г. Ярвимяки удостоверяет (дословно из справки-характеристики) «о том, что участок фронта Хейнола признан одним из лучших участков фронта финляндской революции, нужно с большой частью считать к заслугам тов. Пеккаринен О. П.».</div>
<div>
После поражения революции и эвакуации участка фронта Хейнола вместе с отрядом Г. Ярвимяки О. Пеккаринен прибыл в г. Котка, откуда на конфискованном пароходе «Хелла № 1» красногвардейцы вышли в Петроград, куда и приплыли 4 мая 1918 года.</div>
<div>
188</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Началась новая страница в жизни финского рабочего-красногвардейца О. Пеккаринена.</div>
<div>
Он стал членом коммунистической партии, окончил курсы красных командиров в 1919 году. Участвовал в гражданской войне. Успешно выполнял задания Российского бюро Компартии Финляндии, осуществляя связь с коммунистическим подпольем и проводя агитационную работу по укреплению ее рядов и активизации работы.</div>
<div>
Эти периоды его жизни отмечены знаком, на красном знамени которого написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Бойцу Красной гвардии и Красному партизану 1917—1922 гг.». Его номер 4484.</div>
<div>
В начале двадцатых годов произошла его встреча с учительницей начальной финской школы в пригородном районе Петрограда Хильдой Хямя-ляйнен1, уроженкой Петербурга, из многодетной рабочей семьи, которая стала верной спутницей его жизни вплоть до трагических дней 1937 года.</div>
<div>
Сняв в связи с ухудшением здоровья военную форму, О. Пеккаринен в 1922 году переходит на хозяйственную работу, связанную с его прежней профессией высококвалифицированного печатника, в типографию финского издательства «Кирья» в г. Ленинграде. В 1930 году он был назначен на должность директора типографии, а затем переведен на эту же работу в 1934 году в г. Петрозаводск. О своей работе О. Пеккаринен говорил: «...Я был</div>
<div>
1 X. И. Пеккаринен (1897—1980 гг.), член ВКП(б) с 1920 года, служащая Российского бюро ЦК Компартии Финляндии в Ленинграде (позднее переименованным в финскую секцию Коминтерна), переводчица в Советском консульстве в Финляндии (г. Выборг), служащая финского издательства «Кирья» в Ленинграде, затем в Петрозаводске.</div>
<div>
189</div>
<div>
<br /></div>
<div>
на разной работе, но никогда мне не кружило голову директорство, я работал как большевик».</div>
<div>
В 1935 году Отто Петрович имел выговор по партийной линии с формулировкой обвинения «за притупление революционной бдительности и слабую борьбу с извращениями национальной политики». Выговор был утвержден Комиссией партийного контроля при ЦК ВКП(б) по Карелии. Это повлекло за собой освобождение от должности директора типографии.</div>
<div>
С июля 1935-го он переходит на работу в Карельский комплексный научно-исследовательский институт, созданный в 1930 году, который был преобразован в январе 1937 года в Карельский научно-исследовательский институт культуры (КНИИК), занимающийся вопросами истории, этнографии, археологии, фольклора, финно-угорских языков. В дальнейшем этот переход на новую работу, осуществленный при участии и по рекомендации П. А. Хюппенена1, явился одной из причин обвинения О. Пеккаринена в связи с «врагами народа» и исключения его из партии. В этот период он работает в издательском секторе института и помощником директора по административно-хозяйственной части.</div>
<div>
Тяжелые условия работы в период революции, гражданской войны и незаслуженные обвинения в его адрес в 1935 году подорвали здоровье О. Пеккаринена. Он начинает хлопотать о выходе</div>
<div>
1 П. А. Хюппенен — заведующий отделом школ и полит-просветработы Карельского обкома партии. Репрессирован по «делу Гюллинга» в 1937 году. Приговорен к ВМН 4 января 1938 года. Расстрелян 14 января 1938 года. Реабилитирован посмертно в 1956-м. В партийном отношении реабилитирован постановлением бюро Карельского обкома КПСС от 24 декабря 1969 года.</div>
<div>
190</div>
sibirskaya-vandeyahttp://www.blogger.com/profile/07888973132611524037noreply@blogger.com0tag:blogger.com,1999:blog-5841045359038978715.post-29173117440195213722014-06-28T07:36:00.002-07:002014-06-28T07:36:17.916-07:007 Их называли КР Репрессии в Карелии 20-30-х годов<div>
<br /></div>
<div>
на пенсию по состоянию здоровья (открытая форма туберкулеза), право на которую получает с 1 сентября 1937 года.</div>
<div>
В это время репрессивный механизм в Карелии, как и по всей стране, уже набрал полные обороты. Поиски «врагов народа» продолжаются. 29 сентября 1937 года первичная парторганизация КНИИК на своем закрытом заседании рассматривает вопрос «О партийных проступках т. Пеккаринен».</div>
<div>
Основные обвинения:</div>
<div>
работая в типографии «Кирья», был окружен «врагами народа», в числе которых были Сузи, Термеля, Хюппенен;</div>
<div>
на справках о ходатайстве персональной пенсии стоят подписи «врагов народа», в том числе Г. Ярвимяки;</div>
<div>
ушел в отпуск из КНИИК, а затем на пенсию в период борьбы с «врагами народа»;</div>
<div>
работая в издательском секторе КНИИК, хранил троцкистскую литературу;</div>
<div>
будучи директором издательства «Кирья» в г. Ленинграде, чинил препятствия изданию литературы на вепсском языке.</div>
<div>
Любого из этих обвинений, по тем временам, с лихвой хватало не только для исключения из партии, но и применения к нему самых жестоких мер со стороны НКВД.</div>
<div>
Отвечая на выдвинутые обвинения, как убежденный и искренний член партии, как истинный боец революции, О. Пеккаринен сказал: «Я, как старый (имеется в виду с большим стажем.— П. В.) член партии, сделал много ошибок. Но я считаю, что сознательно я не вредил. Вы, вероятно, получили поручение исключить меня из партии. Вы подбираете мелочи и занимаетесь демагогией.</div>
<div>
191</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Но у меня еще держится в руках винтовка, я был и останусь красным и лучше вас всех буду биться на фронте...» И еще: «...Если меня исключат, то я буду бороться за партийную книжку до конца и уверен, что отдам ее только временно».</div>
<div>
Но решение партийного собрания было предопределено заранее.</div>
<div>
За исключение проголосовали все члены ВКП(б) института. 13 ноября 1937 года бюро Петрозаводского горкома партии утвердило решение первичной парторганизации и исключило О. Пеккаринена из рядов ВКП(б) «за связь с врагами народа; обман парторганизации при разборе вопроса о предоставлении ему персональной пенсии, за то, что рекомендации были подписаны врагами народа, за засорение складов издательства троцкистской и прочей контрреволюционной литературой, как не внушающего политического доверия».</div>
<div>
Теперь наступила очередь действовать НКВД.</div>
<div>
Ночью 26 декабря 1937 года Отто Петрович и Хильда Ивановна Пеккаринены были арестованы. Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 2 февраля 1938 года их приговорили к 10 годам исправительно-трудовых лагерей каждого. Обвинения традиционны — контрреволюционная деятельность, проведение финизации и националистической практики.</div>
<div>
Их дочь Майла Пеккаринен1, 1927 года рождения, после ареста родителей осталась одна и была определена в Петрозаводский детский дом, откуда в 1938 году ее забрала и увезла в г. Ленинград бабушка, мать Хильды Ивановны.</div>
<div>
По этапу О. Пеккаринен был направлен для</div>
<div>
1 Майла Пеккаринен умерла в блокадном Ленинграде 18 июня 1942 года.</div>
<div>
192</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Семья OTTO Пеккаринена</div>
<div>
отбытия наказания в исправительно-трудовой лагерь НКВД (ИТЛ) в Горьковскую область, X. Пеккаринен — в Карагандинскую область.</div>
<div>
Начался самый тяжелый этап в их жизни. По приговору Особого совещания они не были лишены права переписки, поэтому по сохранившимся письмам Отто Петровича к дочери и жене можно судить об обострении его болезни. Понимая свое критическое состояние, он не строил иллюзий о своей дальнейшей судьбе.</div>
<div>
В своем последнем письме к дочери писал: «Дорогая моя дочка. Я уже ответил на твое последнее письмо и поздравил тебя с 11-летием. Будь, моя дорогая, счастливее, чем твой отец, пусть судьба никогда не сделает тебя такой несчастной, как твой отец сейчас... Живите хорошо, будьте счастливы. Дорогая Майла, учись теперь старательно, пока есть у тебя такая возможность».</div>
<div>
13 Зак. 331 193</div>
<div>
<br /></div>
<div>
27 декабря 1938 года Отто Петрович Пеккаринен умер в лагпункте № 1 Унжлага НКВД, ст. Сухо-безводное Горьковской области.</div>
<div>
16 февраля 1990 года в газете «Ленинская правда» была опубликована статья «Возвращенные имена», где говорится:</div>
<div>
«При пересмотре дела в 1957 году установлено, что Пеккаринен осужден необоснованно, виновность его объективными доказательствами не подтверждена. Материалы следственного дела сфальсифицированы. Следственный работник, который вел дело, за это осужден. Президиум Верховного суда Карельской АССР 2 марта 1957 года отменил указанное постановление в отношении Пеккаринена и дело прекратил.</div>
<div>
В связи с тем, что Пеккаринен оправдан, он реабилитирован в партийном отношении».</div>
<div>
Так закрылась трагическая страница в жизни Отто Пеккаринена — бойца революции, интернационалиста, одного из миллионов честных и преданных своим идеалам людей, погибших в годы сталинских репрессий.</div>
<div>
Его жена — Хильда Ивановна Пеккаринен отбыла полный срок наказания в Карагандинском лагере, в одном из отделений совхоза-колонии, организованном в системе ГУЛАГа. Освободилась из заключения в 1947 году, а реабилитирована восемь лет спустя. Умерла Хильда Ивановна в Петрозаводске 23 мая 1980 года.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ПОД ЗНАКОМ Ъ</div>
<div>
О М. 3. Никонове и его книге</div>
<div>
Еще 2—3 года назад эта книга, безусловно, была бы признана антисоветской (а она действительно такая) и ее распространение было бы невозможно. Сегодня она начинает пробивать себе дорогу к широкой читающей публике, как и ее «старшая сестра» — книга Ивана Солоневича «Россия в концлагере», которая в тридцатые-сороковые годы значила почти столько же, как в семидесятые-восьмидесятые «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. Работа М. 3. Никонова-Смородина (настоящее имя — Михаил Захарович Никонов) вышла в софийском издательстве Народно-Трудового Союза Нового Поколения (НТСНП) в 1938 году.</div>
<div>
Полное название книги «Красная каторга. Записки соловчанина» в полной мере отражает ту задачу, которую ставил перед собой автор. Он попытался на доступном ему уровне, преломив общие тенденции через собственный более чем шестилетний опыт Соловков и Беломорканала, показать строительство и действие той грандиозной человеконенавистнической системы, которую теперь мы называем «Архипелаг ГУЛАГ». Тем именно и ценны записки М. 3. Никонова, что кроме богатейшего фактического материала они содержат в себе одну из первых попыток вдумчивого, уравновешенного анализа, стремления не</div>
<div>
195</div>
<div>
<br /></div>
<div>
<br /></div>
<div>
просто охаять, но понять, что же происходит в России — такой великой и такой униженной стране.</div>
<div>
Сам М. 3. Никонов по происхождению из крестьян. Благодаря тому, что сумел получить образование землемера, он стал вполне заурядным представителем провинциальной интеллигенции, крепко державшей связь с землей. После первой мировой войны он вернулся домой, но обнаружил, что новая власть ничего не дала крестьянину и стоит непроглотным куском в горле. Так он становится руководителем одного из многих крестьянских бунтов, потрясших страну в начале двадцатых годов. Восстание было подавлено, М. 3. Никонов скрылся и по фальшивым документам многие годы скитался по стране, пока не был узнан и отправлен в Соловки.</div>
<div>
Здесь М. 3. Никонов сполна познакомился с советской «пеницентиарной» системой, призванной будто бы человека исправить, «освободив» через труд от дурных наклонностей. Не раз лихая лагерная судьбина выбрасывала М. 3. Никонова на общие работы, и таскал тогда бывший землемер тяжеленные соловецкие бревна, а на Беломорканале рубал с плеча вручную каменный грунт. Выручало то, что был классным специалистом — с давних пор страстный любитель кролиководства, что обеспечивало тихую и относительно спокойную работу в питомнике для зверей. Но крепла сила к побегу, страстно желалось свободы. Ее смогла дать лишь Финляндия...</div>
<div>
Эта книга может кому-то не нравиться, но знать ее надо. Потому что за нею — тысячи и тысячи людских судеб, вплетенных в кровавую ткань нашей истории. М. 3. Никонову очень хочется, чтобы их дело не пропало даром, и потому</div>
<div>
197</div>
<div>
<br /></div>
<div>
M. 3. Никонов-Смородин</div>
<div>
Авторское и издательское предисловие к книге «Красная каторга»</div>
<div>
Ългдкщ,, лиьою UA*vbt*>bCu<Ho<L или У&НА***ЧЛ</div>
<div>
4^</div>
<div>
o</div>
<div>
рышгЬ</div>
<div>
e цЪликомъ li</div>
<div>
ОТЪ ИЗДАТЕЛЯ</div>
<div>
Тяжелы» услов!* работы на зарубежномъ к» затрудняютъ продвижете дшке насущно нужной I тело. Эти обстоягельстИ вынудили насъ издать н</div>
<div>
хументальный трудъ М. 3. Никоном, ------</div>
<div>
пнскн соловчанина", но тольк его половину, отлэживъ остальную часть, рисующую захватывающую картину начала poccifl-скаго лкхо.тЬтья въ лично вид-Ькномъ и мспытаниомъ авторонъ, до болЪе лучшихъ временъ.</div>
<div>
.Красная каторга* обнимая время огъ ареста автора до его побъга (съ лишкомъ шесть л*тъ) естественно не можетъ претендовать на полноту использована богатаго матер|ала, нмъющагося у автора. Въ нашемь распоряженЫ имеются дальн-ьйиле труды М. 3. Никоном, являюимеся продолжетемъ н углублетИемъ докумен-тальиаго мемуара (.Концлагерь въ тайгъ") и въ форм* докумен-тальнаго романа (.Соловецки заговоръ").</div>
<div>
Мы твердо надъемся — настоящая документальная книга вызоветъ спросъ на HTE у читателя и даст-и'дать лалыгЬЯиие труды М. 3. Ннкокова.</div>
<div>
198</div>
<div>
<br /></div>
<div>
понятно, отчего так часто он обращается к Братству Русской Правды — одной из полумифических организаций, будто бы объединяющей идейных борцов с большевизмом внутри СССР. Так сильно было желание выдать эту сказку за реальность, одновременно отказываясь от действительности.</div>
<div>
Казалось бы, мелочь — новые правила «красной» орфографии не были признаны эмиграцией и по-прежнему повсюду там писали через «ять». Листаешь страницы книги М. 3. Никонова — пестрят черные птички непривычного знака, перелетают от строки к строке. Но за этим — символ. Символ отказа от сегодняшнего дня Советской России, невозможность принять его, поскольку только через этот отказ и видится будущее.</div>
<div>
И все же, несмотря на всю нелюбовь к коммунизму, нигде М. 3. Никонов не опускается до травли и крика, чувствуется в его повествовании какая-то сдержанность и уверенность. Может быть, оттого, что за своей спиной он видит часть России?</div>
<div>
Конечно, в книге есть масса недостатков, но хочется, чтобы о них получил когда-нибудь возможность судить сам наш читатель. Жаль лишь, что «Красная каторга» — только половина от задуманного М. 3. Никоновым, другая же половина, видимо, так и не вышла в свет. Мы же предлагаем небольшие отрывки из восьмой главы книги «Социализм строится».</div>
<div>
КОНЦЛАГЕРЬ В ТАЙГЕ</div>
<div>
«Глеб Бокий»1 с трудом добрался до пристани на Поповом острове, и мы выгрузили ящики с живот-</div>
<div>
1 Здесь и далее см. примечания в конце статьи.</div>
<div>
199</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ными и запасы кормов прямо на пристань. Мороз все усиливался. Здесь на материке настоящая зима — все покрыто снегом.</div>
<div>
Ночью животных погрузили в три товарных вагона. Первые два я запер на замок, а в третьем поместился вместе со своими спутниками — Гзе-лем и Васей Шельминым' в небольшом пространстве между клетками.</div>
<div>
Незабываемые ощущения нового наполняли меня, да и моих спутников, по-видимому, тоже, неизъяснимой радостью. Поезд мчится куда-то в ночную тьму, останавливаясь на глухих полустанках и захолустных полярных станциях. На любой остановке мы могли исчезнуть, и нашего отсутствия не заметили бы по крайней мере сутки. Но снега засыпали все пути, и карельская тайга вплотную надвинулась и к путям, и к станции. Куда идти в эту тайгу без лыж, без компаса? А вот это ощущение возможности вырваться наполняло радостью. Только до теплых дней остается обождать. Летом тайга даст приют и скроет от преследователей3.</div>
<div>
На вторые сутки станция Медвежья Гора приняла наши три вагона на одном из своих тупиков. Мы с любопытством осматривались. Смотреть было в сущности не на что, но нас радовал каждый пустяк, особенно же одиночные, незнакомые прохожие, пробиравшиеся по тропинкам. Отсюда нам предстояло ехать еще двадцать два километра в глухую карельскую тайгу на самый берег Онего.</div>
<div>
Медгора — впоследствии столица Беломорско-Балтийского лагеря — совсем небольшой поселок. Хотя в нем и красовались два двухэтажных дома, однако, судя по казенной архитектуре, они принадлежали железной дороге. Главная медгорская улица, увы, односторонняя, вела</div>
<div>
200</div>
<div>
<br /></div>
<div>
от вокзала к болоту и начинающемуся тут же шоссе... Сидя «на верхотурье» груженного кроличьими и транспортными ящиками автомобиля, я с любопытством посматривал на однообразные карельские пейзажи. Мы ехали по довольно широкому шоссе среди глухих лесов. Только две карельские деревушки попались на нашем пути. Шоссе шло к старинному городу Повенцу. Но мы, не доезжая до Повенца пяти километров, свернули прямо в тайгу на узенькую дорогу. Поездка принимала совсем фантастический характер.</div>
<div>
Из глухой тайги на одном из поворотов глухой дорожки неожиданно вынырнул людской муравейник — командировка. «Сорок восьмой квартал». Здесь я впервые лицом к лицу столкнулся с новыми формами лагерного быта. Это был типичный для «каторжного социализма»4 лагерь, возникший в девственной тайге, где не только не было никаких построек, но даже и тропинок.</div>
<div>
Первая тысяча заключенных была выгружена из вагонов на станции Медвежья Гора в августе месяце'1 и шла двадцать два километра прямо в тайгу. Здесь, прямо под открытым небом, и начали они свою многотрудную жизнь. Первые дни строились в болотистом грунте землянки, просто сараи и наконец, палатки. Сплошные двухэтажные нары давали возможность поместиться каждому человеку только при условии расположения вплотную, то есть обычная для советских переполненных тюрем норма — восемьдесят, девяносто сантиметров (по ширине) на человека считалась достаточной и здесь.</div>
<div>
Мы ехали по улицам «полотняно-земляночно-го» города. Палатки, по-видимому, были пусты, ибо обитатели находились, конечно, на работе. Наш грузовик свернул опять в лес по только что</div>
<div>
201</div>
<div>
<br /></div>
<div>
проложенным просекам и наконец остановился перед стройкой. Большая поляна, расчищенная от растущего леса, занята разбросанными всюду кучами, штабелями, россыпью всяких сортов строительных материалов. Большую же часть поляны заняли возводимые из этих сырых материалов сооружения, частью похожие на дома, частью еще бесформенные. Перед одним из таких сооружений наш грузовик остановился. Быстро соскочив на землю, я первым делом побежал посмотреть, нет ли тут хоть какой-нибудь закуты для наших животных. Судя по некоторым признакам, мы находились около строящегося крольчатника. Проем без дверей вел в длинный дощатый коридор, только что, очевидно, покрытый. Я был рад хоть и этому пристанищу и вместе со своими спутниками принялся поскорее перетаскивать ящики в коридор, кормить животных. Нам нашлось помещение тут же, в одном из только что слепленных на скорую руку отделений крольчатника.</div>
<div>
Предоставив компаньонам устраиваться с жильем, я пошел на поиски начальника лагпункта —агронома Сердюкова. Мне было нужно добыть кормов для животных и оформить наш приезд. Увы, агроном Сердюков оказался, в конце концов, хуже чекиста, ибо был он из коммунистов. Продовольствие для животных он дал мне с большим трудом.</div>
<div>
— Какое мне дело до ваших животных? — говорил Сердюков.— Вы же не делали сюда заявок на корма.</div>
<div>
— Да, но ведь я прошу только об отпуске кормов заимообразно, на несколько дней, до перевозки сюда наших запасов,— возражаю я.</div>
<div>
Сердюков знать ничего не хотел. Ларчик с его противодействием, впрочем, открывался весьма</div>
<div>
202</div>
<div>
<br /></div>
<div>
просто: до него дошли слухи о разногласиях Туо-майнена' с некоторыми влиятельными чекистами, а по сему случаю Сердюков находил выгодным Туомайнену пакостить. Типичный продукт «марксистского вывиха мозгов», агроном Сердюков (и не плохой агроном!), зачеркнув у себя всякого рода буржуазные понятия и чувства, вот вроде чести и совести, действовал в делах государственных, руководствуясь показной «коммунистической целесообразностью», в личных же своих делах и отношениях он разрешал себе все, что могла вынести его небрезгливая натура: ложь, провокацию, предательство и многое другое из коммунистически-чекистского арсенала.</div>
<div>
Я возвращался опять в строящийся зверосовхоз вместе со встретившимся мне в конторе новым работником питомника, приглашенным еще Туомай-неном,— старым егерем князя Путятина Трушни-ным. Старик, попавший сюда с самого основания командировки, услужливо показывал мне строящиеся сооружения.</div>
<div>
Высокий, плотный дощатый забор с метровым «фундаментом» из горбылей в земле уже вырос вокруг нового питомника, рассчитанного на пятьсот пар лисиц. Рядом строился «главный дом» для администрации, а по другую сторону дома — стройные ряды соболиных клеток, также обнесенных высоким забором. Сзади питомника, ближе к Онежскому озеру, маленький питомник — изолятор для больных животных и тут же дом для ветеринарных надобностей: аптека, лаборатория. Но самое большое здание было заложено тотчас же за соболятником: маточные корпуса крольчатника длиною в двести с лишним метров и во всю их длину сеть кроличьих выгулов с крытыми ходами, длиною в сто пятьдесят метров каждый. Предполагалось</div>
<div>
203</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ежегодно выращивать здесь тридцать тысяч кроликов.</div>
<div>
Через три месяца упорной работы до наступления зимы были сделаны только некоторые здания, часть питомника. Но работа не останавливалась и зимой — не в обычаях ГПУ соблюдать сезоны. У чекистов строительный сезон продолжается круглый год. В наскоро сколоченных из сырого леса зданиях затапливались железные печки, и шла в мороз даже кирпичная кладка. Можно представить себе вид этих сооружений, сляпанных зимой! Покосившиеся, рассохшиеся постройки требовали капремонта после первого же лета.</div>
<div>
Зимой командировка строителей помещалась в палатках, землянках и наскоро сколоченных дощатых сараях, с двухэтажными нарами. В постоянном полусумраке этих сараев, среди копошащихся групп людей, таких же, как и он сам, «кулаков», текла жизнь работника строительства, мерзнущего часов десять — двенадцать на морозе и не имеющего возможности спать иначе, как не раздеваясь и ничего с себя не снимая.</div>
<div>
Жизнь этого приполярного пункта начиналась с шести часов. Дневальный около дежурки ударял в колокол, снятый с древней церкви в Повенце, и все приходило в движение. Охотников умываться, конечно, было мало. У кипятильников быстро вырастали очереди. В воздухе стояло крепкое слово. Шпана всюду была перемешана с каэрами и, как всегда, бранилась самыми последними словами. Вторая очередь вырастает за утренней кашей (со следами масла). Так из очереди в очередь путешествует ошалелый каторжанин и едва успевает наскоро поесть и выпить кружку горячего кипятку.</div>
<div>
Ровно в семь, после поверки, начинается развод</div>
<div>
204</div>
<div>
<br /></div>
<div>
на работы — как везде делается он в лагерях. Перед строем рабочих выходят десятники, вызывают согласно составленным накануне нарядам заключенных, составляют из них группы и дают им задание (обычно — урочное). Отправляющиеся в лес получают пропуск, отмечаются у дежурного стрелка и идут, если они возчики, к завгужу* в конюшни-землянки за лошадьми.</div>
<div>
В двенадцать часов три удара в колокол собирают всех работающих, вновь вырастают очереди около кухни и кипятильни. В шесть вечера в последний раз дается кипяток.</div>
<div>
Как и всюду в лагерях, на командировке есть «красный уголок» с портретами и бюстами вождей, газетами и книжным шкафом с «массовой» литературой, то есть брошюрами по вопросам, изложенным в «азбуке коммунизма».</div>
<div>
Командировкой ведает начальник, обычно из чекистов. В его распоряжении находится и охрана — «вохр»1*. Но задачи охраны теперь совершенно иные, чем в старосоловецкие времена. Она несет сторожевую службу и в жизнь заключенных и работу не вмешивается.</div>
<div>
Тотчас за командировкой проведена от берега Онежского озера до небольшой речки граничная линия и прорублена просека. На просеке стоит два поста («две попки») — вот и вся охрана. Настоящую же охрану несут вне лагеря опергруппы путем расстановки засад.</div>
<div>
Старосоловецкие традиции отошли в область преданий. Больше уже никого не убивают за сапоги, а при действительном убийстве (даже при побеге) ведется дознание — не было ли предумышленного убийства. Только в специальных командировках,</div>
<div>
* Заведующий гужевым транспортом.</div>
<div>
205</div>
<div>
<br /></div>
<div>
как вот на Куземе (неисправимая шпана из малолетних), остается режим расстрелов, но и его, этот режим, хранят в тайне. Теперь на сцену выплыл иной фактор — тяжелый, трудно выполнимый урок9. С выполнением урока связана выдача самого необходимого продукта — хлеба. Борьба за хлеб ведет к потере трудоспособности, к опусканию на дно лагерной жизни и к смерти в одной из лагерных морилен, как вот на острове Анзере'". Истребление людей пошло в увеличивающейся прогрессии, но чекисты оставались в стороне: людей губила созданная чекистами лагерная си-</div>
<div>
стема.</div>
<div>
ма.</div>
<div>
Иным стал и строй лагерной жизни. Например, роль ротных командиров совершенно переменилась. Если раньше ротный был на одной ноге с чекистом, то теперь он стал козлом отпущения за неполадки по обмундированию и кормежке заключенных. Беспардонная шпана не ставит его и в грош, ругает самыми последними словами, обращается к нему со всякими требованиями о своих нуждах. Практически, конечно, от всех этих требований командир отделывается ссылками на аппарат, а ругатель все равно идет на работу и без обуви, ибо, если он не пойдет, то не получит хлеба.</div>
<div>
Так постепенно уходила в область преданий старая каторга, на ее смену шел «каторжный социализм».</div>
<div>
БЕРНАРД ШОУ. ПОЭТ КАТОРГИ В наше общежитие стал заходить иногда знакомый Дрошинского11 Перегуд, бывший священник, тщательно скрывающий свое звание. Он приносил с собою всегда ворох всяких новостей. Как только</div>
<div>
206</div>
<div>
<br /></div>
<div>
мы оставались одни, он их выкладывал. Надо отдать справедливость — его осведомленность была изумительна. Однажды в феврале 1931 года он пришел со значительным видом и, улучив минуту, шепнул мне:</div>
<div>
— Новости замечательные.</div>
<div>
— А ну?</div>
<div>
— Происходит что-то странное. Весь Парандов-ский и Ухтинский тракты — самый центр лесозаготовок — очищаются в самом срочном порядке от заключенных. В двадцать четыре часа уничтожаются все лесозаготовительные командировки, сносятся наблюдательные вышки. Людей целыми поездами увозят в неизвестном направлении.</div>
<div>
И у. нас на командировке стало тревожно. Откуда-то прибыло большое подкрепление нашей охране, и охрана торчала всюду. Нам строго воспретили отлучаться с места работ и следили за нами неотступно.</div>
<div>
Каторжане притихли. Хорошего из этих таинственных приготовлений никто не ожидал. Боялись, как бы дело не закончилось общей расправой. Может быть, эти слухи распространяли чекисты?</div>
<div>
Только спустя две недели мы узнали, в чем дело. В «Известиях» появилась смехотворная статья Бернарда Шоу о его путешествии в Советскую Россию. Он пространно повествовал, как в буфетах на всех попутных станциях мог доставать все необходимое, наблюдал даже изобилие припасов, выбрасывал из вагона коробки, банки, свертки с провизией, врученные ему друзьями при отъезде из Англии. Писания эти понятны: почтенный старец, очевидно, не был жуликом, а, стало быть, не имел понятия о быстроте и ловкости рук чекистских жуликов. Приготовить несколько бутафорских буфетов и станционных базаров с продажей</div>
<div>
207</div>
<div>
<br /></div>
<div>
продуктов на иностранную валюту было ведь совсем просто. Значительно труднее было убрать лагеря из района лесозаготовок и перебросить их в другое место. Но и это было выполнено, чтобы оставить в дураках Бернарда Шоу и его спутников'".</div>
<div>
Именно тогда у чекистов возникла мысль использовать освободившиеся от прекращения лесозаготовок толпы заключенных на проведение в жизнь старинного проекта (1867 г.) соединить Белое и Балтийское моря водным путем посредством канала от Онежского озера к Белому морю1'. Ко времени приезда «знатных иностранцев» на станции Медвежья Гора на всех лагерных учреждениях и бараках с заключенными появились новые вывески:</div>
<div>
— Беломоро-Балтийский канал.</div>
<div>
Между тем работы на канале начались спустя только несколько месяцев после отъезда Бернарда Шоу и не сразу14.</div>
<div>
Чекистам надо было доказать вздорность обвинения, будто они на заготовку экспортного леса употребляют в качестве рабочей силы заключенных1 '. И они это доказали с большой пользой для себя и ловкостью, так что даже Бернарда Шоу нельзя обвинить в соучастии и укрывательстве чекистских злодеяний.</div>
<div>
Вскоре мне пришлось встретиться с заключенными, переброшенными в срочном порядке с Парандовских лесозаготовок. На нашу командировку они были присланы для осушительных работ.</div>
<div>
Я подошел к группе землекопов.</div>
<div>
— Вы с Парандова?</div>
<div>
— Да. С тридцать седьмой"',— ответил высокий, несуразный парень с веснушчатым лицом.</div>
<div>
208</div>
<div>
<br /></div>
<div>
— Натерпелись, должно быть, с переселением?</div>
<div>
— И не скажите,— говорит парень тенорком,— думали на край света увезут, а оно — повезли, повезли, да в лес, да в лес. Верст двадцать пешком перли. В какие-то пустые бараки пришли. Мудрено,— закончил он, почесав затылок.</div>
<div>
— Ты, Карп Алексеевич, рассказал бы это самое в стихах,— посоветовал парню сухощавый старик, по-видимому кулак, втыкая лопату и одолжаясь у Карпа Алексеевича табаком.— Он это может,— обратился старик ко мне.</div>
<div>
— Вы пишете стихи? — удивился я, приглядываясь к нескладной фигуре парня.</div>
<div>
— За это и сижу,— усмехнулся Карп Алексеевич.</div>
<div>
— Он свои стихи на память жарит,— продолжал сухой старик.— Ну, чего не начинаешь?</div>
<div>
Карп Алексеевич бросил лопату и, посмотрев на меня светлыми глазами, сказал:</div>
<div>
— Ну, вот хоть на мотив «Трансваль, Транс-валь» есть у меня.</div>
<div>
И зачитал наизусть звучное, полное огня стихотворение. И по мере того как он читал, его настроение передавалось слушателям. Истомленные работой, оставив свои лопаты, молча слушали ближайшие рабочие эти звенящие их слезами, горящие их скорбью, звучные строфы, с частым припевом:</div>
<div>
Глумится сила темная над Родиной моей.</div>
<div>
Карп Алексеевич Поляков, человек, едва умеющий писать, не имеющий понятия о законах стихосложения, был поэт — Божьею милостию!</div>
<div>
Я постарался вытащить его со дна и устроить в крольчатник.</div>
<div>
14 Зек. 3317 209</div>
<div>
<br /></div>
<div>
КАТОРЖНЫЙ СОЦИАЛИЗМ</div>
<div>
Лагерная жизнь делала все более и более крутые повороты. Сначала сильно сократилась охрана, которая теперь несла главным образом караульную службу. Серое стадо заключенных вдруг получило производство в ранг «лагерников» и права рабочих социалистического отечества. Общие собрания рабочих, производственные совещания, тройки и всевозможные комиссии прочно вошли в лагерный обиход. Во главе всего встала незаметная ранее организация КВЧ (культурно-воспитательная часть). Выгонка пота из заключенных была поставлена этой почтенной организацией на должную высоту. Группу рабочих стали называть бригадой, а старшего рабочего бригадиром. В моду вошел бригадный способ работы. На сцену выплыло «социалистическое соревнование»17. Бригады заключали между собой договор (понуждаемые к тому КВЧ) о повышении урочной выработки. КВЧ, заключавшее эти договоры, вело точный учет работы, содействуя выкачке из рабочих всех сил в порядке «соцсоревнования». В зависимости от результатов этого соревнования давались разрешения на свидание с приезжавшими в лагерь близкими, право на дополнительные письма (сверх разрешенного одного письма в месяц), на премиальное денежное вознаграждение и прочие блага. Жизнь усложнялась. У заключенного, отягченного работой и «культнагрузкой», совершенно не оставалось времени для себя. Грамотные и имеющие образование должны были учить неграмотных, участвовать в спектаклях, читать лекции. Все это считалось «культнагрузкой». Наконец, в руках КВЧ оказался еще один стимул к выкачиванию пота — зачет рабочих дней. Каждые три месяца, проведен</div>
<div>
210</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ные заключенным в ударной работе, могли считаться КВЧ за четыре, пять и даже, в отдельных случаях, более.</div>
<div>
В лагерной работе вводился общий для всего Союза порядок, но рабочий понуждался к работе изо всех сил столь энергичными средствами, как голод и зачет рабочих дней. Создавалось вопиющее противоречивое неравенство в положении между рабочими и привилегированными людьми — администрацией и специалистами. Специалисту, нужному в работе, предоставлялись всякие льготы, включительно до жизни в лагере с семьей. Рабочему — ничего. Усиленная работа быстро переводила его в разряд инвалидов, и рабочий выходил в тираж. Ценность рабочего равна нулю, ценность специалиста — огромна. Однако не нужно думать, что положение специалиста в этой системе прочно. Во всякое время и всякий специалист может очутиться на дне в роли рабочего.</div>
<div>
Доведенную до апогея эту систему мне пришлось наблюдать на Беломоро-Балтийском канале, и там же я узнал настоящий вкус хлеба социализма.</div>
<div>
Производственные совещания были средством понуждать специалистов к более энергичной работе. На этих совещаниях специалисты и бригадиры делали доклады о своей работе и о плане предстоящих работ. С критикой должны были выступить бригадиры и рабочие. В конце концов дело шло опять-таки о наиболее действенных способах выкачивания пота из рабочей массы, а в среде начальственной и полуначальственной сводилось к склоке и подсиживанию.</div>
<div>
Шаблон социалистического строительства требовал проведения всякой работы кампаниями.</div>
<div>
211</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Всякой работе предшествовала подготовка кампании, а затем и ее проведение. Так, например, после гибели большей части крестьянского скота в колхозах — всесоветский фермер спохватился и решил большевистскими мерами возродить животноводство. Началась животноводческая кампания. Центральные и местные газеты заполнены специальными статьями по животноводству, написанными, конечно, не специалистами, а людьми партийными, твердо верящими в основное положение всякого коммунистического мероприятия: для коммуниста невозможного не существует. Читать большинство этих статей было бы забавно, если бы они помещались в сатирических журналах, а не в «Известиях» и «Правде». В статьях этих отыскивались новые корма для скота, рекламировалось кормление безлиственными ветками, мхом. Тут же можно было ознакомиться с химическим составом новых кормов, но о переваримости и физиологически полезной энергии ни слова*. Одно время эта газетная кампания наконец докатилась до вопросов вывода новых пород и форм сельскохозяйственных животных. Было написано по этим вопросам много несообразного, нелепого и, разумеется, ненаучного. Эти вопросы автоматически сделались предметами обсуждений производственных совещаний. На нашей командировке они стали муссироваться в примыкающей к зверосовхозу сельскохозяйственной ферме (сель-хоз).</div>
<div>
Бригадиры сельхоза на производственном совещании, возглавляемом агрономом — коммунис-</div>
<div>
* Опилки, например, по питательности не ниже картофеля, но на усвоение имеющихся в них питательных веществ организм тратит больше, чем этих питательных веществ в опилках имеется.</div>
<div>
212</div>
<div>
<br /></div>
<div>
том Сердюковым, занялись обсуждением вопроса о выводе новых форм и пород сельскохозяйственных животных. Но, рассуждая о скрещивании отдельных животных, бригадиры в объекты своих опытов включили и разводимых у нас зверей. Пришлось им свои предложения послать к нам в зверосовхоз. Каким образом обсуждались эти вопросы чистой биологии — я не знаю, но список опытов начинался с перечисления заданий. Сельхозцы хотели иметь:</div>
<div>
1. Корову с мясом кролика и с мехом соболя.</div>
<div>
2. Овцу с мехом черно-серебристой лисицы.</div>
<div>
3. Свинью с кожей лошади.</div>
<div>
Список этот был довольно длинен, но я, к сожалению, его не запомнил18.</div>
<div>
Федосеич, рассматривая список, долго думал, к какому элементарному руководству по генетике отослать авторов этих измышлений. Я посоветовал ему просто послать их к черту.</div>
<div>
ЕДУ В ПЕТРОЗАВОДСК Зоотехник питомника Серебряков19 отсидел девять лет — год ему скинули «по зачетам». Его выпустили на свободу, продав предварительно Союзпушнине20. В этой организации он стал инструктором по звероводству и ездил по питомникам Крайнего Севера. На освободившееся место Туомайнен назначил вновь прибывшего заключенного, крупного коммунистического деятеля из Союзпушнины Емельянова, бывшего эсера, знакомого еще с довоенной ссылкой21. Емельянов, типичнейший продукт коммунистического болота, сразу же освоился со своим новым положением — сделался прежде всего агентом ИСО22. Узнав о неладах Туомайнена с лагерным начальством, Емельянов решил использовать благоприятную</div>
<div>
213</div>
<div>
<br /></div>
<div>
обстановку и самому занять его пост. С этой целью он потихоньку стал подкапываться под Туомайнена.</div>
<div>
Дела звероводного хозяйства шли по внешности хорошо, лисицы давали рекордные приплоды, соболя стали регулярно размножаться в неволе, кролики, оставшиеся в живых после эпизоотии23, умножились до внушительной цифры. Слава о питомнике распространилась по заинтересованным в этом деле советским кругам, и в хозяйство наше стали приезжать научные работники, политические деятели, высшие сановные чекисты из Москвы и Петербурга.</div>
<div>
— Придется тебе, Смородин, ехать в столицу Карелии — Петрозаводск,— сказал однажды мне Туомайнен.— Там у Карелпушнины не идет дело с кроликами. Ты поможешь наладить. Я за тебя поручился. Не подведешь?</div>
<div>
Через несколько дней я шел в Медвежью Гору за командировочными документами для поездки в Петрозаводск.</div>
<div>
Впервые после вывоза с Соловков я один с пропуском в кармане шел по лесной дороге. Километра через два дорога выходила на широкий тракт из Повенца в Медгору. Мне осталось еще пройти двадцать километров.</div>
<div>
Вот она — свобода — совсем близко. Стоит мне пройти несколько километров за Медвежью Гору — и я буду вне власти ГПУ. С удовольствием всматриваясь в лесную чащу, дышу теплым весенним воздухом, готов кричать от радости. По дороге иногда попадаются «вольные», идущие в разных направлениях. Они с любопытством смотрят на незнакомого человека. На мне нет ничего лагерного— я в штатском, но они чувствуют инстинктивно во мне чужого.</div>
<div>
214</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Около дорожного моста из кустов выходит охранник и требует пропуск. Пока он читает бумажку, я всматриваюсь в его лицо. Подавая ее обратно, он кивает головой. Какая необычайная разница с прежними порядками.</div>
<div>
В управлении вторым отделением СИКМИТЛа24, куда относится наша командировка, по обыкновению людно и накурено. Мне быстро приготовили документы и выдали путевые деньги. Оставалось только начальнику подписать мой личный документ. Секретарь Якименко исчез где-то в лабиринте дверей. Через полчаса он, вызвав меня к себе в кабинет, коротко сказал:</div>
<div>
— Идите обратно.</div>
<div>
— А путевые деньги?</div>
<div>
— Сдайте.</div>
<div>
Я был в полном недоумении. Туомайнен, выслушав мой доклад, начал звонить по телефону, с кем-то вести разговоры.</div>
<div>
Только на следующей неделе после вторичного путешествия я получил наконец документ с пометкой на нем: «Следует без конвоя».</div>
<div>
На железнодорожной станции Медвежья Гора была обычная сутолока. Я вмешался в толпу, жадно всматривался в лица встречных, прислушивался к разговорам.</div>
<div>
В вагоне по преимуществу крестьяне и советские служащие. Я расспрашиваю о житье в деревне. Комсомольцы и вообще молодежь рассказывали об успехах коллективизации. Крестьяне предпочитали отделываться общими фразами:</div>
<div>
— Идет коллективизация, ка-к же. Только вот посеять толком не успели...</div>
<div>
В Петрозаводске, на станции, в бывшей жандармской дежурке, скучающий чекист прочитал</div>
<div>
215</div>
<div>
<br /></div>
<div>
мой документ и сказал, куда явиться на регистрацию.</div>
<div>
Иду по улицам Петрозаводска. В толпе прохожих на меня никто не обращает внимания — это меня радует. Иду я совершенно машинально, свертывая из одной улицы в другую, останавливаюсь перед афишами, читаю всякие объявления. Вот большая церковь. В ограде построены какие-то дощатые сараи. В церковь входят и из нее выходят люди, по большей части с папиросами в зубах. Над вратами церкви доска с надписью:</div>
<div>
— Столовая № 2 Петрозаводского нарпита.</div>
<div>
Ветром наносит противный запах, присущий советским столовкам. Я ускоряю шаги и ухожу к Онежскому озеру на пристань. Здесь базар. Десятка полтора баб и стариков продают кошачьи порции масла, яйца и крупу в маленьких мешочках. Цены на все убийственные: масло двадцать рублей кило и в таком же роде все остальное. При заработке в пятьдесят рублей в месяц чернорабочий, разумеется, и мечтать не мог купить что-либо на этом базаре. Продукты питания выдаются ему по карточкам и, разумеется, в совершенно недостаточном количестве. Стояла глухая пора разгара коллективизации. Изголодавшийся обыватель был весь погружен в гадания о том, по какому талону и когда будут выданы какие-нибудь дополнительные пайки или пуговицы, нитки и прочие предметы «ширпотреба».</div>
<div>
Я внимательно всматриваюсь в лица. Ни одной улыбки. В толпе нет веселого шума: все серо, однотонно.</div>
<div>
Часа через два я зарегистрировался у какого-то сосланного сюда советского сановника и направился к месту работы.</div>
<div>
Над воротами, в длинном и сером заборе,</div>
<div>
216</div>
<div>
<br /></div>
<div>
у самого берега Онежского озера, я отыскал нужную мне вывеску — «Карелбаза кролиководства».</div>
<div>
Обширный, размером в несколько гектаров участок, местами засеянный злаками, местами поросший травой. Посреди большой серый дом: крольчатник Карелбазы со складами и квартирой зава.</div>
<div>
Базой заведовала комсомолка, бывшая замужем за немцем, бывшим русским офицером-артиллеристом, ныне красным командиром в отставке.</div>
<div>
Невеселые были дела в Карелбазе. Уже третий год, как одни и те же пятьдесят самок сидят в клетках, а приплод большею частью гибнет, не доживая до реализационного возраста. Комсомолка окончила московские курсы кролиководов, училась там целых четыре месяца. Ее напичкали разного рода знаниями, мало относящимися к кролиководству, и не научили работать с кроликом... Был уже июнь месяц, на дворе росли высокие травы, а кролики не получали зеленого корма.</div>
<div>
— Почему же вы им не даете травы? — недоумеваю я.</div>
<div>
Комсомолка говорит что-то мало вразумительное о своем недосуге. После, когда мы узнали друг друга поближе, она созналась: боялась отравить кроликов. Она не имела никакого понятия о травах — главном питании кроликов.</div>
<div>
Вечером мы втроем пошли в кино. Демонстрировался длиннейший фильм с участием предателей эсеров и эсдеков, с раскаившимися инженерами-вредителями, работающими на социалистических стройках, и прочей дребеденью советского агитационного хлама.</div>
<div>
— Понравилось? — спрашивает меня комсомолка на обратном пути.</div>
<div>
— Нет,— откровенно признался я.</div>
<div>
217</div>
<div>
<br /></div>
<div>
— Почему? — удивляется комсомолка.</div>
<div>
— Я видывал настоящее, хорошее кино прежнего времени.</div>
<div>
Комсомолка помолчала, потом, взглянув на молча шедшего рядом мужа, сказала:</div>
<div>
— Эмиль никогда не рассказывал мне про прежнее кино. А уж как бы мне хотелось посмотреть.</div>
<div>
Муж поспешил перевести разговор на другую тему.</div>
<div>
Две недели проработал я в крольчатнике, привел животных в порядок, научил комсомолку необходимым приемам по уходу за кроликами, ознакомил с рациональным кормлением. Дело кролиководства в Карелбазе имело все шансы на развитие. Однако вышло совсем наоборот. После моего отъезда комсомолку командировали на другую работу, а новая работница принялась за дело по-своему, и крольчатник влачил вновь жалкое существование, как и большинство крольчатников в Союзе.</div>
<div>
С тяжелым чувством ехал я обратно в лагерь. Одно меня утешало в моей печали: развязка близка. Атмосфера вокруг коммунистов была накалена, и взрыв мог произойти каждую минуту.</div>
<div>
ОПЯТЬ НА ДНО</div>
<div>
По сигналу из центра по всему пространству Советского Союза началась кроличья кампания. Нужно было в срочном порядке организовывать кроличьи совхозы. Строители социализма, засучив рукава, принялись за новое дело. Однако оно шло, и не могло не идти, из рук вон плохо. Налицо не оказалось даже настоящих любителей кролиководства, а специалистов по промышленному кролико</div>
<div>
218</div>
<div>
<br /></div>
<div>
водству не было совершенно. Туча брошюр и листовок по кролиководству вносила в дело только путаницу. Кролики гибли массами. В местах заключения уже появились кролиководы-«вредители», сидевшие за «сталинских быков», как острили крестьяне25.</div>
<div>
Между тем в Повенецком зверосовхозе численность кроличьего стада достигла пятнадцати тысяч голов (тридцать тысяч ежегодной продукции). В хозяйстве были свои кадры опытных промышленных кролиководов, подготовленные на целом ряде курсов.</div>
<div>
Члены Карельского правительства во главе с Гюплингом, посещавшие неоднократно крольчатин обратились к Туомайнену с просьбой органа вать в Повенце курсы для подготовки кролиководов для Карелии. С одобрения ГУЛАГа Туомайнен принял это предложение и поручил дело мне.</div>
<div>
Каждое утро ходил я в Повенец в отведенную для кролиководных курсов школу. На обширном школьном дворе был устроен прямо под навесом временный практический крольчатник на сто десять производителей. Здесь проходили практические работы курсанты. Крольчатником ведала одна из моих учениц — бригадир Полина Грачева. Она знала свое дело до тонкости, была из лучших работниц. Ее приветливые синие глаза, милое русское лицо и московская простая речь никогда не навели бы на мысль, будто она сидит в лагерях за воровство. А между тем она была воровка-рецидивистка.</div>
<div>
Пятьдесят курсантов были командированы на повенецкие курсы крупными карельскими хозяйственными организациями. В большей своей части они были или комсомольцами, или коммунистами. Среди них — десятка полтора женщин.</div>
<div>
219</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Под вечер около животных оставалось только двое дежурных. Закончив работы, мы ведем тихие разговоры о нашей жизни, о будущих условиях работы.</div>
<div>
— Как бы не попасть на ваше место,— вздыхает комсомолка.— Как начнут дохнуть кролики — и не оправдаешься.</div>
<div>
— Что ж, и в лагерях люди живут. На свободе хлеба иной раз не достанешь, а в лагере паек каждый день,— утешает комсомолец.</div>
<div>
Эту зависть к заключенным я встречаю не впервые. Ее высказывали и крестьяне и советские служащие.</div>
<div>
Времена были тугие. Курсантов кормили кое-как. Присмотревшись к курсантам, я нашел сред* них немало людей, скрывших под личиной комсомольца или комсомолки совсем другое, враждебное власти лицо. Жестокая жизнь гнала обезумевших от ужаса людей искать спасения где только можно...</div>
<div>
Два месяца промелькнули незаметно. Курсанты благополучно выдержали экзамен и разъехались. Я вернулся на работу в зверосовхоз...</div>
<div>
Туомайнен продолжал вести неравную борьбу с лагерным начальством, но просчитался. Во время его отъезда в служебную командировку в Москву, Александров2*1 произвел в зверосовхозе чистку и лишил Туомайнена ближайших сотрудников-заключенных.</div>
<div>
В один из октябрьских холодных дней 1932 года ко мне вошел стрелок.</div>
<div>
— Смородин Семен Васильевич,— прочитал он по записке.</div>
<div>
Я понял все. Значит, настала и моя очередь.</div>
<div>
Мне дали полчаса на сборы. Я собрался, наскоро простился с пораженными неожиданностью происходящего друзьями и отправился с вещами</div>
<div>
220</div>
<div>
<br /></div>
<div>
в дежурку. Там уже поджидал меня Федосеич. Я взглянул на его согбенную дряхлую фигуру и забыл про свои несчастья. Я еще полон сил, а из него лагерь уже вымотал все силы и теперь толкал старика в могилу.</div>
<div>
Через час мы в сопровождении конвоира ехали на грузовике в Медвежью Гору. Нас отправляли на канал на общие работы. Я попадал снова на дно лагерной жизни, в одно из самых гиблых лагерных мест — Белбалтлаг.</div>
<div>
ПРИМЕЧАНИЯ</div>
<div>
1. Соловецкий питомник пушных зверей, где работал М. 3. Никонов-Смородин, был разделен, и часть его перебазировалась на материк в ноябре 1930 года. «Глеб Бокий»— пароход, перешедший в собственность Соловецких лагерей от монастыря и названный так по имени Г. И. Бокия — начальника спецотдела и члена Коллегии ОГПУ, курировавшего СЛОН. Пароход курсировал между Кемским пересыльным пунктом УСЛОН, который находился на Поповом острове (ныне — Рабочеостровск), и Соловками, перевозя заключенных и грузы. В 30-е годы судно принадлежало Белбалтлагу, а когда сам Г. И. Бокий был репрессирование августе 1937 года оно было переименовано в «Михаил Громов».</div>
<div>
2. Гзель Константин Васильевич и Василий Шельмин — товарищи M. 3. Никонова-Смородина еще по работе в Соловецком питомнике.</div>
<div>
3. M. 3. Никонов-Смородин замышлял побег уже довольно давно, но осуществить его удалось лишь через три года. 4 сентября 1933 года он в компании еще трех заключенных (Митя Сагалаев, Петр Харитонович Хвостенко и Василий Иванович Сычев, последний погиб в стычке с пограничниками) бежал из зверосовхоза Белбалтлага из-под Повенца и через 38 дней перешел границу с Финляндией.</div>
<div>
4. M. 3. Никонов-Смородин на примере СЛОНа и Белбалтлага выделяет три этапа в истории советской каторги:</div>
<div>
1) 1922—1926 годы — умышленное и бессмысленное угнетение и физическое уничтожение заключенных, произвол администрации концлагерей.</div>
<div>
2) 1926—1930 годы—начало использования дарового труда заключенных с целью извлечения прибыли или, по крайней</div>
<div>
221</div>
<div>
<br /></div>
<div>
мере, для самоокупаемости лагерей. Этот период автор называет «френкелизацией» по имени Н. А. Френкеля, которого считает «отцом» системы эксплуатации труда заключенных. (О Н. А. Френкеле см.: Беломорско-Балтийский канал им. Сталина. История строительства. Под ред. М. Горького и др. ГИЗ «История фабрик и заводов», 1934. С. 97—101; Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. М., 1989. Т. 2; С. 73—77, 126—128; Чухин И. И. Каналоармейцы. Петрозаводск, 1990. С. 30—31).</div>
<div>
3) С 1930 года — этап «каторжного социализма», активное применение труда заключенных в народном хозяйстве. В этот период в качестве «стимула» для повышения производительности труда выступает урочное задание, т. е. фиксированная норма выполненных работ вне зависимости от потраченного на них времени, а также система «зачетов», т. е. ударное перевыполнение нормы, благодаря чему сокращается срок заключения.</div>
<div>
5. Имеется в виду, видимо, август 1930 года.</div>
<div>
6. Туомайнен Карл Густович — бывший заключенный, после освобождения заключил контракт с ОГПУ для работы в лагере в качестве вольного специалиста. Заведующий Соловецким питомником и старейший его сотрудник, с переездом на материк — зав. зверосовхозом Белбалтлага.</div>
<div>
7. «Шпана» — осужденные за чисто уголовные преступления.</div>
<div>
«Каэры» — «контрреволюционеры», т. е. осужденные по ст. 58 УК. Эти заключенные ничего общего с уголовным миром не имели.</div>
<div>
8. «Вохр» — в данном случае внутренняя охрана на командировке, в отличие от охраны внешней — разбросанных вокруг лагеря засад.</div>
<div>
9. На Соловках урок существовал по крайней мере с 1925 года.</div>
<div>
10. Остров Анзер (находится в группе островов Соловецкого архипелага) входил в состав IV отделения Соловецких лагерей и служил последним пристанищем свозимым сюда ослабленным и безнадежно больным заключенным. Большая часть из них умирала, кто своей смертью, а кому и «помогали». Только за восемь месяцев 1929—1930 годов здесь умерло 979 человек. Их даже не успевали хоронить, трупы просто сваливали в специально вырытые большие ямы, которые сверху слегка забрасывали еловыми ветками и землей. (См.: Чухин И. И. Каналоармейцы. С. 40—42.)</div>
<div>
11. Дрошинский Ричард Августович. М. 3. Никонов-Смородин познакомился с ним уже на материковой звероферме.</div>
<div>
222</div>
<div>
<br /></div>
<div>
12. Здесь у M. 3. Никонова-Смородина очень много путаницы. Б. Шоу приехал в Советский Союз 21 июля 1931 года и за 10 дней побывал в Москве, Ленинграде и Тамбовской области. Никаких упоминаний о том, что он проезжал через Карелию — нет. В Медвежьей Горе он никогда не был и вывесок «Бело-морско-Балтийский канал», конечно же, видеть не мог.</div>
<div>
Статья, о которой говорит М. 3. Никонов-Смородин, была опубликована в «Правде» 28 июля 1931 года. В ней Б. Шоу действительно рассказывает с присущим ему юмором, что продукты, взятые в Англии, где боялись, что в России голод, были выброшены из вагона, т. к. опасения оказались совершенно напрасными. (В действительности, кстати, сам Б. Шоу никакой провизии не брал, это сделала одна из его спутниц. Эти продукты никто, конечно, не выбрасывал, англичане отдали их в качестве чаевых персоналу московской гостиницы.)</div>
<div>
«Принимающая сторона», естественно, сделала все, чтобы великий писатель (который никогда не скрывал своих социалистических взглядов и симпатий к СССР) не увидел ничего, что могло бы его огорчить. Сам Б. Шоу с иронией отмечал, что «я жил и путешествовал с полным комфортом (меня принимали так, как если бы я был Карл Маркс)». И все же «бутафорские буфеты с продажей продуктов на иностранную валюту» — это явный вымысел М. 3. Никонова-Смородина, поскольку столь грубый обман моментально бы вскрылся.</div>
<div>
Б. Шоу приехал в СССР не по приглашению правительства, во многом просто случайно, а Пирсон Хескет считает даже, что поездка Б. Шоу в Россию была для него самого полной неожиданностью. По возвращении в Англию, Б. Шоу со всей присущей ему страстностью начал кампанию в защиту СССР, выступая с многочисленными докладами и статьями. Со стороны Сталина и его окружения не было никаких намеков к этому, Б. Шоу делал все по собственной инициативе, исходя из глубокой внутренней убежденности в превосходстве социализма над капитализмом. В радиопередаче для Америки в октябре 1931 года он заявил (такая шутка могла сойти только великому Шоу): «В Лондоне сегодня стоит статуя Вашингтона, завтра в Нью-Йорке будет, без сомнения, стоять статуя Ленина». Объективно, безусловно, такая деятельность Б. Шоу была на руку сталинскому руководству. (О приезде Б. Шоу в СССР см. подробнее: Р. Пейдж Арнот. Шоу и Советский Союз. Советская культура, 1956, 26 июля; Гражданская 3. Т. Бернард Шоу. М., 1965. С. 184—187; Хьюз Э. Бернард Шоу. М., 1966. С. 187—198; Пирсон X. Бернард Шоу. М., 1972. С. 327—335.)</div>
<div>
Факт переброски заключенных с Парандовского и Ухтин</div>
<div>
223</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ского районов лесозаготовок документально подтвердить пока невозможно. Ясно, что если такая передислокация была осуществлена в феврале 1931 года, то Б. Шоу никакого отношения к этому не имеет. Вместе с тем она могла быть связана с приездом весной или ранним летом 1931 года в Кемь некой «иностранной комиссии», о которой, действительно, есть упоминания. (См.: Чухин И. И. Каналоармейцы. С. 72; Витковский Д. Полжизни. Двадцатый век, альманах № 1. Лондон, 1976. С. 161.) Однако все эти сведения нуждаются в тщательной перепроверке.</div>
<div>
13. Это очень примитивное объяснение. На самом деле причины начала строительства ББК были гораздо сложнее и глубже. (См.: Чухин И. И. Каналоармейцы. С. 18—25.) Кроме того, историю проектов канала можно проследить по крайней мере с 1800 года, не считая «Осударевой дороги» Петра I в 1702 году.</div>
<div>
14. Решение о сооружении ББК было принято 18 февраля 1931 года. Непосредственно работы начались осенью того же года.</div>
<div>
15. Кампания против принудительных работ в СССР началась на Западе еще в 1929 году. Она могла привести к запрету на ввоз леса из северных регионов европейской части СССР, т. к. здесь он добывался в том числе и заключенными. Это ощутимо ударило бы по валютным поступлениям, необходимым для индустриализации. Первым козырем со стороны Сталина и ОГПУ была поездка М. Горького в июне 1929 года на Соловки и его известный одноименный очерк. Деятельность Б. Шоу по защите СССР — звено в этой же логической цепи.</div>
<div>
16. Тридцать седьмая — видимо, название дистанции или командировки.</div>
<div>
17. Социалистическое соревнование ОГПУ стало впервые внедрять еще с сентября 1930 года.</div>
<div>
18. Эти задачи действительно выглядят нелепо и, возможно, М. 3. Никонов-Смородин несколько преувеличивает. Однако не исключено, что братья по разуму Трофима Лысенко хотели преуспеть и в животноводстве.</div>
<div>
19. Сотрудник еще Соловецкого питомника, один из старейших членов Соловецкого общества краеведения, которое объединяло некоторых ученых, попавших в СЛОН.</div>
<div>
20. «Продажа» ГУЛАГом специалистов-заключенных гражданским организациям была довольно распространенным явлением. «Покупатель» выплачивал Управлению лагерей при таких сделках определенную сумму.</div>
<div>
21. Личность Емельянова установить не удалось.</div>
<div>
224</div>
sibirskaya-vandeyahttp://www.blogger.com/profile/07888973132611524037noreply@blogger.com0tag:blogger.com,1999:blog-5841045359038978715.post-34537394438702441902014-06-28T07:35:00.002-07:002014-06-28T07:35:39.569-07:008 Их называли КР Репрессии в Карелии 20-30-х годов<div>
<br /></div>
<div>
22. ИСО — информационно-следственный отдел, внутрила-герное ОГПУ.</div>
<div>
23. Эпизоотия — широкое распространение заразной болезни животных, значительно превышающее уровень обычной заболеваемости, характерной для данной территории.</div>
<div>
24. СИКМИТЛ — Соловецкие и Карело-Мурманские исправительно-трудовые лагеря. Организованы в конце лета — начале осени 1930 года на основе Соловецких лагерей особого назначения ОГПУ.</div>
<div>
25. Во время коллективизации насильно обобществляли весь крупный скот, а в отдельных районах в «коммуны» загоняли даже и с курами. Чтобы избежать обобществления, крестьяне резали скот, причем это истребление приобрело массовый характер (поголовье крупного рогатого скота в стране сократилось с 60,1 млн голов в 1928 году до 33,5 млн в 1933, больше чем в два раза сократилось количество свиней, овец, лошадей. В Казахстане за 2—3 года уничтожили 90 процентов имевшегося в 1928 году стада). Поскольку настоящих быков почти не осталось, кроликов и т. п. мелких животных и стали именовать «сталинскими быками».</div>
<div>
26. Александров Петр Фролович — начальник Управления Белбалтлага, видимо, до начала 1933 года, когда его сменил С. Г. Фирин.</div>
<div>
Публикацию подготовил Дмитрий Дряхлицын</div>
<div>
1 5 Зак. 3317</div>
<div>
<br /></div>
<div>
«ТВЕРДОЗАДАНЕЦ» ИЗ КОЛОВСИОГО СЕЛЬСОВЕТА</div>
<div>
Готовясь к зимним лесозаготовкам, мы с директором Муромского леспромхоза Суровцевым отправились на поиски какой-нибудь сохранившейся лесной делянки. Двигаясь вдоль берега Онежского озера, пересекали обширные вырубки, полусгнившие автолежневые лесовозные дороги, сиротливо стоящие семенники и куртины. В водоохранной зоне озера лесок был что надо, но его рубить не положено, и мы отходили вглубь вырубок к темнеющей стене пока еще не тронутого лесного массива.</div>
<div>
Я обратил внимание, что в молоденьком соснячке уж очень много старых, хорошо спиленных пней. На некоторых даже сохранились нанесенные черной краской знаки — галочки. На мой недоуменный вопрос: что это такое? — Гавриил Гавриилович, за плечами которого богатейший опыт лесозаготовителя, доходчиво объяснил:</div>
<div>
— Таким знаком клеймилась авиасосна. Знаков было два, один над другим, и пилить сосну нужно было между галочками.</div>
<div>
И, немного помолчав, добавил:</div>
<div>
— Эту старую делянку пилили «твердозаданцы». Последнее слово для меня было непонятным,</div>
<div>
но переспросить тогда постеснялся. И лишь недавно, исследуя вопросы коллективизации единолич-226</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ного сельского хозяйства в Пудожском районе, обнаружил понятие «твердое задание». Как оказалось, в эпоху «великого перелома» кем-то была придумана и широко практиковалась в районе так называемая дача «твердого задания». Эта внесудебная мера социального наказания предусматривала принудительную работу человека на каком-либо участке общественного производства. При этом устанавливались такие нормы выработки, . которые намного превышали обычные. Не выполнившему суточное «твердое задание» не выдавался хлебный паек, за неоднократный срыв норм выработки или оставление рабочего места без разрешения следовал судебный приговор, и гражданина препровождали в лагерь.</div>
<div>
Найти в настоящее время живого «твердозадан-ца» — почти невозможно. Однако случай свел меня с бывшим шофером редакции газеты «Пудожский вестник» Н. И. Чикулаевым. Он рассказал историю жизни своего отца, деревенского кузнеца, волею судьбы попавшего в «твердозаданцы». Это повествование показалось мне весьма символичным и высветило весь трагический путь, который прошел пудожский крестьянин. Впрочем, судите сами...</div>
<div>
Коловский сельсовет расположен под самым Пудожем. С высокого берега реки Водлы, где когда-то стоял Троицкий собор, просматриваются невооруженным глазом некоторые из его деревень и шатровый верх Казанской церкви на Росляков-ском кладбище. Сюда, в свою родную деревушку Нишуковскую, вернулся в 1918 году с германской войны солдат Иван Афанасьевич Чикулаев. И на другой же день задымила заждавшаяся своего хозяина кузница, что стояла на берегу ручья, в трехстах метрах от деревни. Окрестные жители сразу потянулись к ожившему очагу со своим</div>
<div>
227</div>
<div>
<br /></div>
<div>
железным скарбом, терпеливо и с уважением ожидая выхода мастера и его привычного вопроса: ну, кому что надо, давай посмотрим!</div>
<div>
Нельзя сказать, что все годы войны крестьяне были без кузнеца. В соседней деревне Колово жил и работал неплохой кузнец Кокунов. Но он не умел делать кос, а для крестьянина хорошая коса — первейшее дело. Во всей Коловской волости, а то и, почитай, в уезде только один Чикулаев и делал особые кованые косы. Поэтому шли к мастеру люди с обломками чикулаевских кос, справедливо полагая, что Иван Афанасьевич вернет к жизни свое изделие.</div>
<div>
Чем же была знаменита и отлична от других чикулаевская коса?</div>
<div>
Старики рассказывали, что Чикулаев любил бывать в сельских лавках, на хозяйственных складах и свалках металлолома, где отыскивал широкие и плоские стальные напильники. Осторожно разогревая в горне, чтобы не пережечь сталь, мастер вытягивал саблевидную заготовку до метровой длины и придавал ей необходимый изгиб. Самую же ответственную операцию — закаливание лезвия косы — кузнец делал в одиночку, чаще всего в предзакатный час. Не иначе, мастер сравнивал свечение раскаленного в горне клинка с угасающиг ми лучами заходящего солнца и на этом своеобразном эталоне определял момент закаливания. В этом ли был секрет чикулаевского мастерства или в чем-то другом — так и осталось тайной профессионала.</div>
<div>
Правили перед покосом чикулаевскую косу долго и основательно, на большом плотницком точиле. Зато потом ей не нужен был ни брусок, ни шабер. Достаточно легкой деревянной лопаточкой с проволочными насечками, предварительно</div>
<div>
228</div>
<div>
<br /></div>
<div>
опустивши ее в мешочек с мелким сухим песочком, провести по лезвию несколько раз — и спокойно работай на любом покосе весь день.</div>
<div>
О достоинстве чикулаевской косы я рассказываю не понаслышке. В юности, еще до хрущевских реформ по ликвидации коров у частника, мне приходилось вместе с отцом, преодолевая массу запретов, заготовлять сено для своей коровенки. Однажды отец принес странную косу, которую позаимствовал на время у знакомого деда Кости Андреева из деревни Новзима. На крашеном косовище двумя квадратными насадками с регулирующими болтами крепилось настоящее произведение кузнецкого искусства. Попробовал косить ею и я. Была она для моих рук тяжеловата, но шла по-над самой землей, сбривая кочки, сухой багульник и дикую кустарниковую поросль, ни разу не зарывшись носком в землю. И главное — брала всю до основания траву, без остатков и огрехов, по ее прокосью можно было пройти босиком и не поколоть ног. Только теперь я понял, что держал тогда в руках настоящую чикулаевскую ко-су-</div>
<div>
Не последнюю роль в кузнечном мастерстве играло качество древесного угля, который Иван Афанасьевич заготовлял с детьми, его умение с первого взгляда определить, на что годится найденная металлическая полоска или болванка, а также чистота речного песка, в котором Чикулаев делал сварку.</div>
<div>
Кузнецы — народ не очень разговорчивый. Но иногда на мастера находило веселое настроение и он позволял себе «пошутить» с клиентами. Приняв как-то от молодого парня косу на ремонт, он с деловым видом спросил:</div>
<div>
— В шубе или в рубахе косить будешь?</div>
<div>
229</div>
<div>
<br /></div>
<div>
— Ты что, дядя Ваня? Где это видано, чтоб в шубе косили? В рубахе, конечно!</div>
<div>
— Так и быть, налажу, чтоб в рубахе косил. Не прошло и двух дней, как парень снова</div>
<div>
объявился в кузне.</div>
<div>
— Дядя Ваня! Ты чё с косой-то сделал?</div>
<div>
— А что?</div>
<div>
— Да поверху берет, вся трава на пожне торчком стоит. Я уж пяткой-то жму ее к земле, сто потов пролью, пока прокосье пройду. Рубаху и ту снял!</div>
<div>
— Ну так ты сам просил. Я так и сделал, чтоб ты в рубахе косил.</div>
<div>
Парень понял, что его хорошо разыграли на потеху односельчанам, но сердиться не было времени, да и косу можно потерять.</div>
<div>
— Переделай, чтоб и в шубе можно косить. Перековал, конечно, Чикулаев косу и денег не</div>
<div>
взял.</div>
<div>
...Уже в конце двадцатых годов Чикулаев увлекся делом, едва не разорившим его. На реке Велмук-се, что течет в пяти километрах от Пудожа, некий Жихарев построил водяную мельницу, намереваясь молоть зерно пудожских мещан, имевших свои поля и засевавших их рожью, овсом и ячменем. Но что бы он не предпринимал, мельница не крутилась. Тогда и пригласил Жихарев Чикулаева для Перестройки мельницы. Осмотрев это нехитрое сооружение, Иван Афанасьевич выразил желание купить его. Сторговались за нетель. Узнав об этой сделке, жена кузнеца едва не лишилась чувств, но было уже поздно. Чикулаев перестроил мельницу по своему уразумению: поднял плотину, переделал водосток на «верхобойку» — и мельница пошла. Однако мукомольное производство требовало постоянного наблюдения за ним и совершенно</div>
<div>
230</div>
<div>
<br /></div>
<div>
других деловых связей. Да и не с руки хозяину мотаться между кузней и мельницей за пятнадцать километров друг от друга. Появились новые расходы, и, вконец разуверившись в своих планах, Иван Афанасьевич почти задарма сбыл ее с рук.</div>
<div>
Шли годы. Умерла жена, оставив ему четверых детей. Чтобы не оставить семью и хозяйство без догляду, привел кузнец в дом вторую жену, Евдокию. Молодая хозяйка родила ему еще троих. По большим деревенским праздникам в двухэтажном собственном доме собиралась большая семья <— отец с матерью, сыновья Павел, Андрей, Василий Николай, сестры — Клавдия, Юлия, Александра. Росли дети. Павел поступил на курсы лесохими-ков — полюбилось ему побочное отцовское ремесло: выжигать уголь, гнать деготь, смолу, скипидар. Андрей женился, привел в дом молодуху, вместе с ней они работали на отцовских полях, готовились к самостоятельной жизни. Жена с дочерьми развела хороший огород, где на зависть соседям выращивала огурцы, капусту, лук, репу, брюкву.</div>
<div>
Пудожские деревни, как, впрочем, и все российские, были еще до революции 1917 года разделены на богатых и бедных. Первая мировая и гражданская войны оставили немало семей без кормильцев, а многие из тех, кому довелось вернуться с полей сражений, из германского и белогвардейского плена, были больны и увечны. Это обстоятельство, наряду с хозяйственной разрухой, еще больше углубило пропасть между верхушкой деревни и обедневшими, безлошадными и бескоровными крестьянами, для которых выбор оказывался невелик — либо батрачество, либо отхожий промысел.</div>
<div>
В ту пору в сельском хозяйстве района господ</div>
<div>
231</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ствовала общинная форма земледелия с присущей ей чересполосицей и трехпольным севооборотом. С наступлением политики нэпа зажиточные хозяйства объединились в 28 сельскохозяйственных, мелиоративных, машинных, животноводческих, бычьих, кредитных и потребительских товариществ, две маслодельно-сыроваренные артели. Коловское и Нишуковское машинные товарищества провели мелиоративные работы на росляковском болотном участке, осушили более восьми гектаров заболоченных площадей.</div>
<div>
Бедняков не принимали в эти товарищества, соответственно ни банковских кредитов, ни какой другой помощи они получить не могли от них, уповая только на комитеты бедноты да крестьянские комитеты. Последние же, не имея никакой материальной базы, сами были бессильны помочь нуждающимся односельчанам. Ну и ясно, ни комитеты, ни бедняки не хотели мириться со все увеличивающейся социальной несправедливостью и вынуждали сельсоветы и другие органы власти к репрессивным мерам в отношении зажиточных хозяйств, кулаков. Тем более что эти настроения рхотно поддерживались из центра. Так постепенно созревал образ внутреннего врага. На первых порах этих людей лишали избирательного права, в русском языке появился новый политический термин «лишенец». Затем стали внедрять систему штрафов — за непосещение курсов ликбеза, за угрозы по адресу председателя исполкома сельсовета, церковный звон в дни религиозных праздников.</div>
<div>
Страна подошла к рубежу тридцатых годов, у всех наслуху новое слово «коллективизация», вселявшее в души жителей деревни смятение и беспокойство. Летом 1929 года бюро Пудожского райкома партии, рассматривая план развития сель</div>
<div>
232</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ского хозяйства в районе на ближайшие годы, среди прочих мер приняло решение перевести Коловское и Нишуковское машинные товарищества в товарищества по совместной обработке земли. Это был хоть и слабый, но все же выход из тупика. И члены бывших машинных товариществ, владельцы соломорезок, молотилок, сортировок, полевых дисковых борон, в том числе и владелец кузницы и мельницы Чикулаев, почувствовали резко изменившееся отношение к себе жителей окрестных деревень. Вылезло из крестьянских изб и все громче и в открытую стало произноситься прозвище кузнеца — Витушка. Уже не так охотно, как раньше, соглашались крестьяне за выполненную кузнецом работу попахать его поля, помочь покосить для него "сена или дать какую-либо вещь в дом — все норовили уплатить деньгами, от которых было мало толку.</div>
<div>
Готовясь к «великому перелому», высшие инстанции страны заранее поделили крестьян на две группы: пригодных для новой жизни и не пригодных к ней. С первой группой все ясно. Вторую же группу наверху расчленили еще на три категории. Первая категория — это контрреволюционные активисты, которые подлежали немедленному аресту, а их семьи — концентрационному расселению в отдаленных районах страны. Крупные кулаки и полупомещики (бывшие), входившие во вторую категорию, принудительно выселялись вместе с семьями в отдаленные районы страны под строжайший административный контроль. Третья категория — так называемые остальные кулаки — подлежала направлению в поселения с особым административным режимом в пределах района своего проживания.</div>
<div>
В феврале 1930 года в соответствии с этим</div>
<div>
233</div>
<div>
<br /></div>
<div>
правительственным раскладом, во исполнение совместного постановления ЦИК и Совнаркома Карелии о ликвидации кулачества как класса и по указанию своего республиканского ведомства, Пудожский райотдел ОГПУ провел, как отмечено в документах, «февральскую операцию». Волна арестов прокатилась по деревням Водлозера. Ситуация усугублялась и недавней историей Водлозерского края. Дело в том, что в 1919 году белогвардейские отряды захватили его. Командующий отрядами подполковник Кругляков провел мобилизацию призывных возрастов и тех, кто отслужил в старой русской армии, ввел для крестьян гужевую повинность по перевозке солдат, боеприпасов и продовольствия. То есть повязал большинство жителей водлозерских деревень участием в белом движении. Хотя были среди его активистов и перебежчики из Красной Армии, проводники и разведчики белогвардейских частей, участники арестов и расстрелов коммунаров, советских и партийных работников. Большинство же водлозерцев помимо воли были втянуты в ту круговерть. Однако стандартным обвинением позднее для многих из них стала формулировка — «активный белобандит».</div>
<div>
В ту «февральскую операцию» 1930 года арестовали Филатова, Фокина, Холодного, Широкова, а также жителей нынешнего Каршевского сельсовета Амоскова и Мещанинова. Все сгинули в лагерях.</div>
<div>
Эта акция устрашения несколько сбила волну антиколхозного настроения. В марте 1930-го бюро Пудожского райкома партии приняло решение о сплошной коллективизации в ряде сельсоветов, в том числе и Коловском.</div>
<div>
Коллективизация в Пудожском районе набирала темпы. Об этом красноречиво свидетельствует</div>
<div>
234</div>
<div>
<br /></div>
<div>
резолюция Аполоника на отчетном докладе председателя исполкома Пудожского райсовета Романовой в КарЦИК:</div>
<div>
«Ющиеву или Скворцову. Хорошо бы направить до распутицы туда (в Пудож) крепкого парня в помощь райкому и райисполкому... Там весьма крепко заворачивается дело коллективизации. Местными силами им весьма трудно с таким большим районом справиться. Наш инструктор там находится, но этого недостаточно».</div>
<div>
И все же, несмотря на помощь «крепких парней», сильные крестьянские хозяйства пытались спасать свою самостоятельность — не шли в колхозы, понимая, что, объединяясь с беднотой, они должны «добровольно» поделиться с ними молочным и тягловым скотом. Памятуя, что плетью обуха не перешибешь, зажиточные слои избрали пассивный путь сопротивления коллективизации. Главы семейств в срочном порядке стали делиться имуществом и скотом с сыновьями. Сыновья «кулаков» и «лишенцев» уходили из домов и из деревень без регистрации в сельсоветах раздела имущества, спасая его от раскулачивания. Кому не с кем было делиться, безжалостно резали скот. Спасаясь от коллективизации, ударялись в бега.</div>
<div>
В мае и августе 1931 года секретариат и бюро Карельского обкома партии приняли решения о практических мерах по ликвидации кулачества как класса. В соответствии с директивами правительства в районе образовали тройку по раскулачиванию, начали составлять списки хозяйств, подлежащих ликвидации. В них заносили «активных белобандитов», торговцев, владельцев мельниц и домов, бывших членов старой администрации и полицейского аппарата, священнослужителей, глав зажиточных хозяйств. В первый список попали</div>
<div>
235</div>
<div>
<br /></div>
<div>
167 человек. Кроме них, обнаружились еще сорок человек, которых не знали, к какой категории приписать.</div>
<div>
В районе, как принято тогда было говорить, разгоралась классовая борьба. Установки и задания районной тройки по раскулачиванию доводились до исполкомов сельсоветов, правлений созданных колхозов, секретарей первичных парторганизаций, уполномоченных райисполкома, сельских энтузиастов коллективизации. В эти годы ни один деревенский житель — не важно бедный он или зажиточный — не был застрахован от доноса. Любой работник, мало-мальски облеченный властью, мог вынести приговор, определить дальнейшую жизнь человека или вообще лишить права на нее.</div>
<div>
В пакете наказаний кулацкого элемента самыми мягкими стали общественное порицание и предупреждение, выговор сельсовета, предание сельскому общественному суду, прекращение снабжения товарами. Более серьезным воздействием служила практика дачи «твердых заданий».</div>
<div>
В этом угаре санкционированного произвола нередко творилось такое, что, по нынешним меркам, весьма далеко отстояло от задач социалистического переустройства деревни и скорее попадало под категорию деяний уголовного характера. И никакого тебе закона, следствия, суда. Только «классовое чутье», «пролетарская решимость» и безоговорочное следование установкам свыше.</div>
<div>
В сельсоветах составляли новые списки, на сей раз «кулаков», «просочившихся» в колхозы. Если бы только одних «кулаков», как требовали того правительственные директивы! В списки, наряду с «активными белобандитами» и бывшими торговцами, внесли председателей колхозов Дьякова, Демидкова, Карпина, Левина, Пастухова, Попкова.</div>
<div>
236</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Сюда же вписали бригадиров, завхозов, счетоводов, членов правления колхозов, кладовщиков, конюхов, жен «лишенцев» и торговцев. В вину этим людям ставили развал дисциплины, невыходы на работу, отказ от сдачи семян в общий фонд, пьянство, воровство, вредительство, использование ранее наемной рабочей силы. Причем мало кто пытался разбираться в объективности фактов. В новые списки внесли еще 144 человека. Все они подлежали вычищению из колхозов. Деревню натурально уничтожали.</div>
<div>
Даже бюро Карельского обкома партии, заслушав в ноябре 1931 года отчет секретаря Пудожского райкома Константинова, вынуждено было признать деятельность райкома «правооппорту-нистической практикой и шараханием». Однако эта частная оценка никак не изменила общей направленности действий, потому что сама же партия по-прежнему требовала подавления всяких кулацких проявлений.</div>
<div>
Общую благополучную картину колхозного строительства в районе портило положение в сельском Совете: заканчивается 1932 год, в ряде сельсоветов коллективизация уже завершилась, а в Ко-ловском — ни одного колхоза!</div>
<div>
На все предложения подать пример и записаться в колхоз Иван Афанасьевич Чикулаев отвечал решительным отказом: ремесло у него такое, где нужен не коллективизм, а индивидуальное мастерство. Однажды к нему в дом пришла делегация — председатель исполкома сельсовета Брызгунов с понятыми. Объявив главе семьи, что волею народа его хозяйство подвергается раскулачиванию, приступили к переписи.</div>
<div>
Находившийся на побывке дома курсант лесохимических курсов сын кузнеца Павел потребовал</div>
<div>
237</div>
<div>
<br /></div>
<div>
от председателя исполкома прекратить перепись имущества, как незаконную. Но Брызгунов не потерпел возражения и пригрозил Павлу арестом за сопротивление представителю власти. Поздно вечером Павел ушел с мачехой на кухню, подальше от ушей младших сестер и братьев, и попросил найти сто рублей. Расстроенная женщина не могла понять зачем, но когда Павел объяснил, что последует за угрозой председателя, она пошла в ночь по надежным селянам. К утру Павел исчез, можно сказать, навсегда. Лишь через много лет судьба сведет его с младшим братом Николаем в чужом городе. Но об этом — попозднее.</div>
<div>
Утром следующего дня начались торги имущества раскулаченных, на которые собрались не только из окрестных деревень, но и из Пудожа. Кузнец с женой и детьми отрешенно наблюдали, как знакомые и когда-то заискивающие люди, отворачивая лицо от бывших хозяев, разбирали мебель, одежду, обувь, кухонную утварь, инструменты, даже цветы с подоконников. Не оставили и матрацев — вытряхнули во дворе солому из них и унесли. На лошади уехал завхоз пудожской районной больницы. Когда из хлева вывели на веревке корову, жена Чикулаева горячечным взглядом проводила ее со двора и медленно пошла в дом. Иван Афанасьевич все еще сидел с детьми у ворот опустевшего двора, как вдруг из дома донеслись громкие негодующие крики и ругань. Выйдя из оцепенения, они вбежали в дом и оторопели — на полу лежала хозяйка с обрезанной веревочной петлей на шее, а рядом стоял сосед Викулин с ножом в трясущихся руках. С Евдокией Михайловной отводились, осталась жива. С тех пор век добром вспоминает младший сын Николай соседа Викулина Василия Михайловича, что успел, не дал</div>
<div>
238</div>
<div>
<br /></div>
<div>
веревке схлестнуться на шее матери.</div>
<div>
К счастью, не отобрали дом, потому что в нем жила семья сына Андрея, а он не подлежал раскулачиванию. Но это было слабое утешение. Ибо через несколько дней Чикулаеву за сбежавшего сына сельсовет определил «твердое задание» по лесозаготовкам.</div>
<div>
Для молодого мастера Муромской запани Гавриила Плешкова появление кузнеца-ктвердоза-данца» оказалось находкой. Бригада финских рабочих на старой Муромской судоверфи занималась строительством грузовых барж, и потребность в кованых гвоздях, скобах, болтах была большая. Но подневольный труд не будил в душе прежнего желания блеснуть мастерством, из головы не выходила дума о семье — как там они без него? Когда наступал конец рабочего дня и кузнецы уходили по квартирам, они запирали мастерскую, видимо не доверяя «твердозаданцу». И Чикулаев, чтобы как-то дотянуть до определенной на день нормы, разводил костер, грел в нем заготовку и ковал крепеж на камне.</div>
<div>
Работа в кузнице считалась подсобной, когда возникала напряженка с выполнением плана лесозаготовок, «твердозаданцев» перебрасывали на лесные делянки.</div>
<div>
Быт лесозаготовителей того времени прост до убогости. На бирже «Васьково», что располагалась на берегу Онежского озера, был устроен простенький городок: жилой барак, столовая, мастерская, загон для лошадей, баня. Вместе с «твердозаданцами» пилили лес и каршевские колхозники. Но жили они здесь только зимой, по воскресеньям выезжая домой. Да и условия работы у них были полегче — с наступлением темноты уходили в барак, а «твердозаданцы» зажигали</div>
<div>
239</div>
<div>
<br /></div>
<div>
фонари «летучая мышь» и при их свете валили и кряжевали стволы деревьев. Сил оставалось только дотащиться до биржи, съесть пайку хлеба с супом и забыться в тяжелом сне.</div>
<div>
Отбыв «твердое задание», Чикулаев вернулся в Нишуковскую. В родной деревушке уже организовали колхоз. Молодой председатель Володя Барыше в сразу же пригласил Ивана Афанасьевича на работу:</div>
<div>
— Некому даже лошадь подковать! Иди в кузню, не гордись.</div>
<div>
Пошел мастер на свое поруганное производство — семью-то кормить надо. А вечером, собравшись с мыслями, написал письмо в Москву, Калинину. Время шло, ответа не было. Но Иван Афанасьевич теперь решил не отступать — написал второе письмо и отправил его из Пудожа, чтоб не перехватили на коловской почте. Под Новый год наконец пришла казенная открытка с текстом:</div>
<div>
«ВЦИК Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Москва. Кремль. Секретариат Председателя ВЦИК сообщает, что Ваше заявление направлено для рассмотрения в Петрозаводск, в ЦИК за номером 13 от 3.12.32. года, куда за дальнейшей справкой Вам и следует обратиться».</div>
<div>
Но обратиться Чикулаев решил не в Петрозаводск, а в Москву. Благополучно добравшись до столицы, он попал на прием к Калинину.</div>
<div>
С чувством благодарности покидал кузнец кабинет Михаила Ивановича. На улице он осторожно вытащил гербовую бумагу и прочитал:</div>
<div>
«...Слушали: ходатайство о восстановлении в избирательных правах гр. Чикулаева Ивана Афанасьевича, проживающего: деревня Нишукова Ко-ловского сельсовета Пудожского района КАССР.</div>
<div>
240</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Постановили: ходатайство удовлетворить.</div>
<div>
И. о. секретаря ВЦИК Новиков».</div>
<div>
На этот раз московская бумага сработала, о чем свидетельствует выписка из протокола заседания президиума Пудожского исполкома райсовета от 30 октября 1933 года:</div>
<div>
«...Слушали: заявление Чикулаева Ивана Афанасьевича из Коловского сельсовета о снятии твердого задания по лесозаготовкам, как имеющего плохое состояние здоровья (плохое зрение). Твердое задание дано как кулаку-лишенцу, на подсобные работы на 155 дней. К своему заявлению Чику-лаев прилагает постановление ВЦИК от 19.9.33 года о восстановлении его в избирательных правах.</div>
<div>
Постановили: принимая во внимание, что Чику-лаев в правах восстановлен и имеет плохое состояние здоровья,— от твердого задания освободить».</div>
<div>
Радоваться бы старому мастеру, что справедливость восторжествовала наконец. Но избирательный исполком Коловского сельсовета на хозяйство Чикулаева, в котором не стало никакой живности, наложил мясопоставки. По тем временам хозяин, не выполнивший мясопоставку или сельхозналог, объявлялся саботажником, которого ожидала 58 статья со всеми вытекающими отсюда последствиями.</div>
<div>
Пытаясь отвести от семьи новую беду, жена кузнеца обратилась за помощью в Москву. В феврале 1934 года из столицы пришел весьма прохладный ответ:</div>
<div>
«...Независимо от восстановления в избирательных правах и снятия твердого задания, мясопоставку на общих основаниях хозяйство выполнять обязано, ввиду чего Ваше ходатайство секретариатом Председателя ВЦИК оставлено без последствий».</div>
<div>
16 Зак. 3317 241</div>
<div>
<br /></div>
<div>
— Вот так. Хошь ялова, а телись! — буркнул Чикулаев.</div>
<div>
За долгие годы у горна яркие огни кузнечной сварки погасили у мастера глаза, он стал плохо видеть. А в 1937-м Чикулаев заболел двусторонним воспалением легких и умер в районной больнице. Тело его вывозил домой на тряской повозке младший сын Николай, сам еще подросток. На ухабах тело сползало с досок, и сын, глотая слезы, снова укладывал отца поровнее. Похоронили мастера на Росляковском кладбище.</div>
<div>
Со смертью отца стала разваливаться семья. Умерла дочь. В 1940 году с финского фронта привезли тяжелораненого сына Андрея — восемь сквозных пулевых ранений в грудь не оставляли надежды на выздоровление. Андрей скончался в родительском доме. В июле 1941 года новая беда, пришла похоронка: «Ваш сын, красноармеец Чикулаев Василий Иванович, погиб в бою и похоронен в селе Колвасозеро Ребольского района».</div>
<div>
После войны настал черед идти на службу младшему из Чикулаевых — Николаю. Однажды, направляясь к новому месту службы, на железнодорожном вокзале в Ленинграде Николай увидел в очереди к офицерской кассе человека в военной форме, но без погон. Странно защемило сердце — неужели это Павел, старший брат, тайно покинувший дом при раскулачивании отца? Преодолев нерешительность, Николай подошел к военному и обратился с вопросом:</div>
<div>
— Извините, но вы очень похожи на моего родственника! Вас не Павлом зовут?</div>
<div>
Военный с бесстрастным лицом уставился на молодого солдата, ответил вопросом на вопрос:</div>
<div>
— А вы откуда родом?</div>
<div>
242</div>
<div>
<br /></div>
<div>
— Я из Карелии, Пудожского района, Коловского сельсовета, деревня Нишуковская.</div>
<div>
— Здесь неудобно говорить. Пойдемте на крыльцо, покурим.</div>
<div>
Но разговор на воздухе не клеился. Военный, не называя своего имени и не выказывая даже тени родственных чувств, расспрашивал Николая о его родных, потом, посмотрев на часы, заторопился обратно в очередь за билетом. Договорились, что он придет к отходу поезда на Мурманск, и они продолжат этот разговор.</div>
<div>
К поезду военный не пришел. С тяжелым гнетущим чувством Николай уехал на север. Какое-то время еще ворошились воспоминания об этой встрече, а потом он решительно оборвал их.</div>
<div>
В середине восьмидесятых годов на улице в Пудоже пожилой человек по фамилии Рюхманов остановил Николая.</div>
<div>
— Что хочу сказать,— внимательно посмотрел на насторожившегося собеседника Рюхманов.— Твой старший брат от первой матери, Павел Чику-лаев, главный инженер Энского авиазавода, незадолго до своей смерти просил меня передать тебе, если встречу, что он узнал тебя тогда, на вокзале. Просил прощения за то, что не открылся — время было еще опасное.</div>
<div>
— Откуда знаешь?</div>
<div>
— Довелось служить и работать с ним. Не иначе, хотел повиниться перед всеми вами и облегчить свою душу.</div>
<div>
Так через много лет докатился последний удар до семьи Чикулаевых. Разорили ее, разогнали.</div>
<div>
Самый младший из Чикулаевых, Николай Иванович, сын знаменитого кузнеца Витушки, остался один на родине — сейчас на заслуженном отдыхе. Вместе с супругой Анастасией живет он в Пудоже,</div>
<div>
243</div>
<div>
<br /></div>
<div>
в родительском доме, который перевез из деревни Нишуковской. Дом теперь одноэтажный, обшит вагонкой, под желтой краской, ухожен. Во второй половине дома — сестра Александра. Эти выжили, а сколько мастеровых русских крестьян уничтожили! Миллионы! Пишут теперь об этом. Сочувствуют официально. Но людей-то нет. Столько мук и слез, столько лиха хвачено. И родителей жалко, и за себя обидно, и за Россию горько. Наиздевались над людьми. Не приведи, Господь, никому больше такое пережить.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ОБОРВАВШАЯСЯ ЭЛЕГИЯ</div>
<div>
Я рассматриваю старые фотографии, маленькие мгновения американской жизни первой трети столетия. Совсем не та Америка, которой пугали нас в школе. Веселые, одетые по моде своего времени люди: рабочий, домохозяйка, студент. Автомобили тех лет, уютные интерьеры и ухоженные лужайки перед симпатичными двухэтажными коттеджами. Вот дети играют с собакой, а вот молодежный оркестр. А вот семья присела на чемоданы перед дальней дорогой. Снимок сделан в 1932 году в Детройте. Финская рабочая семья Дальбергов отправляется подобно многим тысячам американских и канадских финнов в СССР.</div>
<div>
До этого, как окажется, рокового решения Вяйнё Дальберг работал на детройтском заводе Форда, его жена Мери, по-фински Майя, была домохозяйкой, иногда подрабатывала стиркой белья, а сын Олави, красивый статный блондин, учился музыке. Они улыбаются нам со старой фотографии, из начала тридцатых. Их ждут перемены, ждет, они уверены, самая свободная и удивительная страна. Они не знают еще, что суждено им пережить всего через каких-то несколько лет в этой стране...</div>
<div>
Американские финны ехали в СССР строить новое идеальное общество, ехали работать. Они везли с собой станки и инструменты, машины и</div>
<div>
245</div>
<div>
<br /></div>
<div>
полиграфическое оборудование. Олави Дальберг привез музыку. Совсем молодым он станет одной из первых скрипок созданного в начале тридцатых в Петрозаводске симфонического оркестра, будет учить детей музыке и сам пробовать сочинять. Оркестр, основу которого составляли получившие хорошее образование музыканты-фиины, много и с успехом выступает.</div>
<div>
— Это было явлением культурной жизни Карелии,— вспоминает Санни Бочарникова, актриса, посвятившая всю жизнь Финскому драматическому театру. Судьба свела молодых Санни и Олави в середине тридцатых в Ухте (ныне Калевала), где Санни работала в филиале Финского театра. Они поженились, и Санни переехала в Петрозаводск. Летом тридцать седьмого года у них родился сын Алвер. Санни и Олави были молоды, красивы, счастливы. Но потом...</div>
<div>
— Потом начались аресты, страшное время,— продолжает Санни Федоровна.— Люди исчезали каждую ночь. Арестовали почти всех финнов из оркестра, а это значит почти весь оркестр. Арестовывали даже несовершеннолетних, и никто, почти никто не вернулся.</div>
<div>
Олави Дальберга арестовали поздно вечером восьмого июля 1938 года. Санни в это время возвращалась в Петрозаводск с севера Карелии. Когда она отправлялась в ту командировку, поезд тронулся, не дав молодым договорить, попрощаться. Олави на ходу спрыгнул с подножки вагона и долго махал вслед уходящему составу. Утром девятого июня он уже не встречал Санни на вокзале.</div>
<div>
Накануне вечером, в половине двенадцатого Олави вернулся с концерта домой, а почти в полночь за ним пришли. Он ушел из дома в концертном костюме, ушел со словами: «Это</div>
<div>
246</div>
<div>
<br /></div>
<div>
какое-то недоразумение, я скоро вернусь». Не вернулся.</div>
<div>
_ Близилась осень, а нам ничего не было</div>
<div>
известно об Олави,— продолжает свой трудный рассказ Санни Федоровна.— По городу ходили слухи, что арестованных зверски пытают. Потом нам удалось узнать: Олави в Петрозаводске, в следственной тюрьме. В те дни около тюрьмы часто можно было встретить женщин, которые надеялись хотя бы увидеть сквозь решетки окон своих мужей и сыновей. Ходила там и я, но даже мельком увидеть своего Олави мне не удалось. Мы получили разрешение передать ему посылку: пальто, теплые вещи, немного еды. Принявший посылку энкэвэдэшник был одним из тех, кто приходил за матерью Олави. (Майю Дальберг арестовали в 1936 году. После освобождения и реабилитации в 1956-м она получила разрешение уехать из Коми на родину в Финляндию, где и провела остаток дней. Но ей даже не разрешили заехать в Карелию, проститься с невесткой и внуком.— А. М.) Он же принес расписку о получении. Мне сначала показалось, что подпись не Олави, но Вяйнё, отец Олави, сказал: «Это его рука, только он, видно, очень взволнован».</div>
<div>
Спустя полвека Санни Бочарниковой довелось услышать рассказ человека, бывшего с Олави в одной камере. В камеру загнали около ста человек, в тесноте нельзя было даже лечь. Арестованных истязали.</div>
<div>
Олави получил ту передачу. Когда он расписывался, руки его были в наручниках. Изувеченные бесконечными пытками руки скрипача. Играть бы он уже не смог, но мог бы жить. Сентябрьской ночью тридцать восьмого года большую группу заключенных, в их числе и Дальберга, увели из</div>
<div>
247</div>
<div>
<br /></div>
<div>
камеры. Сейчас ясно: на расстрел. Олави было тогда 24 года.</div>
<div>
— Зачем, зачем они приехали в эту страну, красивые, свободные люди! — сокрушается пожилая женщина, и слезы выступают на ее глазах.— Они могли быть счастливы там, у себя в Америке...</div>
<div>
Вяйнё-Генрик Дальберг умер в Петрозаводске в 1940 году. Его похоронили на Зарецком кладбище рядом с умершим совсем маленьким младшим сыном Санни и Олави Геной, но когда Санни вернулась в Петрозаводск в конце сороковых, границы кладбища изменились, и их могил уже не было.</div>
<div>
Олави Генрикович Дальберг реабилитирован посмертно в 1957 году. В Петрозаводске живет его сын Алвер Дальберг, преподаватель лесотехнической школы.</div>
<div>
Когда Алверу исполнился годик, отец, стоя у кроватки сына, играл красивую элегию, а малыш тянулся ручонками к смычку...</div>
<div>
Репрессии не обошли стороной и Финский драматический театр. Вспоминает ветеран театра актриса Дарья Карпова:</div>
<div>
«Весной тридцать седьмого года театр успешно выступил в Ленинграде во время декады карельского искусства. Летом были гастроли на севере Карелии. Я ждала ребенка и поэтому в гастролях не участвовала. В сентябре у нас родилась дочь Светлана. Тогда же в сентябре начались все те страшные события. Мой муж актер Тойво Ланкинен не хотел меня расстраивать и почти ничего не рассказывал о делах театра, но я чувствовала: там происходит что-то неладное, какие-то «разоблачительные» собрания, нападки на создателя и ру</div>
<div>
248</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ководителя театра Рагнара Нюстрема (Руско). Потом начались аресты. Наши коллеги исчезали один за другим. Арестовали актеров Эйнари Хоф-френа, Юрьё Куусиниеми, Калле Севандера, актера и режиссера Юлиуса Каллио, парикмахера Ирью Ниеминен и многих других. Все они вдруг оказались «врагами народа», «шпионами» и «диверсантами». Никто из арестованных не вернулся назад.</div>
<div>
Помню, как арестовали друга Тойво актера Яло Метсола. Как-то днем к нам забежала хозяйка квартиры, которую тот снимал. Она сказала: «Если к вам зайдет Яло, скажите ему, чтобы не возвращался домой. За ним приходили». (Некоторым в те дни удавалось избежать ареста, исчезнув на время из города.) Вечером пришел Яло, и мы пытались уговорить его послушаться совета хозяйки, но он упрямо настаивал на своем: «Я же не сделал ничего плохого, с чего это меня вдруг возьмут и арестуют». Ночью его забрали.</div>
<div>
В конце тридцать седьмого года арестовали основателя и художественного руководителя театра Рагнара Нюстрема (Руско)».</div>
<div>
До нас дошел (несколько лет назад он публиковался в печати) текст письма, отправленного арестованным Нюстремом Отто-Вилле Куусинену. Нам не известно, получил ли его адресат. Из этого документа узнаем, что основным из предъявленных режиссеру и поэту обвинений было то, что руководимый им театр и он сам работали на финском языке. «Хочу спросить: где еще происходят подобные вещи, кроме как в фашистской Германии и у нас?»— задавал риторический вопрос активный участник финской пролетарской революции 1918 года. После ее поражения его ждала тюрьма, в сталинском СССР он погибнет в застенках НКВД.</div>
<div>
249</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Дарья Карпова: «В тридцать восьмом году финский язык оказался всюду под запретом. Люди боялись даже говорить по-фински. Нам объявили, что театр переходит на карельский язык, а всех, кто им не владел, из театра уволили, выгнали. Мы начали репетировать чеховские «Юбилей» и «Свадьбу» якобы на карельском языке. На самом деле это была нелепая смесь всех карельских диалектов с обилием русских слов, к которым были приделаны карельские окончания. До сих пор помню: «диикон някёйнен пиджакка» (пиджак дикого цвета). Я, карелка, с трудом разбирала такой карельский язык. Народ его не понимал и не принял».</div>
<div>
Создатели этого языкового монстра исходили из того, что «буржуазный» финский язык не должен и не может быть родствен «пролетарскому» карельскому, что в создании карельской письменности и литературного карельского языка надо опираться на «пролетарский» русский язык и, стало быть, на замену похожих на финские карельских слов должны прийти слова русские. Чтобы представить, каким был тот карельский язык, достаточно взглянуть на заголовки в газете «Советской Карелия»: «Военнойт действият Китайс», «Лесорубойн заработка», «Овладения Марксизмал-Ленинизмал — диэло наживной», «Проведимма переписин образцово», «Подготовка Трудоволойн книжкойн заполнениях» (№ 7, 1939). Насаждение лжеязыка нанесло большой вред национальному самосознанию карельского народа и самому бытованию карельского языка.</div>
<div>
Дарья Карпова: «Чуть позже в том же тридцать восьмом году театр вообще на время закрыли. После финской войны его начали создавать заново, опять на финском языке.</div>
<div>
250</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Летом тридцать восьмого по ночам мимо нашего дома (мы жили на улице Урицкого) на грузовиках к пристани свозили людей. Это отправляли на Оленьи острова семьи арестованных, в основном финнов. Шум машин и свет фар не давали спать, да и до сна ли тогда было, в то страшное время?»</div>
<div>
Среди тех, кого летними ночами 1938 года свозили на пристань и высылали из Петрозаводска на Оленьи острова, что близ Кижей, была и Ирья Такала, актриса, лишившаяся в репрессии отца, мужа, сына.</div>
<div>
Она родилась в Финляндии в городе Котка в 1910 году в семье продавца и актрисы. Отец Ирьи, Аапо Хямяляйнён, активно участвовал 8 революции 1918 года и после ее поражения вынужден был покинуть родину, оказался в Советской России. В 1925 году Ирья вместе со своими младшими братьями переехала к нему в Карелию. В начале двадцатых сюда же перебрался и будущий супруг Ирьи, Вяйнё Такала. В Карелии он работал в народном образовании, журналистике, в издательстве «Кирья». Аапо Хямяляйнён и Вяйнё Такала будут арестованы в период массовых репрессий, бесследно исчезнут в гигантской ГУЛАГовской воронке.</div>
<div>
«Вяйнё арестовали в феврале 1938 года,— вспоминает Ирья Такала.— Вскоре после этого меня выгнали из Финского театра, поводом было незнание карельского языка. Я осталась без работы, подрабатывала стиркой белья. Однажды летом к нам пришли люди из НКВД и сказали, что мы должны покинуть Петрозаводск в течение двух часов. Я попыталась объяснить, что мой маленький сын Рейё с моим братом Юрьё в гостях на Бараньем берегу и я не могу уехать без них. «Их пришлют</div>
<div>
251</div>
<div>
<br /></div>
<div>
вслед за вами»,— только и ответили мне. Так я вместе с почти годовалым сыном Рауно оказалась на Оленьих островах.</div>
<div>
Туда было свезено много родственников арестованных «врагов народа». Люди жили в каких-то полуразрушенных старых хибарах, где по ночам вовсю хозяйничали крысы, многие соорудили себе палатки из половиков. Нас заставляли добывать и грузить на баржи известняк. Работать приходилось много, а в столовой давали только хлеб и воду. Прошел месяц, но от брата и Рейё не было никаких вестей, я очень боялась за них.</div>
<div>
Тут заболел краснухой маленький Рауно. Я тайком уехала с ним в Петрозаводск, но спасти малыша уже не удалось. Рауно умер, не дожив до года. Я решила во что бы то ни стало найти брата и Рейё, и разыскала их на другом берегу Онежского озера, в Пудоже. Потом судьба забросила меня в Подмосковье, после финской войны в 1940 году я получила приглашение в Петрозаводск на работу в возрождавшийся тогда Финский театр и вернулась в Карелию.</div>
<div>
Но с нами уже не было многих, очень многих славных талантливых людей».</div>
<div>
<br /></div>
<div>
1937: ДНЕВНИК ВАСИЛИЯ ГРАДУСОВА</div>
<div>
Год боли и стыда нашего— 1937-й — никогда не вычерпать до дна</div>
<div>
...Так случилось, что мне передали толстую, изрядно потрепанную ученическую тетрадь в обложке из темно-коричневого коленкора. Ее страницы сплошь заполняли записи, частью сделанные черными чернилами, частью — карандашом. Это был чудом сохранившийся до наших дней дневник журналиста. Я к нему еще вернусь...</div>
<div>
А сейчас — коротко — о времени, когда писался дневник, и его авторе. Если этого не сказать, многое будет непонятно.</div>
<div>
В «Очерках истории Карельской организации КПСС» обтекаемо отмечено, что «объективной исторической закономерности в развитии советского общества противоречили нарушения ленинских норм и принципов партийной жизни, а также социалистической законности, порожденные культом личности. В Карелии эти нарушения политики Коммунистической партии и Советского государства особенно усилились осенью 1937 года. Необоснованным репрессиям по ложным, клеветническим наветам подвергся ряд честных коммунистов: партийных, советских, хозяйственных работников».</div>
<div>
Какой же была эта политика? Кто ее проводил? И сколько оборванных жизней скрыто за словом «ряд»? Десять, двадцать, сто, тысяча?</div>
<div>
253</div>
<div>
<br /></div>
<div>
В отчете о проделанной работе, подготовленном Каробкомом ВКП(б) 24 апреля 1938 года, сообщается, что за время операции по разгрому контрреволюционных образований с июня 1937 по 15 апреля 1938-го органами НКВД арестовано и осуждено 8744 человека. Из них: 3771 карел, 2749 русских, 1929 финнов, 128 поляков, остальные — представители других национальностей.</div>
<div>
И нет уверенности в том, что лишь этим итогом завершился «карельский вклад» в генеральную чистку, задуманную для превращения ленинской партии в сталинскую.</div>
<div>
...Сегодня нередко пишут, что из истории необходимо извлекать уроки. Но данное утверждение справедливо не для той истории, которую пишут по заказу политических деятелей, а для истории истинной, в которой излагаются действительно происходившие события, где реально существовавшие люди совершают конкретные поступки, направленные во благо или во вред народу и стране.</div>
<div>
В этих заметках, написанных на основе документов партийного архива, речь пойдет о судьбе лишь одного человека. Он был «верным проводником линии партии» и он же, как и тысячи других, оказался лишним в большой политической игре. Имя его еще при жизни многие вычеркнули из своей памяти. Кто из страха, кто по «идейным» соображениям.</div>
<div>
Представляю: Василий Митрофанович Градусов.</div>
<div>
Родился в январе 1902 года в селе Кудеверь бывшей Псковской губернии. Семья состояла из семи человек. Жили зажиточно. Отец его имел 50 десятин земли, часть которой обрабатывал сам, а часть отдавал исполу, то есть своим односельчанам за определенную долю урожая. Кроме</div>
<div>
254</div>
<div>
<br /></div>
<div>
того, держали пять коров, лошадь, мелкий скот, птицу- Иными словами, хозяйство было крепким или, как писал в анкетах Василий Митрофанович,—</div>
<div>
«кулацким».</div>
<div>
Семи лет Василий пошел в сельскую школу. Окончив ее, три года учился в училище, а потом еще год в школе второй ступени. В мае 1919-го началась трудовая биография В. Градусова — он стал переписчиком Кудеверского исполкома, затем, через несколько месяцев, его назначили заведующим сельской библиотекой.</div>
<div>
А августе того же года вместе с группой товарищей организовал в деревне первую ячейку комсомола, был избран ее секретарем. «Мои политические убеждения,— писал позднее Градусов,— сложились под влиянием товарищей-коммунистов и прочитанной коммунистической литературы». Так как эти убеждения «шли вразрез с консервативными взглядами отца», из дома пришлось уйти.</div>
<div>
В мае 1920-го ячейка рекомендовала его на военные курсы в Ленинград, но Новоржевский уком комсомола отъезд задержал и направил работать в систему политпросвета. В ноябре 1920-го В. Градусова приняли в ряды ВКП(б). На следующий год Псковский губком комсомола кооптировал его в свой состав для работы в политотделе.</div>
<div>
Во время первой чистки партии, проводимой в 1921 году, произошла с Градусовым неприятность, о которой он потом долго со стыдом вспоминал: за неуплату членских взносов, непосещение собраний и субботников он был предупрежден и переведен из членов партии в кандидаты.</div>
<div>
В 1922-м Псковский губком партии направил В. Градусова в Ленинградский университет. Учить</div>
<div>
255</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ся ему пришлось недолго. На следующий год по партийной мобилизации призвали в ряды Красной Армии. Вначале был политбойцом, потом политруком артиллерийского дивизиона. В 1924-м демобилизовался для продолжения учебы на правовом отделении университета. Тогда же его восстановили в членах партии.</div>
<div>
Еще во время учебы работал в Ленинградском уездкоме, затем в окружкоме ВКП(б). В 1928-м заболел туберкулезом, был вынужден бросить университет и переехать в Лугу, где два года заведовал массовым отделом газеты. В 1930-м получил направление на работу редактором гдовской районной газеты. Трудился он там недолго, на следующий год вернулся в Ленинград, редактировал бюллетень «В помощь районным газетам». В декабре 1932-го его назначили инструктором сектора печати Ленинградского обкома партии.</div>
<div>
Не лишне будет сказать, что в 1924 году В. М. Градусов благополучно прошел в Ленинградском университете так называемую «вузовскую» партийную чистку, а в 1929 году, в Луге — первую «генеральную» чистку, которая по решению XVI партконференции должна была отсечь от партии чуждые элементы, сделать ее однородной и разоблачить всех «скрытых троцкистов и сторонников других антипартийных групп».</div>
<div>
В июне 1933 года В. М. Градусова направили в Карелию для укрепления редакции газеты «Красная Карелия».</div>
<div>
Это было время, когда решением Политбюро, а фактически Сталина была назначена вторая «генеральная» чистка партийных рядов. В постановлении ЦК и ЦКК, одобрившем ее проведение, говорится уже не только о классово чуждых элементах, в список нежелательных лиц внесены также</div>
<div>
256</div>
<div>
<br /></div>
<div>
«двурушники, живущие обманом партии, скрывающие от нее действительные стремления и под прикрытием лживой клятвы в «верности» партии пытающиеся на деле сорвать политику партии; открытые и скрытые нарушители железной дисциплины партии и государства, не выполняющие решений партии и правительства, подвергающие сомнению и дискредитирующие решения и установленные партией планы болтовней об их «нереальности» и «неосуществимости»; перерожденцы, сросшиеся с буржуазными элементами, не желающие бороться на деле с классовыми врагами, не борющиеся на деле с кулацкими элементами, рвачами, лодырями и расхитителями общественной собственности».</div>
<div>
Под лозунгом «бдительности» в стране сгущалась нервозная атмосфера подозрительности и перестраховки.</div>
<div>
День ото дня нарастала лавина секретных документов.</div>
<div>
Казалось бы, обыкновенное дело — направление на работу, но в тридцатые годы и эта операция обставлялась с должной таинственностью.</div>
<div>
Итак, гриф: «Строго секретно».</div>
<div>
Далее текст: «Ленинградский областной комитет ВКП(б).</div>
<div>
14 июня 1933 г. Ильеву, Козлову, Ровио, редакции газеты «Красная Карелия».</div>
<div>
Командировать т. Градусова В. М. в распоряжение Карельского областкома ВКП(б) для работы в газете «Красная Карелия».</div>
<div>
Из протокола заседания секретариата Карельского обкома:</div>
<div>
«28 июня 1933 г.</div>
<div>
Слушали: о работе т. Градусова.</div>
<div>
17 Зак. 3317</div>
<div>
257</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Постановили: утвердить зам. редактора газеты «Красная Карелия».</div>
<div>
Подпись: Г. Ровио. (Не рука — факсимиле.)</div>
<div>
Документ, разумеется, секретный.</div>
<div>
Судьба Градусова была решена. Оставив в Ленинграде семью — жену и детей, Василий Митро-фанович приехал в Петрозаводск.</div>
<div>
Так случилось, что он подоспел как раз к тому времени, когда в Карелии были обнаружены первые ростки «контрреволюционного буржуазно-националистического заговора».</div>
<div>
25 июня 1933 года объединенное бюро Ленинградского областного комитета, руководившее в то время деятельностью Карельской партийной организации, рассмотрело работу Каробкома ВКП(б). В принятом постановлении отмечалось — пока без оргвыводов, что со стороны некоторых партийных работников республики замечены случаи искажения директив центра по национальной политике.</div>
<div>
В решении декабрьского Пленума Карельского обкома того же года выводы и формулировки уже более жесткие. В частности, указывается, что Каробком не учел в достаточной степени сложившуюся обстановку, осложненную националистическими моментами, и не мобилизовал в достаточной мере партийную организацию на решительное наступление против классового врага. Кроме того, в отдельные звенья партийных и советских организаций проникли классово чуждые и националистические элементы. Главной задачей Карельской организации пленум определил последовательное и неуклонное проведение ленинской национальной политики, заключавшейся в том, чтобы, не ослабляя борьбы с великодержавным шовинизмом, направить основные силы на искоренение местного национализма.</div>
<div>
258</div>
sibirskaya-vandeyahttp://www.blogger.com/profile/07888973132611524037noreply@blogger.com0tag:blogger.com,1999:blog-5841045359038978715.post-52886931220936866512014-06-28T07:34:00.002-07:002014-06-28T07:34:53.138-07:009 Их называли КР Репрессии в Карелии 20-30-х годов<br />
Для сегодняшнего читателя подобная формулировка выглядит по крайней мере неконкретно. Но в тридцатые годы она имела вполне определенный смысл. Поясню на примере. Если житель Южной или Средней Карелии не изъявлял желания разговаривать на финском языке, предпочитая ему русский, то этот факт расценивался как проявление великодержавного шовинизма, а если житель Северной Карелии не хотел изучать русский, а склонялся к финскому языку как более близкому, то это уже называлось местным национализмом. Словом, лучше было вообще молчать.<br />
Выполняя решения пленума, местные партийные власти сделали правильные выводы, мобилизовались, усилили необходимые меры: в ходе партийной чистки 47 человек были выведены из рядов ВКП(б) за великорусский шовинизм, местный национализм и антисемитизм.<br />
В этой поспешной рабской послушности уже угадываются крепнущие ростки тоталитаризма.<br />
На XVII съезде Сталин прямо поставил ближайшую задачу партии: избавиться от двух типов партийных и хозяйственных работников — от людей, известных в прошлом, но ставших вельможами,— это был более чем прозрачный намек на старых большевиков — и от болтунов, которые лишь на словах поддерживают генеральную линию. В свою известную всей стране формулу — «кадры решают все» он внес существенное дополнение — «кадры, овладевшие техникой своего дела, решают все». Появилась нужда в исполнителях, не очень-то задумывающихся над сутью приказов. Иногда поражаешься, как это ему удавалось в простые и ясные слова вносить столь подлый иезуитский смысл. Но ведь было.<br />
По документам ясно прослеживается постепен<br />
259<br />
<br />
ное и неотвратимое накатывание репрессий, именно накатывание, словно гигантский тяжелый каток пустили на живых людей.<br />
Год 1936 в стране был отмечен первым политическим процессом над бывшим председателем Коминтерна Зиновьевым, заместителем Ленина по Совнаркому Каменевым, над старыми большевиками, героями Октября и гражданской войны Смирновым, Евдокимовым, Бакаевым, Мрачков-ским, Тер-Ваганяном.<br />
Вместе со всеми трудящимися рабочие Карелии тоже клеймили на митингах «подлых предателей» и требовали смертной казни для «убийц товарища Кирова, замышлявших покушение на товарища Сталина и его соратников». На страницах «Красной Карелии», руководимой исполняющим обязанности редактора В. М. Градусовым, эти манифестации описывались с необыкновенным энтузиазмом.<br />
25 августа «врагов народа» под гул всеобщего одобрения расстреляли. Через месяц главный организатор процесса, отыгравший свою роль нарком внутренних дел Ягода, был смещен. Его место по указанию Сталина занял Ежов.<br />
Поздравляя тружеников Карелии с наступившим 1937 годом, первый секретарь Карельского обкома Ирклис писал на страницах «Красной Карелии» об успехах республики в лесной и деревообрабатывающей промышленности, сельском хозяйстве, в области национальной культуры. Он не сомневался в том, что «под руководством Центрального Комитета партии во главе с великим Сталиным, под руководством Ленинградского обкома партии во главе с тов. Ждановым мы еще быстрее пойдем вперед, выведем Карелию в передовые ряды братских республик нашего великого Советского Союза».<br />
260<br />
<br />
Без малого через три недели, 20 января на второй странице газеты была опубликована небольшая заметка: прокуратура СССР сообщала о законченном органами НКВД следствии по делу «Параллельного центра» в составе Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова.<br />
Еще не зная существа нового политического «дела», работники Онегзавода, слюдяной фабрики, общественных организаций с чувством глубокого возмущения осудили «вредительскую деятельность презренных агентов фашистской охранки» и потребовали их расстрела. 21 января «Красная Карелия» рассказала о митингах, на которых была выражена народная воля. Называлась эта подборка информации «Раздавить гадину». Через три дня наконец-то стало известно, за что надо давить — было обнародовано обвинительное заключение по делу нового «центра». С 25 января началась публикация отчета судебного процесса. Здесь же рядом помещались отклики читателей. Об их характере наглядно свидетельствуют заголовки: «Торговцы родиной», «Пойманы с поличным», «Собакам — собачья смерть» и т. д. и т. п.<br />
29 января Военная коллегия вынесла приговор: кому — тюрьма, кому — расстрел. На митинге в Петрозаводске, состоявшемся на площади 25 Октября (ныне пл. Ленина), собравшиеся горожане единодушно поддержали это решение.<br />
Непосредственно Карелии политические процессы в массовом масштабе еще не коснулись, но почва для них уже подготавливалась.<br />
Жизнь продолжалась.<br />
«Красная Карелия» писала о положении в Испании, гДе шли бои, о рекордах стахановцев, о принятии Конституции РСФСР — «родной дочери сталинской Конституции», о 15-летии похода отряда<br />
261<br />
<br />
курсантов под командованием Тойво Антикайнена и 65-летии писательницы Хильды Тихля, о соревновании с Коми республикой и подготовке к весеннему севу.<br />
...Вот и подошли мы вплотную к тому времени, когда исполняющий обязанности редактора республиканской газеты Василий Митрофанович Градусов решил завести дневник. Сейчас можно лишь догадываться о причинах, побудивших его к этому. Может, и скорее всего, от одиночества. Семья Градусова жила в Ленинграде, он очень скучал по жене и детям. Может, в качестве своеобразной, как он записал, «кладовой запчастей»: встречаются среди записей и этюды, и наблюдения. В любом случае дневник этот— документ личного характера и сплошному цитированию, конечно же, не подлежит. В чем же его сила? Наверное, в том, что пишет его человек заведомо обреченный на гибель самим ходом событий. Но он-то этого не знал!<br />
Это дневник свидетеля, затянутого в водоворот репрессий.<br />
«1 апреля,— записал В. Градусов.— Вернулся с работы в 12 ч. дня после 24-часовой «вахты». Печатали закл. слово т. Сталина. (ТАСС задержал передачу.) Умное закл. слово, как и все его доклады. Глубоко и популярно — это качество было свойственно только Ленину».<br />
Речь идет о заключительном слове Сталина, произнесенном 5 марта на Пленуме ЦК ВКП(б). Очень долго, почти месяц готовилось оно для печати, а когда речь была окончательно отредактирована и выверена до запятой, ТАСС донес размышления вождя до народа. Передача текста началась по радиоканалу поздним вечером и заверши<br />
262<br />
<br />
лась только утром, в 6 часов 52 минуты. В тот день все утренние газеты вышли с большим опозданием.<br />
По своему обыкновению Сталин свои доказательства, чтобы они были более полно усвоены массами, изложил по пунктам.<br />
В пункте первом он развивает тезис о том, «что чрезмерное увлечение хозяйственными кампаниями и хозяйственными успехами при недооценке и забвении партийно-политических вопросов — ведет к тупику».<br />
Пункт второй — о вредителях, диверсантах, шпионах и проч. «Понятно, что этих господ придется громить и корчевать беспощадно, как врагов рабочего класса. Это ясно и не требует дальнейшего разъяснения»,— сказал Сталин и по-отечески предупредил, чтобы при практическом выкорчевывании подход к подозреваемым был обязательно индивидуальным, нельзя ведь всех стричь под одну гребенку.<br />
В пункте третьем вождь рассмотрел проблему правильного подбора и рациональной расстановки кадров, в пункте четвертом — исполнительскую дисциплину и так далее до пункта седьмого. В заключение Сталин подчеркнул, что всем руководителям необходимо внимательно относиться к людям и особенно — к членам партии. Именно этого, сказал он, порой не хватает нашим товарищам.<br />
Четыре дня актив Карельской областной партийной организации обсуждал итоги февральско-мартовского Пленума ЦК. Ирклис в своем докладе особо отметил факты нарушения внутрипартийной демократии, со всей остротой поставил вопрос о необходимости в кратчайший срок покончить с политической беспечностью и благодушием. Как пример притупления бдительности, он привел<br />
263<br />
<br />
конкретный случай: «В Карелторге на протяжении шести месяцев велась контрреволюционная агитация, и потребовалось вмешательство НКВД, чтобы выявить врага народа — троцкистского последыша».<br />
Одного-единственного. Недаром Пришвин писал о Карелии как о крае непуганых птиц.<br />
Вот Лазарь Каганович, тот сразу угадал желание вождя и в своем выступлении на пленуме бодро доложил: «Мы в политаппарате НКПС разоблачили 220 человек. С транспорта уволили 485 бывших жандармов, 220 эсеров и меньшевиков, 572 троцкиста, 1415 белых офицеров, 282 вредителя, 449 шпионов. Все они были связаны с контрреволюционным движением».<br />
«Увольняя шпионов» и прочих неблагонадежных, «железный Лазарь» показывал пример, на который необходимо было равняться.<br />
Страничка из дневника В. Градусова:<br />
«12 апреля. День на день как две капли похож. Из редакции вылезаешь только в 3—4 утра, чтобы отоспаться, а потом снова туда. Для учебы, для развлечений, отдыха нет времени. Как надоела эта лямка! Выходные дни тоже похожи один на другой. Один. Друзей нет. Не умею я дружить. Очень разборчив. Не люблю фальши в людях. Маленький недостаток — и я охладел к человеку. В дружбе, кроме политического элемента (основного), необходимо еще интеллектуальное сродство, уважение друг к другу, доверие, некоторое сходство вкусов. От дружеских связей юности остались только корни приятных воспоминаний. Без друзей тяжело. Поверхностное товарищество — скучно, пусто».<br />
264<br />
<br />
Между тем поиски вредителей, хотя и без столичного размаха, но несколько активнее, чем раньше, стали проводиться и в Карелии. Градусов не отметил в своем дневнике, что 2 апреля он как член бюро обкома принимал участие в обсуждении «классовой слепоты ряда коммунистов», которая привела «к безобразной засоренности аппарата Медвежьегорской поликлиники классово чуждыми элементами».<br />
Суть дела заключалась в следующем.<br />
31 декабря в поликлинику поступила тяжело больная жена командира Красной Армии товарища Караулова. Ее положили в изолятор и в новогоднюю ночь оставили без наблюдения врача и акушерки, о чем жена красного командира незамедлительно сообщила по инстанции.<br />
Второй случай медицинской халатности был намного серьезнее: в Повенецкой больнице лесорубу Калеву дали по ошибке не то лекарство. Лесоруб скончался.<br />
Проанализировав ситуацию, бюро обкома пришло к выводу, что эти факты являются закономерным следствием беспечной халатности коммунистов района, знавших о том, что среди медицинского персонала сгруппировались и бесконтрольно работают несколько врачей, ранее отбывавших заключение за контрреволюционную деятельность — знавших, но не принявших действенных мер. Первый секретарь райкома Хаджиев, председатель РИКа Табарданов, заведующий райздравотделом Логвинов и бывший заведующий поликлиникой Царуков не извлекли должных уроков из вскрытых за последнее время фактов вредительства японо-немецко-троцкистских диверсантов и проявили явную политическую близорукость. Секретарю райкома бюро указало, остальным<br />
265<br />
<br />
объявили выговоры и строгие выговоры. Чтобы не забывали о сложной обстановке в районе, где наличествует отбывающий сроки заключения контрреволюционный элемент.<br />
Не прав был Василий Митрофанович, когда написал, что день на день как две капли похож. Волна репрессий уже поднялась и набирала разбег. Попала в поле зрения бдительных контролирующих органов и деятельность редакции «Красной Карелии».<br />
7 апреля помощник уполномоченного комиссии партийного контроля по Ленинградской области и Карелии Шишаков переслал по спецсвязи Ирклису для ознакомления служебную записку партконтролера Бутыриной, озаглавленную «О реализации решений февральского Пленума ЦК ВКП(б) редакцией газеты «Красная Карелия».<br />
Здесь, кстати, необходимо напомнить, что в те годы партийный контроль действовал рука об руку с органами НКВД, и Николай Иванович Ежов был не только секретарём ЦК, а являлся председателем комиссии партконтроля, членом Оргбюро ЦК и наркомом внутренних дел.<br />
Ответственный контролер Бутырина сообщала руководству, что проверка «Красной Карелии» за период с 10 по 30 марта показала — редакция не сделала надлежащего поворота в своей работе. Основным недочетом газеты надо считать отсутствие на страницах организованного материала, систематически и планово освещающего вопросы, вытекающие из решений пленума. Подавляющее большинство публикуемых заметок носит фотографический характер. Отсутствует резкая большевистская критика. Умалчиваются меры, принимаемые обкомом по ускорению перестройки, да и сама перестройка идет медленно, с большими по<br />
266<br />
<br />
тугами и скрипом. Особо отмечалось, что в одной из передовых статей партийный квалифицированный интерес к хозяйственной работе назван проявлением хозяйственного зуда, а это в корне расходится с установкой, прозвучавшей в заключительном слове товарища Сталина.<br />
Показывая, что вопросы хозяйствования отнюдь не чужды партконтролю, последующие проверки в республике были посвящены подготовке коней к весеннему севу, подготовке семенного фонда, подготовке тракторного парка и завоза горючего к посевной, выполнению плана заготовки и вывоза органического и минерального удобрений.<br />
Сообщение за сообщением, все ближе к критической точке взрыва накапливался материал по вопросам идеологически-подрывного характера.<br />
В Прионежском районе, сообщал контролер Астраханцев, установлено, что в совхозе № 2 финская националистическая группа во главе с директором Крякиным регулярно слушала радиопередачи из Финляндии. На радиосеансы приезжали лица из Петрозаводска. Нет гарантии, что эта группа не передавала сведения по радио в Финляндию.<br />
В целом, как отмечал в одном из специальных отчетов тот же представитель парткомиссии, местный национализм, организационно разгромленный в 1935 году (т. е. после отставки Ровио, Аполоника, Гюллинга.— В. В.), политически остался не добит и затаился. Местное же руководство ослабило с ним борьбу, и вот результат: «В настоящее время местный национализм сросся с фашизмом, диверсантами, террористами, вредителями, с контрреволюционными троцкистско-зиновьевски-ми бандитами и их правыми пособниками и,<br />
267<br />
<br />
прикрываясь тогой национализма, оживил свою деятельность».<br />
В подтверждение Астраханцев приводил неопровержимые факты.<br />
В Пряжинском районе вскрыта группа из пяти финнов. Эти диверсанты восхваляли жизнь рабочих в капиталистических странах, в частности, в Финляндии и Канаде, и тем самым распространяли идеи фашизма, дискредитировали местное партийное руководство, правительство Советского Союза и стахановское движение.<br />
В Калевале местные буржуазно-националистические элементы агитировали молодежь менять русские имена на финские, например, Михаила на Микко.<br />
В Кестеньгском районе проводилась политика национальной розни. Карелам и русским в отличие от финнов предоставляли плохие жилищные условия, за выполнение одной и той же работы финнам платили на 50 процентов больше.<br />
Такая же тенденция замечена на машинно-тракторной базе Ругозерского леспромхоза, где финнам выплачивается 26 рублей, а карелам и русским за ту же работу 4—6 рублей.<br />
(Необходимый комментарий к записке парт-контролера:<br />
Различная оплата действительно существовала. Практиковать ее стали для выходцев из Финляндии и Канады, когда у власти стояли Гюллинг и Ровно. Делалось это для того, чтобы представить для эмигрантов в более привлекательном виде наш социализм. Учитывалось при этом и то немаловажное обстоятельство, что качество работы, выполненной переселенцами, было, как правило, все же выше, чем у местных рабочих.)<br />
Как яркий пример контрреволюционной про<br />
268<br />
<br />
паганды Астраханцев привел в своем обзоре слова лесоруба из Лоухского района Вилли Рейтера, которые сегодня воспринимаются пророческими: «Вы, молодежь, еще ничего в политике не понимаете. Не понимаете и того, что Сталин как руководитель партии никуда не годен. Сталинская политика ведет к разорению и вымиранию карельского народа. Надо избавиться от сталинской политики».<br />
Но самый сильный аргумент, иллюстрирующий разжигание национальной розни, Астраханцев приберег для финала. В Сегозерском районе, сообщает он, на лесопункте Тумба в бане повесили объявление, в какие дни моются карелы, в какие — русские и в какие — финны. Печать же, отмечает он, как республиканская, так и районная, не делает надлежащих политических выводов, обходит стороной вопросы борьбы с национализмом и не воспитывает массы в интернациональном духе.<br />
Подстегиваемый требованиями центра, репрессивный механизм набирал обороты.<br />
Много слов о ротозействе, беспечности, потере революционной бдительности и поднимающем голову буржуазном национализме прозвучало в докладе Ирклиса, в выступлении начальника республиканского управления НКВД Тенисона на партийной конференции, о которой Градусов в своем дневнике написал:<br />
«18 мая. Вчера закончилась облает, парт, конференция. Она мало чем была похожа на предыдущие. Как здорово растут массы, вернее, средние работники, т. к. рядовых коммунистов было мало и они себя ничем не заявили. Это больш. недостаток. Основное, характеризующее конференцию,— бдитель<br />
269<br />
<br />
ность, она перла даже через край. Это здоровое качество — непримиримость к по-литич. ошибкам, если даже они осознаны «автором». Неплохая критика работы ОК, справедливая, острая, но не глубокая. Люди не умеют еще обобщать факты и делать из них политические выводы. «Хозяин» хорошо отделался за свои ошибки (которые не были вскрыты до конца), пощипали, но нос цел остался».<br />
Следующая запись в дневнике носит зарисо-вочный характер:<br />
«26.V. Весна. У забора, за дорогой, яркая молодая трава. Трое жизнерадостных ребят, прыгая и толкаясь, рвут цветы. У старшего, 7-летнего, большой букет в руке, будто желтая шапка. У забора на длинной веревке коза. Она трясет головой, чтобы сбросить веревку, но ничего не выходит. Заметив ребятишек, коза наклоняет голову и бежит к ним бодаться. Ребятишки бросают ей на голову цветы...»<br />
Для нас, знающих, что такое ежовщина, подобная запись в дневнике 1937 года по крайней мере необычна. Но странного здесь ничего нет. Это не близорукость и не недопонимание текущего момента, просто писал человек, еще не ведающий обо всех тех обвинениях, которые ему вскоре предъявят в НКВД. Аресты уже проводились, на жизнь — обыденная, повседневная была такой же, как и прежде.<br />
Следом за этюдом потрет первого секретаря обкома партии:<br />
«30.V. Он (примечание на полях — «Ирк-лис».— В. В.) беспринципен в политических<br />
270<br />
<br />
вопросах. Абсолютно. Его голосование тогда с 3. (вероятно, с Зиновьевым.— В. В.) и быстрый перелет на ту сторону, где оказалась сила,— о правде он не думал ни тогда, ни после, т. к. человек он недумающий — яркое подтверждение беспринципности. Он недалек, настолько недалек, что сволочь может принять за честного человека, а честного человека за сволочь. Любит подхалимов исключительно. Службист. Унтер. «Рад стараться». Перед начальством труслив. Формалист. Сказалась писарская выучка. Снять могут. Но не пропадет».<br />
Дополнение к портрету.<br />
Ирклис Петр Андреевич, 1887 года рождения, по национальности латыш, образование среднее. Он из старых партийцев, партстаж исчислялся с марта 1905 года. До назначения в Петрозаводск был секретарем Ленинградского обкома. На людях держался несколько особняком, это порой называют чувством дистанции. Старожилы города рассказывали, что он очень любил кататься на коньках. На катке появлялся поздно, когда основная масса народа уже расходилась по домам. Ни с кем не разговаривая, не обращая ни на кого внимания, час-полтора разминался круг за кругом на «бегу-шах», потом переодевался и также молча уходил.<br />
С работниками аппарата держался не то, чтобы вельможно, но с некоторым пренебрежением. На одном из пикников снисходительно заметил: «Это вы будете пить водку, а мы с Тенисоном будем пить коньяк».<br />
В Петрозаводске полагали, что Ирклис — ставленник Чудова.<br />
Он был отличным аппаратчиком и достаточно<br />
271<br />
<br />
быстро догадался, каких действий ждет от него руководство, какая кампания разворачивается, но не мог представить истинных размеров чистки. Зная о характере информации, идущей наверх по линии партконтроля, Ирклис решил обезопасить себя, проявил «бдительность» и тоже направил Сталину, Жданову, Андрееву и Маленкову сообщение о том, что в Карелии наблюдается «большое оживление среди контрреволюционно-националистически настроенных элементов». Похоже, он этим только усугубил свое положение. Из дневника Василия Градусова:<br />
«18.VI. Одуванчики отцвели. Остались лишь шарообразные белые головки семян.<br />
14.VII. Написать рассказ на тему «Телеграмма». Вывести в качестве шпиона рассыльного телеграфа. Он всюду ходит, всюду слушает. Он обезличен. Обычно говорят: «Телеграмма пришла», а о человеке забывают, его игнорируют, с ним не считаются, при нем говорят, как при стуле. Это на руку шпиону. Он всюду бывает, собирает по зернышку, а иногда находит и «золотые россыпи» среди болтунов.<br />
15.VII. Узнал, что арестованы Чудов, Кадац-кий, Комаров, Антипов. Вот гады какие! Ну что было нужно этим вельможам? Чего они добивались? Какая у них была политическая линия? Сдается мне, что все это обиженные вельможи. Ведь всех их поснимали из Ленинграда. Хотя черт их знает, трудно сейчас разобраться, не имея никаких данных. А Чудов — друг и шеф нашего «хозяина». Нет ли тут чего-нибудь общего?<br />
21.VII. 3 ч. утра. Был сегодня у «хозяина».<br />
272<br />
<br />
Говорили насчет отпуска. Не сказал ни да, ни нет. Подождем, говорит, редактора. Кажется мне, что он не в себе. Чем-то встревожен. Чего-то ждет. Рассеян. Я спросил, мол, говорят, что Ч., Ком., Кад., Ант. и др. арестованы. Верно или нет? Он спокойно-протяжно, глядя в глаза, ответил: «Правильно». В чем тут дело, спрашиваю, чего им надо было? Он ответил: «Черт их знает, обиженные, наверно...» Я говорю: «Ну и хорошо, воздух свежее будет». А сам подумал: «Не имеешь ли ты к ним какого-нибудь отношения, друг ситный? Ведь с Чудовым вы были не разлей вода».<br />
Цепь фактов: голосование с Зин. на XIV съезде, дружба с Чудовым, близость с Пери-лем, Мартиненым — наводит на грустные размышления. Не оттого ли он такой встревоженный? (Зачеркнуто: «Эх, если бы его убрали! Как бы я был рад. Он исключительно по-сволочному относится ко мне и редакции».— В. В.) Как-то живет Аненька? (жена.— В. В.) Как бы я хотел ей помочь, дать ей отдохнуть. Просил в Обк. денег в долг, тысячу, не дали. Н. говорит — нет. Какое свинское отношение ко мне. Сами ч. б. и н. к. (члены бюро и народные комиссары.— В. В.) бесплатную столовую имеют, дачи и проч. удов., а мне тысячу пожалели. Эх, св.! Работаю я больше вас всех, особенно этих чиновников-наркомов.<br />
24.VII. Днем.<br />
Свершилось! «Хозяин» взят. Наконец-то убрали сволочь! Как я рад, как я доволен. Много попортил ты мне, гад, крови, много неприятностей доставил. Сейчас все, как на ладони, раскрывается: и зиновьевская оппозиция, и Периль, и Мартинен, и Чудов,<br />
18 Зак. 3317<br />
273<br />
<br />
и ошибка горкома при Владимирове (выдача партбилетов врагам), и сволочное отношение к газете, ко мне лично и т. д. Теперь же надо взять в оборот его друга Зингиса. Обязательно тот тоже с ним из одного гнезда. Вызывают у меня сомнения Муценек и Шуб., а также Галкин. Он всегда прикрывал ошибки Галкина, а с Муценеком был, по-моему, близок. Ну и дела! Сейчас главное: теснее ряды вокруг Сталина, тверже дисциплину, выше бдительность. Выкорчевать всю сволочь до последней. Выкорчевать и ликвидировать! Если их не перебить, то в случае войны они могут больших делов наделать. Это будут первые головорезы и вешатели от фашизма.<br />
29.VII. Чегой-то Бушуев за последнее время отощал и ласковый стал какой-то. Или чует кошка, чье мясо съела? Не собирается ли он вслед за «хозяином» ехать?»<br />
...В публикациях о репрессиях тридцатых годов, а это уже достаточно солидный пласт современной журналистики, авторы нередко идеализируют своих героев, умалчивая о недостатках и заблуждениях, представляют их борцами исключительных качеств, рыцарями без страха и упрека. На таком фоне еще ярче проявляется бесчеловечность сталинской политики. Не будем лукавить — репрессировали не героев греческих трагедий, что щедро наделены героическими, но однобокими характерами, а самых обычных людей, которые были со своими достоинствами, пристрастиями, влечениями, антипатиями... Кроме того, об этом мы знаем, но как-то склонны порой забывать, все они были людьми своего времени, а значит, иначе, чем мы, представляли строительство социализма, по-друго<br />
274<br />
<br />
му относились к политической власти, диктатуре, вождям и, немаловажное обстоятельство, в большинстве своем они свято верили, что только в монолитности партии — сила и жизнедеятельность нашего общества. Не учитывая этого фактора, нам не понять, почему, например, истинный ленинец Киров, человек исключительного мужества и необыкновенной популярности, предложил отчетный доклад Сталина считать постановлением XVII съезда — без обсуждения и критики, что необыкновенно упрочило власть генсека, ставшую практически неограниченной. Так что Градусов в своих рассуждениях о дисциплине и сплоченности совсем не оригинален. Это искреннее убеждение нередко использовал в своих целях Сталин, подменяя монолитность однородностью. Страничка из дневника:<br />
«9. IX. Ну, вот, «обозрели» и меня. Да так обозрели, что на весь мир «прославили». За то, что честно работал, отдавал все свои силы, личной жизни не знал — выдрали как Сидорову козу. Много придется потрепать нервов, прежде чем докажешь, что ты не верблюд, а честный советский человек. Своей судьбой не обеспокоен, а обеспокоен судьбой семьи — Ани и ребяток. Ведь трудно им будет, пока я буду без работы. Вот оказия какая!»<br />
Статья, появившаяся в «Правде», была ошеломляюще неожиданной.<br />
После майской областной партконференции газета активно включилась в разоблачение троцкистов, пособников, диверсантов. Где только не находили в то время врагов народа!<br />
На петрозаводской железнодорожной станции, например, порожняк вместо положенных 15—30<br />
275<br />
<br />
минут стоял порой по 4—7 часов. Поезда отправлялись неполновесными и неполносоставными. Уменьшился грузовой пробег вагонов. Происходили все эти безобразия, сообщала газета, не из-за плохой организации труда, а потому что диспетчерская состояла из непроверенных, ненадежных людей. «Вредители разоблачены и привлечены к ответственности». Стало ли после этого больше порядка — о том не сказано.<br />
В Кондопоге, информировала читателей «Красная Карелия», «враг народа националист Ярвимяки со своими сподвижниками — фашистскими шпионами — работал по заданиям разведывательных органов одного государства. Эта банда успела нанести немалый ущерб комбинату. Невыполнение программы по выпуску бумаги, затяжка строительства бумкомбината второй очереди и миллионные перерасходы средств — есть дело рук вредителей и шпионов».<br />
В Пудожском районе вредители из земельных органов, пользуясь ротозейством коммунистов, провели землеустроительные работы таким образом, что колхозы получили худшие и дальние сенокосы, в то время как лучшие и ближние передавались в пользование единоличникам. После этого, совсем распоясавшись, вредители заразили легочной глистой всех овец романовской породы в колхозе «Новая жизнь».<br />
В Ладвинском лесхозе из-за вредителей не росло количество стахановцев.<br />
Словом, везде, где тоталитарная система давала сбои, тотчас закономерно обнаруживались факты контрреволюции.<br />
Иногда «Красная Карелия» проявляла инициативу и, не прибегая к помощи НКВД, самостоятельно выявляла «нежелательный элемент».<br />
276<br />
<br />
Так, преподаватель истории ВКП(б) Карельской высшей коммунистической сельскохозяйственной школы Коршаков на одной из лекций ничего не сказал о роли Сталина в создании партии, о чем слушатели сообщили редакции. Газета оперативно откликнулась статьей «Троцкистский контрабандист».<br />
Проводила «Красная Карелия» и собственные расследования. Как-то заметили ее сотрудники, что странные дела творятся в конторе «Заготзерно». Здесь с большим шумом, но совершенно безрезультатно боролись с поражающими муку и зерно долгоносиками, клещами, картофельными палочками. «Может, суть проблемы в иных вредителях?» — подумали в редакции. Вскоре догадка получила подтверждение. В редакцию пришел беспартийный работник конторы. Он принес разорванный пополам черновик протокола партийного собрания, который обнаружил в мусорном ящике. Журналисты пошли по следу и выяснили — секретный документ выбросил сам парторг, что свидетельствовало о потере бдительности и ротозействе. Конечно же, после этого нашлись в конторе и бывшие эсеры, и нынешние предатели. После выступления газеты количество клещей и долгоносиков не уменьшилось, но зато сам факт их появления получил принципиальную партийную оценку.<br />
В общем, газета вносила посильный вклад в ход разворачивающейся борьбы.<br />
Но, как оказалось, недостаточный.<br />
Статья в «Правде», опубликованная 9 сентября, была написана в лучших традициях погромной критики, где обвинения заменяют доказательства. Называлось выступление центрального органа о коллегах из провинции «Рупор буржуазных националистов».<br />
277<br />
<br />
Поскольку эта публикация явилась пиком подготовительной деятельности, предшествовавшей массовым репрессиям, ее, на мой взгляд, необходимо рассмотреть наиболее полно. Именно здесь обозначены основные направления борьбы с буржуазным национализмом, те самые положения, которыми руководствовались в своей практической деятельности сотрудники НКВД.<br />
«Долгое время в Петрозаводске,— многозначительно, неторопливо, почти эпически писала «Правда»,— под боком у карельской областной организации орудовал директор лесозавода буржуазный националист Кюлленен. Он провоцировал на заводе национальную рознь. Для русских рабочих он установил пониженные ставки и расценки. Махровый националист подобрал себе достойных сподвижников — бывших белогвардейцев, активных участников белофинской авантюры. Вместе с ними он пьянствовал, разворовывал государственные средства, вредительствовал, издевался над рабочими».<br />
После выступления «Красной Карелии», названного «Правдой» робким, горком партии «выгородил пойманного с поличным националиста. Для проформы ему вынесли выговор. «Серьезные» эти выводы вполне удовлетворили редакцию».<br />
Далее рассказывается, что рабкоры вручили Градусову еще одну статью о Кюлленене. Исполняющий обязанности редактора решил посоветоваться с руководством — «всполошился, сбегал в обком и спросил, как ему быть».<br />
Обком статью публиковать запретил. Редакция эту директиву выполнила, потому что всегда не противоречила указаниям, поступавшим сверху. Более того: «Потоки подхалимских приветствий и восклицаний неслись со страниц «Красной Каре<br />
278<br />
<br />
лии» по адресу областного руководства. В газете печатались тошнотворные отчеты о помпезных встречах, какие устраивали подхалимы шпиону Ирклису, о том, какими аплодисментами его встречали...»<br />
«Газета сеяла благодушие, убаюкивала областную организацию, разоружала ее, отвлекала от борьбы против буржуазных националистов, агентов финской и германской разведок».<br />
«Тем временем в Совнаркоме, Наркомпросе, Наркомфине, Госплане Карельской АССР, горкоме и обкоме орудовала оголтелая банда шпионов, пытавшихся закабалить карельский народ и при помощи фашистской Германии восстановить в Карелии власть помещиков и капиталистов».<br />
Попутно газету отругали за отзыв на книгу Хильды Тихля «Лист переворачивается» — «политически вредной» и написанной по-фински, т. к. эта писательница «писала исключительно на финском языке». Досталось и издательству «Кирья» — за выпуск «контрреволюционных книг», и журналу «Ринтама», в котором «подвизались ярые националисты», и газете «Пунайнен Карьяла» — за «высокомерное третирование карельского литературного языка».<br />
«Редакция отлично знала, что нити преступной деятельности националистов ведут в Карельский обком и Совнарком,— подводила итог «Правда»,^-редакция политически обанкротилась», она «была на поводу», «потворствовала» и «за совершенное тяжкое преступление должна понести всю полноту ответственности».<br />
Такая вот публикация. На первый взгляд, она написана по вполне определенному поводу для принятия конкретных мер. Но это только на первый взгляд сегодняшнего читателя, неискушенного<br />
279<br />
<br />
в методах проведения внутренней политики «вождя всех народов».<br />
Курковый механизм; запускавший тяжелую машину сталинских репрессий, нередко носил характер локальной идеологической операции. Вначале создавалась атмосфера нервозности, подготавливалась почва для конкретных действий. Кроме того, это была и своего рода дымовая завеса, скрывающая до поры до времени истинные планы.<br />
Сталинские кадры высшего эшелона отлично знали, как и в какой момент можно повернуть начавшуюся идеологическую кампанию, где подвернуть гайки потуже, где порекомендовать или посоветовать, а главное—знали, во имя чего и с какой целью все это делается. Кадры пониже рангом, на местах, спасая свое положение, им подыгрывали и, как правило, в конце концов проигрывали.<br />
На состоявшемся 10 сентября заседании бюро обкома критика и политические выводы «Правды» были признаны правильными и своевременными. Вопрос о партийной принадлежности Градусова и заведующей массовым отделом Гроссман передали на рассмотрение коммунистов редакции. Всем партийным организациям республики рекомендовали обсудить обзор центрального органа, развернуть критику и самокритику, «поднять бдительность масс на беспощадную борьбу и окончательное выкорчевывание буржуазных националистов, троцкистско-бухаринских шпионов, диверсантов и их пособников». (Кстати, суда над Бухариным еще не было, дело по «право-троцкистскому блоку» рассматривалось 2—13 марта 1938 года, иными словами, ему в данном случае воздавалось авансом.— В. В.)<br />
11 сентября в «Правде» вышла следующая статья, еще более жесткая, прямо называющая ад<br />
280<br />
<br />
реса, где следует искать врагов народа. Называлась она «Вражеские гнезда в советском аппарате Карелии».<br />
Страничка из дневника:<br />
«10. IX.<br />
(В этот день «Красная Карелия» перепечатала статью «Рупор буржуазных националистов», и заместитель ответственного редактора В. М. Градусов подписал выход в свет последнего своего номера газеты.— В. В.)<br />
Обзор правильно вскрыл ошибки обкома и газеты,— пишет в дневнике Градусов,—. правильно ориентирует организацию. Моя вина в том, что я просмотрел все это, не заметил вражеских действий сволочей, слишком доверял «руководителям». Своей работой мы усыпляли бдительность организации, объективно мы оказались на поводу Ирклиса и его компании. Вот до чего доводит доверчивость к «авторитетам». На бюро прогоревшие политики отыгрались на редакции, на мне... Никольский и Миляйс: «Мы не доверяли Градусову... Когда Юдин из отд. печати рекомендовал Гр. в редакторы, мы категорически воспротивились этому...» Не доверяли, а держали. Я просил давно меня освободить, но мне отказывали, ссылаясь на отсутствие редактора. ЦК примет — тогда видно, мол, будет».<br />
Такая запись вначале может удивить. Дневник, повторюсь, не предназначался ни для просмотра сотрудниками НКВД, ни для печати. И вдруг эдакое посыпание главы пеплом, почти театральное, рассчитанное на стороннего наблюдателя. Но если вдуматься, то ничего нарочитого, тем более уди<br />
281<br />
<br />
вительного, в данной записи нет, и это, пожалуй, самое страшное и трагичное.<br />
Градусов не только жил при сталинской системе, он сам же и создавал ее. Он — творец и жертва одновременно, тот самый дисциплинированный до самоотречения винтик, которого обмяла и воспитала таким сложившаяся государственная машина. Потому он в первую очередь и винит себя — за ротозейство, за доверчивость, но не способен критично оценить карающую власть, которая для него олицетворяет конкретные идеалы. Он не замечает жестокости законов, попирающих человеческое достоинство. Хотя сам же страдает от явной, на наш взгляд, несправедливости.<br />
Из дневника:<br />
«11.1 X. Переживал. Было собрание, я выступил с объяснением. В конце разревелся. Зря. Дурак. Надо держать себя мужественно.<br />
13.IX. Свершилось. У меня взяли партийный билет. Какое это тяжелое чувство. Отдать билет, который меня связывал с великой партией 17 лет, с партией, которая меня воспитала и вырастила. Я — сын партии и для меня непонятно, как я буду вне рядов. Это что-то невероятное. И я твердо уверен, что это недоразумение будет урегулировано...<br />
14. IX. Складывал целый день свои пожитки, готовясь к отплытию от сих неуютных берегов карельских к родным местам великого города.<br />
15.1X. Я категорически не согласен с формулировкой постановления собрания: «За пособничество бурж. националистам». В передовой даже сказано — «за подхалимство». Пособником я никогда не был, а подхалимство не в моем характере. Нельзя же дисциплиниро<br />
282<br />
<br />
ванность члена партии возводить в подхалимство.<br />
Смотрел на часы, надумал загадку: две маленькие сестренки вперед бегут, а с места не сдвинутся. Отгадка: часовые стрелки.<br />
16.IX. Как мне тяжело. Какие люди звери. Встретишь на улице — не здороваются. Избегают, как прокаженного. Отчужденность людская — сильнее смерти. Скорее бы уехать отсюда. Скорее.<br />
17. IX. Шел из столовой. Навстречу идет Рубинович. (Председатель областного комитета союза связи.— В. В.) Он издали меня заметил. Испуганно метнулся глазами по сторонам, готовый спрятаться в кусты, но... справа от него была клумба, а слева стена дома. Он пошел прямо. Но я видел, как у него полезли глаза на лоб. Я нарочно смотрел на него в упор, чуть-чуть улыбаясь глазами, решил проверить — поздоровается он или нет. Деваться ему было некуда, он как-то испуганно выбросил мне руку и сказал поспешно: «Здравствуй». Я недоуменно его спросил: «Неужели узнал? Вот черт!» Он что-то пробормотал в ответ, я прошел мимо.<br />
12. IX., в разгар «событий», я входил в аллею бульвара на просп. К. Маркса у КарЦИКа. Рубинович сидел с кем-то на скамейке. Заметив меня, он прикрылся газетой, потом закатил глаза в сторону, сделав вид, что он меня не видит...<br />
18. IX. Вчера был в кино. Смотрел «Петра Первого». Замечательная картина. Симонов создал яркий, выразительный образ Петра. Не стопроцентный, а так, процентов на 75. Кое-где есть фальшь. Еще будет артист, который<br />
283<br />
<br />
создаст настоящего Петра так же, как Бабочкин создал неповторимый образ Чапаева...»<br />
26 сентября Градусов написал записку члену бюро обкома Леониноку: «Вы обещали, что т. Миляйс совместно с т. Авдусиным подберут мне соответствующую работенку. Но прошло уже 10 дней, а я пока «редактирую»... ногами мостовую города. Обращался в два места (Архив и КНИИК) и получил отказ. Очень тяжело выслушивать такие неприятные ответы. Вопрос о моей партпринадлежности окончательно еще не решен и я вправе рассчитывать на помощь со стороны обкома».<br />
Неудачный день выбрал он для обращения за помощью.<br />
26—27 сентября в Петрозаводске состоялся пленум обкома по обсуждению публикаций газеты «Правда».<br />
Выступая на нем, начальник областного управления НКВД Тенисон говорил, что враждебная деятельность контрреволюционных организаций наблюдалась еще в двадцатые годы, когда в Карелию прибыли Гюллинг, Мяки, Форстен. Когда же в руководство вошел и Ровио, все ключевые посты оказались в руках националистов. Они поставили своей целью реставрировать в Карелии капитализм. По их призыву в республику хлынули финны, неплохо до этого жившие за границей, а в Карелии они устраивались простыми рабочими, старались не привлекать к себе внимания, а через жен осуществляли связь с иностранными спецслужбами. Работниками органов уже раскрыто одиннадцать повстанческих организаций. Вся деятельность контрреволюционных групп финансировалась через Госбанк. Вредители . поджигали леса, срывали севообороты, запахивали сено<br />
284<br />
<br />
косы. Под видом стахановцев в Москву посылались террористы, которые пытались попасть на прием к товарищам Молотову и Сталину. В Пудоже вредители, которые оказались работниками больницы, заразили воду тифозной палочкой, уже умерло 42 человека... Почему же органы НКВД не могли так долго раскрыть заговор? Да потому, что они все время информировали руководителей республики, а те принимали своевременные меры для спасения организации от разгрома. Ведь во главе ее они сами же и стояли. Только благодаря «Правде» НКВД смогло разоблачить врагов и сказать трудящимся об истинном положении дел...<br />
После пленума по республике пошла волна массовых разоблачений. «Вражеские гнезда» обнаружили в мясотресте, Пудожском райкоме партии, на Сунастрое, в Ругозерском и Тунгудском леспромхозах, в тресте «Карелдрев», в Союзе писателей, обкоме комсомола, Наркомпросе, в лоухской средней школе...<br />
О том, насколько бесцеремонно проводились разбирательства, можно судить хотя бы по стенограмме довыборов бюро обкома.<br />
...Рассматривается кандидатура Золиной.<br />
Золина (зная, о чем ее будут спрашивать.— В. В.): — Я должна заявить пленуму, что мой брат осужден за воровство и пьянство. Он был главным пекарем, и у него украли два мешка муки, пока он пьянствовал.<br />
Кандидатура Золиной отводится.<br />
Рассматривается следующая кандидатура — Зо-лотовой.<br />
Вопрос к коммунисту, рекомендованному в состав бюро:<br />
— Расскажи нам, т. Золотова, о твоей связи с Евсеевым.<br />
285<br />
<br />
Золотова: После моего переезда в дом КарЦИКа, я ходила к нему на квартиру, ездила с ним несколько раз на рыбную ловлю. Политических разговоров у нас не было, за исключением случая после ареста Ирклиса, когда мы удивлялись, как могли прохлопать врага народа.<br />
Тенисон: Евсеев проходит по группе националистического центра. У Золотовой была связь и с Ворониным, тоже ходили друг к другу. Других данных у меня нет.<br />
Гаппоев: У Золотовой есть прямота и решительность при постановке вопроса.<br />
Иванов: В беседе с отдельными товарищами я получил положительные отзывы о работе т. Золотовой. Я беседовал с т. Золотовой о ее дальнейшей работе в КарЦИКе. Она могла ходить к Евсееву, но другого ничего нет.<br />
Петровский: Могу характеризовать Золотову с положительной стороны. Она работает зав. приемной КарЦИКа. С точки зрения политической она проводит правильную линию...<br />
Романов: Могу дать только положительные отзывы о т. Золотовой, она внимательно относится к делу, провела большую работу по разоблачению врагов народа...<br />
Отводов не поступило.<br />
...И все это — на пленуме, при партактиве всей республики.<br />
Страничка из дневника:<br />
«10.Х. Вот уже месяц, как меня сняли с работы. Сейчас я в Ленинграде. От партколлегии ни слуху ни духу. Что-то долго они там задерживают разбор моего дела. Нахожусь в ожидании. С охотой пишу рассказ «Эмигрант», начатый в Карелии. Хорошо бы<br />
286<br />
<br />
мне закрепить эту профессию. Скоро пойду работу искать. Заделаюсь художником-маляром. Вывески писать, да стены красить...»<br />
Наконец Градусов дождался разрешения своего вопроса — ему посоветовали вернуться в Петрозаводск и там, разобравшись на месте, восстановиться в партии.<br />
Он вернулся. Ходил в редакцию, обком, НКВД. В этом особенность сталинских репрессий: люди, которых в конце концов арестовывали, редко скрывались, прятались — они считали себя невиновными и в подавляющем большинстве таковыми и являлись.<br />
Поселился он в небольшом деревянном домике Богдановых, что стоял на горке повыше краеведческого музея. Анна Дмитриевна, которая в ту пору была молодой девушкой, жива до сих пор. Она рассказывает:<br />
— Василий Митрофанович сразу же предупредил, что какое-то время платить за жилплощадь не сможет, а вот восстановится в партии, будет работать — тогда сразу все и отдаст. Уходил он рано утром, возвращался вечером — усталый, измотанный, голодный. Мама очень его жалела — нальет кружку козьего молока и хлеба отломит. Помню, как его арестовали. Снег уже выпал, но была еще не зима. Наверное, конец октября. За полночь постучали в ворота. Мама вышла, спрашивает: «Кто там?» «НКВД»,— отвечают. Мама говорит: «Не открою, пока не придете с соседями». Через некоторое время опять стук, и сосед наш, Суханов, он возчиком на заводе работал, кричит: «Ольга Ивановна, открой!» Из органов было двое — молодые, подтянутые. Спросили Градусова. Мама ответила, что Василий Митрофанович спит за шир<br />
287<br />
<br />
мочкой. Он уже не спал. Лежал — руки за голову, молчал, чему-то улыбался.<br />
Обыск продолжался почти всю ночь, в деревянном доме много закутков — все осмотрели. Дневник, который вел Градусов, лежал на столике у окна, на него и внимания никто не обратил. Говорят, если хочешь надежно спрятать вещь, положи ее на виду. Эту тетрадь Анна Дмитриевна хранила всю жизнь, она хотела передать ее детям Градусова, их у Василия Митрофановича было двое — мальчик и девочка.<br />
...Мастер Онегзавода Андрей Михайлович Лукьянов, тоже взятый в тридцать седьмом, когда вернулся в пятьдесят четвертом, рассказывал, что сидел с Градусовым в петрозаводской тюрьме. Василия Митрофановича чаще других уводили на допросы, в камеру приносили порой через сутки, избитого в кровь, изуродованного, бросали на пол. Сокамерники выхаживали его как могли. Когда осужденных отправили в лагерь, Градусова на этапе не было. Андрей Михайлович был убежден, что его забили насмерть.<br />
В определении Военной коллегии Верховного суда СССР отмечается: В. М. Градусов был признан виновным в том, что он является участником антисоветской террористической организации, входил в состав повстанческой группы, организованной при типографии им. Анохина, неоднократно участвовал в сборищах, на которых обсуждалась подготовка восстания и планировались теракты, направленные против руководителей партии и правительства. На предварительном следствии признал себя виновным и назвал 15 членов группы, на суде от показаний отказался. Названные им люди за антисоветскую деятельность не привлекались.<br />
288<br />
<br />
Дело Градусова вели бывший заместитель наркома НКВД республики Солоницын, начальник Заонежского РО НКВД Тидор и оперуполномоченный Ефремов. Все трое в 1939—1940 годах были осуждены за фальсификацию сведений и применение к арестованным незаконных методов ведения следствия.<br />
18 мая 1938 года В. М. Градусов был осужден по статье 58 пункты 2, 8, 11 (подготовка вооруженного восстания с целью захвата власти, террор, создание антисоветской организации) и приговорен к высшей мере наказания. Приговор приведен в исполнение.<br />
29 октября 1955 года приговор отменен, дело за отсутствием состава преступления прекращено. 21 сентября 1957 года В. М. Градусова реабилитировали по партийной линии.<br />
19 Зак. 3317<br />
<br />
А. Трубин. ТАЙНА КВАРТАЛА № 22<br />
В. Винокуров. У ВРЕМЕНИ В ПЛЕНУ<br />
П. Воутилайнен. СВЯТЫЕ СПИСКИ<br />
В. Паасо. МЕМОРИАЛ<br />
<br />
ТАЙНА КВАРТАЛА № 22<br />
Я словно был рядом с ними. Видел, как полуторка, прогромыхав по мосту через Водлу, свернула в лес и долго тряслась по дороге, осыпанной осенней листвой. Как, взревев напоследок, замолк мотор. Конвоиры, отбросив брезент, стали выталкивать людей, гоня их к чернеющей в сумерках уходящего дня яме...<br />
Я словно стоял рядом с ними на краю, оцепеневшими от ужаса и непонимания происходящего и потому покорно ждущими неизбежной развязки.<br />
Я словно лежал рядом с этими людьми, чувствуя под собой еще шевелящиеся тела, вдыхал запах теплой крови, слышал крики и стоны.<br />
Как я хотел прогнать от себя эти ужасные картины, появляющиеся перед глазами то днем, то ночью, пока понял, что это бесполезно, что еще долго они будут жить во мне, возвращая меня в то солнечное майское утро, когда мы ехали на рай-исполкомовском «уазике» к месту трагической находки.<br />
— Слухи о том, что в 22-м квартале леса находятся могилы, где лежат тела людей, расстрелянных в годы репрессий,— рассказывал заместитель председателя Пудожского райисполкома Е. Г. Нилов (кстати, известный в районе краевед),— ходили давно. Старожилы даже называли прибли<br />
293<br />
<br />
зительно место: от старой дороги — метров 150 налево. Вот мы и решили проверить. В конце мая начали раскопки подозрительного квадрата осевшей земли — через полметра наткнулись на резиновые калоши. Четко была видна маркировка: штамп фабрики «Красный треугольник». Стали копать дальше. На глубине чуть больше метра лопата воткнулась во что-то твердое — так обнаружили скелет человека. На черепе видна дырка, похожая на отверстие от пули. Раскопки приостановили, обратились за помощью в прокуратуру республики...<br />
Отъехав километров десять от Пудожа, машина остановилась, и мы, пройдя немного по старой грунтовке, свернули в лес. Сразу же начался подъем, и через десяток метров мы оказались на вершине песчаного кряжа, тянувшегося вдоль дороги. Перед нами — вскрытый участок, примерно 2X2 м, на дне — присыпаны человеческие кости. Слева, метрах в пятидесяти, еще один четко обрисованный квадратный провал в земле. Такие же участки имелись и по другую сторону дороги.<br />
На следующий день старший следователь республиканской прокуратуры Д. Г. Корнилов назначил официальную эксгумацию. Углубившись в грунт на штьж лопаты, мы обнаружили, что вся площадь шурфа состоит из останков людей. Трупы лежали в беспорядке, друг на друге. Время сыграло свою роль: останки спрессовались, были пронизаны тонкими корнями деревьев и являли собой почти монолитную массу. Изъять их сверху не представлялось возможным.<br />
Было решено расширить шурф, чтобы начать подкоп с боков захоронения. Особенно осторожно требовалось извлекать черепа, где могли быть видны следы физического насилия.<br />
294<br />
<br />
Невозможно пересказать то, что испытали мы, выполняя эту ужасную работу. Особенно, когда поняли, что в могиле находятся останки гражданских лиц, в том числе — женщин. Кожаная и резиновая обувь, куски полуистлевшей одежды говорили об их владельцах. Мы вынимали из углубляющейся ямы ботинки и сапоги заводского производства и пошитые местным сапожником, в отваливающихся подметках видна береста, проложенная когда-то для скрипа. Среди находок — национальная финская обувь пьексы — сапоги с «хохолком» на носке. На подметке женского башмачка удалось обнаружить надпись: «Olimpic».<br />
Стали попадаться и личные вещи — бумажник (содержимое, видимо, сгнило), хорошо сохранившийся футляр с голубой подкладкой. В нем очки — овальные, в тоненькой металлической оправе, с уцелевшими чудом стеклами. Были обнаружены эмалированная кружка, пустая консервная банка, обломок еще одних очков... Стало ясно, что здесь останки людей разных социальных сословий — крестьян, интеллигентов.<br />
В этот день мы подняли четыре черепа. В каждом, я подчеркиваю, в каждом были видны следы входных, со стороны затылка, а в некоторых и выходных отверстий разных диаметров. Кроме того, найдена кость грудины с таким же повреждением.<br />
На следующий день раскопки продолжили. Извлекали черепа все с теми же характерными признаками, других свидетельств насильственной смерти пока не находили. И вот, сдвинув в сторону очередную кучку песка, я увидел яркий бирюзовый комочек — покрытую патиной гильзу. Затем обнаружили еще две гильзы разного калибра...<br />
295sibirskaya-vandeyahttp://www.blogger.com/profile/07888973132611524037noreply@blogger.com0tag:blogger.com,1999:blog-5841045359038978715.post-64659869018531103282014-06-28T07:32:00.002-07:002014-06-28T07:32:57.280-07:0010 Их называли КР Репрессии в Карелии 20-30-х годов<div>
<br /></div>
<div>
На этом эксгумацию решили прекратить, могилы законсервировать.</div>
<div>
Хотя следствию еще предстояло дать официальное заключение о происхождении этого захоронения, у участников раскопок — местных краеведов и журналистов — сомнений не было: перед нами останки жертв сталинского террора.</div>
<div>
Это об их судьбе говорил в 1937 году прокурор Вышинский: «Пройдет время, могилы ненавистных изменников зарастут бурьяном и чертополохом, покрытые вечным презрением людей...»</div>
<div>
Однако память человеческая распорядилась по-другому. И с помощью свидетелей удалось восстановить атмосферу этого страшного периода нашей истории.</div>
<div>
Карманова М. В., пенсионерка: «Жуткое было время. Всего боялись — сказать чего не надо, заступиться за невиновных. Бывало, приходишь на работу, а людей многих уже нет — арестовали... Вот, смотрите, врача Шаблеева забрали. Его знали не один год, никакой он не враг, но тем не менее молчали. Любой протест такого рода мог закончиться заключением. Уж если родственники арестованных боялись голос подать, так что же о других говорить...»</div>
<div>
Савин Анатолий Еремеевич, пенсионер: «Был тут под городом поселок финнов-переселенцев из Канады. Все финские мужики — лет по 30—40, здоровые, высокие парни. В 1937 году их всех арестовали. Тогда брали в основном мужчин. Всех арестованных расстреляли в этом же году в местечке Черная Речка. Об этом мне говорили работники тогдашней милиции и УГБ, да в то время об этом весь Пудож знал — шила в мешке не утаишь. Потом, вроде, в 1938 году арестовали всех жен этих финнов и тоже расстреляли... Я тогда работал в лес</div>
<div>
296</div>
<div>
<br /></div>
<div>
промхозе — у нас тоже арестовали около двадцати человек. А один милиционер рассказывал, что как-то он сам попал на расстрел политзаключенных. Он говорил, что подводили арестованных по одному к могиле и стреляли в основном из наганов».</div>
<div>
Мартынова Раиса Семеновна, пенсионерка: «Мой отец, Давыдов Семен Иосифович, работал в Пудоже бухгалтером леспромхоза. У нас была хорошая, дружная семья. Отец постоянно с нами гулял, на работе о нем отзывались только с положительной стороны. Вот так счастливо мы и жили.</div>
<div>
В конце августа 1937 года ночью к нам пришли трое работников НКВД и стали производить обыск. Отец, мне кажется, сам не понимал, что происходит, ведь он был очень честный человек, и все говорил, что это недоразумение, и он ни в чем не виноват. После обыска отца увели. За что его арестовали, никто не говорил.</div>
<div>
Наш дом был как раз напротив тюрьмы, и с третьего этажа мы видели ее внутренний двор. Мы часто наблюдали, как выводили заключенных на прогулки, среди них был и отец. Я стала замечать, что у него на лице появились синяки. Тогда я не понимала, что арестованных бьют...</div>
<div>
Мать однажды получила от отца нелегально посланную записку с просьбой передать теплые вещи. Ее принес начальник ' тюрьмы Думин — мама дружила с его женой (потом- Думина арестовали). Шли недели, 2 мы постоянно смотрели в окна. Приблизительно в конце сентября вдруг увидели, что во дворе тюрьмы собирают заключенных, в их числе был и отец. Все они пудожские, не менее двух сотен, вышли они на улицу. Кто шел с узелком, кто с баулом. Их повели в сторону Черной Речки. Я бежала рядом с отцом, плакала. Тут папа крикнул</div>
<div>
297</div>
<div>
<br /></div>
<div>
маме, чтоб она забрала меня от колонны, что он скоро вернется, что он ни в чем не виновен. У Гурьевского моста нас всех отогнали...</div>
<div>
Потом настали тяжелые времена. Нас выселили из квартиры как семью врага народа. Жили где придется, в конце концов приютились в бане. Маму на работу не брали, кормить нас было нечем... Потом уже мама рассказала, что кто-то принес ей кепку отца. Ее нашли в районе Черной Речки.</div>
<div>
В 1956 году мы получили справку, что наш отец был осужден выездной тройкой и посмертно реабилитирован. Мама получила какое-то двухмесячное пособие».</div>
<div>
Глазачева Лия Платоновна, пенсионерка: «В 1910 году мой отец, Глазачев Платон Иванович, закончил духовную семинарию в Петрозаводске и с тех пор был священником в Пудожском приходе. В августе 37-го его арестовали. Причины я не знаю. Перед арестом на нашу семью налагались налоги. Если отец своевременно их не выплачивал, его направляли на разные работы. Это была так называемая трудовая повинность. Он работал на лесозаготовках, строительстве, на сплаве — в общем, больше работал, чем совершал церковные обряды.</div>
<div>
Первое время в тюрьме принимали передачи. Потом мы узнали через Мартынову, что арестованных куда-то отправили. Отца видели в той же колонне, где был и муж Мартыновой. Он шел в первых рядах. По-моему, тогда в Пудоже арестовали всех священников.</div>
<div>
В 1956 году мы получили извещение, что отец был реабилитирован. Место, где он погиб, не указывалось».</div>
<div>
Сидорова Муза Николаевна, заведующая отделением Пудожского райсобеса: «В ноябре 1937 года, мы тогда жили в Колодозере, арестовали моего</div>
<div>
298</div>
<div>
<br /></div>
<div>
отца — Шинова Николая Гавриловича, бухгалтера лесопункта. Матери сказали, что он враг народа. Через некоторое время ей сообщили, что отец осужден на 10 лет без права переписки. Мы остались одни, маму нигде не принимали на работу, и клеймо жены врага народа висело над ней многие годы. Только в 1957 году нам пришла бумага, что отец реабилитирован посмертно...»</div>
<div>
Мне остается добавить, что С. И. Давыдов и П. И. Глазачев были необоснованно обвинены в участии в контрреволюционной повстанческой организации и расстреляны. Давыдов — 25 сентября, а Глазачев—5 октября 1937 года. Такая же участь постигла Н. Г. Шинова, расстрелянного 16 января 1938 года. Всех их посмертно реабилитировали.</div>
<div>
Послушаем теперь других свидетелей, чьи имена, после долгих размышлений, я изменил. Ибо открыть их — значит уже вершить над этими людьми суд, что я сам сделать не вправе...</div>
<div>
Ремнев Сергей Митрофанович, пенсионер, бывший сотрудник УГБ Пудожского РО НКВД Пудо-жа с 1937 года:</div>
<div>
Вопрос: Что вам известно о массовых репрессиях в районе?</div>
<div>
Ответ: Я ничего не знаю. Вам нужно, вы сами и разбирайтесь.</div>
<div>
Вопрос: Кто из сотрудников УГБ чем занимался?</div>
<div>
Ответ: Каждый своим делом... Вообще зачем вы затеяли эту проверку? Много сейчас тут грамотных! Всякую ерунду плетут на времена Сталина. А Сталин войну такую выиграл...</div>
<div>
Петров Иван Васильевич, пенсионер, бывший сотрудник УГБ Пудожского РО НКВД Пудожского района с 1938 года: «В мои обязанности входил</div>
<div>
299</div>
<div>
<br /></div>
<div>
сбор информации среди населения: кто там что говорил... В 1930—1931 годах в Карелии была открыта граница с Финляндией, и к нам в район приехало много финнов. Под Пудожем они селились в поселке Транспортный — сейчас уже его нет. И вот когда начались репрессии, а затем война, их всех подчистую расстреляли — и женщин, и детей, и мужиков, и стариков — всех. Где их расстреливали, я не знаю, сам в расстрелах не участвовал.</div>
<div>
Как бывший работник УГБ НКВД я знаю, что всех репрессированных по 58 статье, ну, политических, возили расстреливать только в район Черной Речки. Расстрелы дезертиров и уголовников проводились в других местах. Выбрали это место потому, что там песок — копали могилы только сотрудники НКВД, чтобы народ ничего не знал. Людям-то говорят, что человеку 10 лет дали, а какой там лагерь — все в ямах. Вот, к примеру, в Муромском был инвалидный дом. Туда сослали попов, купцов, фабрикантов. Они там организовали секту. Соберутся, значит, и рассуждают против советской власти. Конечно, ничего серьезного там не было, чего уж — каждому за пятьдесят. Вот с начальником я и поехал туда в июле 40-го. Допрашивали их, допрашивали, а потом «взяли» попа. Поехали в лес, выкопали яму...</div>
<div>
Надо отметить, что массовые репрессии продолжались до сентября 1939-го, после расстрелы носили эпизодический характер. Был в деревне Гакугса один наш осведомитель, так он на 21 или на 23 человек написал заявления об антисоветской деятельности — на своих же односельчан, и их всех забрали. Наверно, они там и лежат — у Черной Речки...</div>
<div>
300</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Наиболее пострадали от репрессий деревни Водлозеро, Гакугса, Колово и Пудож.</div>
<div>
Арестованных содержали в тюрьме Пудожа, в том же здании, где находится нынешнее отделение милиции. Ну и били же их... Помню, приедет какой-нибудь подполковник из УГБ Петрозаводска и давай бить заключенных — показания нужные выколачивать. Били больше ремнями да кулаками. Местные сотрудники тоже рукоприкладством занимались основательно...»</div>
<div>
Оговорюсь, нет возможности проверить этот рассказ (часть изложенного не подтверждается документами). Но «фронт работы» у энкэвэдэшни-ков был такой обширный, что по просьбе наркомата внутренних дел республики в 1937 году пудожскому отделению НКВД прислали группу красноармейцев для помощи в расследовании контрреволюционных преступлений. Допросы вели все — от начальника до партийно-комсомольского актива и даже конюха райотделения НКВД. Как они работали — свидетельствуют уникальные документы.</div>
<div>
Письма бывшего главного врача Пудожской райбольницы Ф. Ф. Шаблеева (осужден и расстрелян 5 октября 1937 года) своей жене Марии, бережно хранящиеся сейчас у дочери.</div>
<div>
«Дорогая Мария! На меня возведена небылица, что якобы я имел связь с наркомом Аверкиевым и он, будучи у нас, дал мне поручение организовать контрреволюционную повстанческую... (здесь текст не прочитывается.— А. Т.), будто бы я, выполняя его поручение, организовал группу и даже устроил диверсионный акт — развил эпидемию в больнице. Как ни возмущался мой разум, но, просидев 136 часов на следственном стуле безвыходно, без сна, почти без приема пищи, я в полу-</div>
<div>
301</div>
<div>
<br /></div>
<div>
дремотном состоянии вынужден был признать себя виновным. Иначе, сказали, что следствие даст заключение об абсолютной виновности и меня будут судить заочно. Теперь, когда следствие заканчивается, они меня успокаивают, что большого наказания не будет... Детям скажи, что какое-то недоразумение, и постепенно выяснится. Экономь средства, чтобы не погибать с голоду».</div>
<div>
«Дорогая Мария! Пишу тебе третью записку, но передать ни с кем не удается. О себе сообщаю, что с 23-го сижу в одиночной камере, тоска невыносимая. Как скоро будет время суда... Предсказать, чем кончится дело, очень трудно. Советский закон меня не осудит, т. к. я противозаконного ничего не сделал, но что могут сделать люди, которые не могут отличить правду от лжи, сказать трудно... Со мной сидят бедные землемеры, приговоренные к расстрелу...»</div>
<div>
Следствие по делу о массовых захоронениях в районе Черной Речки было закончено в октябре 1989 года. Следователь Д. Корнилов установил, что эти могилы являются местом расстрела невинно осужденных пудожан в период сталинских репрессий 1937—1938 годов. Только в одной из вскрытых могил обнаружено 25 человек, из них 8 женщин. Как стало известно, за два года террора в Пудожском районе было необоснованно осуждено 415 жителей, 350 человек — расстреляно...</div>
<div>
Ф. Шаблееву, Н. Шинову, П. Глазачеву, С. Давыдову, сотням других безвинно убиенных 14 октября 1989 года в местечке Черная Речка воздвигнут памятник.</div>
<div>
Светлая им память...</div>
<div>
<br /></div>
<div>
У ВРЕМЕНИ В ПЛЕНУ</div>
<div>
Был такой случай в Калевальском районе. Одна женщина, прибыв из Ухты в деревню Кондоки, попросила свою знакомую приютить на время корову. Та приютила. Да надумала корову присвоить. Благо, для секретного агента НКВД С. это проблемы не составляло. Вместе со своей матерью она организовала пару подложных писем, якобы найденных у гостьи из Ухты, и отнесла их в комендатуру Калевальского погранотряда.</div>
<div>
По содержанию писем выходило, что хозяйка коровы гражданка К., а заодно с ней и жительница Кондоки Л., на которую у С. тоже были корыстные виды,— самые что ни на есть агенты финской разведки.</div>
<div>
Расчет был беспроигрышный: не поверить бывалому стукачу летом сорокового года, когда по ту сторону границы уже позвякивало оружие и еще не остыли воронки от зимней войны, было невозможно. Самый сезон на шпионов!</div>
<div>
Не сносить бы двум ни в чем неповинным женщинам своих голов, если бы не чудо. Трудно сказать, какая муха укусила энкавэдэшников, но они почему-то усомнились в показаниях своего агента и отправили подозрительные письма на почерковедческую экспертизу. Подлог, разумеется, раскрылся.</div>
<div>
303</div>
<div>
<br /></div>
<div>
К. с Л. освободили, а С. с матерью за свой фокус угодили за решетку. Первая — на пять лет, вторая — на три. Всего-то три месяца потребовалось для восстановления справедливости.</div>
<div>
Привожу этот пример не для того, чтобы лишний раз проиллюстрировать атмосферу безнравственности сталинской эпохи, когда за корову могли погубить человека. Восхищает другое: оказывается, бывали случаи, когда невиновных реабилитировали.</div>
<div>
Да, единичный случай. Может быть, один из тысячи. Ибо в большинстве своем ягодо-ежово-бериевские выкормыши не обременяли себя ни муками сомнений, ни профессиональной щепетильностью. Свойства эти были как раз чужды, если не сказать вредны для сталинского конвейера истребления. Если б сотрудники НКВД так скрупулезно проверяли все доносы и показания, сомневались и мучались, глядишь—и не состоялся бы сам режим. Не было "бы нужды и в этой книге.</div>
<div>
Не проверяли, не сомневались, не мучались. Сами с редкостным служебным рвением стряпали «врагов народа». И как бы ни пытался кто-то сваливать сегодня всю вину на Сталина и его окружение, уводя из-под удара известную теорию, факт истории упрям: именно идеология классовой ненависти потрясла самые основы общественной морали, развратила и люмпенизировала широчайшие слои населения. И глину для строительства тоталитарного режима месили на всех этажах социальной иерархии. Применение разных стандартов в исторической оценке роли «руководителей» и «исполнителей» — от лукавого. «Исполнители» нисколько не уступали «руководителям» в творчестве — по части ли стучания на соседа с целью овладения его имуществом, по части ли стучания по почкам подследственного.</div>
<div>
304</div>
<div>
<br /></div>
<div>
В августе 37-го карельские наместники парт-империи отправили в Москву телеграммку: «...Карельский областной комитет ВКП(б) просит ЦК ВКП(б) разрешить тройке, организованной по решению ЦК, приговорить к расстрелу не 300, а 500, с тем, чтобы весь актив контрреволюционного гнезда уничтожить». Читаешь — диву даешься.</div>
<div>
Да, Сталин достоин ненависти за свои злодеяния. Но он более-менее понятен: диктатор. А эти-то местные лизоблюды — чего они достойны, кроме брезгливого отвращения? Ради чего им-то понадобились эти сверхплановые двести душ? И кого они зачисляли в контрреволюционеры?</div>
<div>
Кузнецова И. Д., жительница Кижского сельского Совета Заонежского района, 56-ти лет, мать шестерых детей. Расстреляна по постановлению тройки НКВД КАССР от 18.10.37 г.</div>
<div>
Деноев П. С, колхозник колхоза «Заря» дер. Погранкондуши Олонецкого района, 49 лет. Отец пятерых детей. Расстрелян по постановлению тройки НКВД КАССР от 21.12.37 г.</div>
<div>
Братья: Дорофеев Ф. Л., 70-ти лет и Дорофеев А. Л., 68-ми лет, жители Калевальского района. Расстреляны по постановлению НКВД СССР от 17.01.38 г.</div>
<div>
Исаков П. А., 71-летний староста Толвуйской церкви Заонежского района. Коренное В. П., 72-летний псаломщик Верховной приходской церкви Олонецкого района. Расстреляны.</div>
<div>
«Я поседел за один год»,— вспоминаются мне слова одного юриста, начинавшего в Карелии процесс реабилитации репрессированных. Труд этих людей, взявшихся разгребать авгиевы конюшни инквизиторов от псевдопролетариата, занимает незаслуженно мало внимания в исследованиях наших историков и публицистов. Может, потому,</div>
<div>
20 Зак. 3317</div>
<div>
305</div>
<div>
<br /></div>
<div>
что он не так заметен, поскольку протекает в тиши прокурорских кабинетов. Может, в силу личной скромности этих людей. Так или иначе, но мы должны быть благодарны им за эту чрезвычайно важную для общества работу.</div>
<div>
1954 год. До знаменитого хрущевского доклада о культе личности оставалось еще почти два года. Но уже был исключен из партии и пущен во враги народа (кавычки в данном случае неуместны) Лаврентий Берия. Уже состоялся объединенный пленум ЦК КП КФССР и Петрозаводского горкома партии, давший команду начать изучение дел о репрессиях 1933—1939 годов. Потихоньку работа пошла. Благо, правоохранительные органы состояли не из одних «птенцов» Лациса и Вышинского.</div>
<div>
С 1953 по 1954 годы были пересмотрены дела на 873 осужденных за контрреволюционную деятельность. 73 реабилитированы полностью, в 160 случаях сокращены сроки наказания. После XX съезда, когда впервые официально прозвучала политическая оценка сталинских беззаконий, более уверенно почувствовали себя и юристы. А главное — пошел поток обращений в прокуратуру со стороны родственников пострадавших. В период с 1955 по 1957 годы поступило 1917 таких жалоб. Уголовные дела в отношении 925 человек были прекращены за отсутствием события либо состава преступления. Некоторые дела пересматривались по инициативе самой прокуратуры, вне зависимости от обращений граждан. Но тогда это еще не было общепринятой практикой.</div>
<div>
Всего, как выяснилось, в период за 1937— 1938 годы репрессиям в Карелии подверглись 10939 человек. 87 процентов из них расстреляны. Архивы свидетельствуют, что в некоторых дерев</div>
<div>
306</div>
<div>
<br /></div>
<div>
нях Карелии, таких, как Чуйнаволок, Мунозеро, Гомсельга, Готнаволок, Тивдия и других, сталинская гильотина выкосила все мужское население...</div>
<div>
Увы, но начатому было процессу реабилитации, равно как и первой попытке демократизации общества, суждено было захлебнуться. На вопрос: почему, отвечать, видимо, нет необходимости, ответ общеизвестен. Обратимся лучше к отрывку из воспоминаний заслуженного юриста РСФСР И. Г. Курикова, занимавшего в пятидесятые годы должность старшего помощника прокурора КАССР («Ленинская правда» от 24.09.88 г.). Он во многом объяснит нам и причины затухания реабилитационной волны, и характер политической обстановки той поры.</div>
<div>
«...B период массовых репрессий 1936—1939 годов в Управлении НКВД Карелии работал инспектором молодой еще человек — Александр Маке-донович Федотов. В пятидесятых годах он был начальником Сортавальского отдела внутренних дел. С именем этого человека связана трагедия руководящих кадров Заонежского района и неимоверное расширение масштабов арестов крестьян...</div>
<div>
Беседуя с Федотовым, предъявляя ему документы столь убедительные и бесспорные, я ожидал с его стороны растерянности, страха перед возможной ответственностью. Но Федотов был совершенно спокоен. Я понимал, что это спокойствие исходило из его непоколебимой веры в неприкосновенность системы репрессий, служа которой, он пошел на тягчайшие преступления. Последующие события показали, что мое предположение было небезосновательным. Такое же чувство я испытывал и при допросах других бывших работников госбезопасности. Характерно, что все они отрицали</div>
<div>
307</div>
<div>
<br /></div>
<div>
свою вину, видимо рассчитывая на то, что сталинщина несокрушима.</div>
<div>
Надо сказать, что за все пять лет работы по реабилитации я не встретился с фактом, когда бы хоть один из бывших работников госбезопасности (а ведь они члены КПСС) пришел в партийные органы, в прокуратуру и заявил о сотворенном им беззаконии. Наоборот, все на допросах старались оправдать свое участие в преступлениях сталинского времени любыми способами. Кое-кто из них к этому времени занимал ответственные посты и полагал свои позиции безупречными.</div>
<div>
В сталинские времена в республике были лишь два района, в которых начальники отделов внутренних дел были на плохом счету у наркомата в силу «пассивности в борьбе с врагами народа».</div>
<div>
Мне приходилось читать характеристики на оперативный состав НКВД и районов. В этих документах главным критерием положительных качеств работника была его «активность» в борьбе с врагами народа. Все строилось на поощрении карьеризма, воспитании упоения властью над людьми...</div>
<div>
Но вернемся к Федотову. Совершенные преступления закончились для него довольно легко. Видимо, не зря он был спокоен за свою судьбу. Прокуратура республики после прекращения Верховным судом спровоцированных им дел вынесла представление в обком КПСС о снятии Федотова с работы и исключении из партии. Возбудить уголовное дело мы не могли, ибо сроки уголовной ответственности истекли, а верховная власть страны не издала закона об отмене срока давности для такого рода преступлений.</div>
<div>
Бюро обкома КПСС, рассмотрев дело о Федотове, приняло решение об освобождении его от</div>
<div>
308</div>
<div>
<br /></div>
<div>
обязанностей начальника Сортавальского отдела милиции и объявило ему партийное взыскание. Только-то...</div>
<div>
Читатель сам может сделать вывод о том, почему Федотов остался в партии и получал пенсию подполковника, пока был жив. Умер он в 1972 году».</div>
<div>
Федотову и таким, как он, повезло несколько больше, чем верхушке НКВД, заправлявшей в Карелии репрессиями. Можно ли считать исторически справедливым возмездие, которое их настигло, если учесть, что кару они приняли от своих же хозяев, судить не берусь. Но запечатлеть хотя бы сухо, по-протокольному, финал их карьеры считаю нужным.</div>
<div>
Работавший наркомом внутренних дел Карельской АССР в 1936—1937 годах К. Я. Тенисон умер в июле 1938 года в Бутырке. Его последователь С. Т Матузенко расстрелян по обвинению в измене родине в начале сорокового года. В эти же годы были осуждены к заключению заместитель наркома внутренних дел Карельской АССР А. Е. Солоницын и начальник следственной бригады НКВД Карельской АССР Н. Г. Тидор. Дальнейшая их судьба неизвестна. Очевидно, сгинули где-то в лагерях, что было бы, несомненно, справедливо.</div>
<div>
Первая волна затихла. Она вернула доброе имя лишь половине граждан, подлежавших реабилитации. Это примерно десять тысяч человек (более точными данными правоохранительные органы республики не располагают). Затихла антисталинская тема в прессе, перестали обращаться в прокуратуру родственники осужденных. Видимо, интуитивно почувствовали, что правящая партия пока еще не собирается выбрасывать на свалку истории методы политического и идеологического террора.</div>
<div>
309</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Время подлинно демократических преобразований не пришло. Остались на вооружении государства и известные статьи уголовного кодекса об «антисоветской агитации и пропаганде». Хотя, объективности ради, следует признать, что диссидентское движение никогда не было свойственно Карелии, поэтому за все время, начиная с 1961 года и по наши дни, 70 статья уголовного кодекса РСФСР срабатывала лишь дважды. Последний раз—в 1982 году.</div>
<div>
Тридцать лет понадобилось советским лидерам, чтобы вновь мы услышали рассуждения о социализме с человеческим лицом (какое лицо у социализма было до этого, почему-то предпочитают не уточнять).</div>
<div>
Рассказывает старший помощник прокурора Карельской АССР Л. А. Лабутин (февраль 1990 года):</div>
<div>
16 января 1989 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период тридцатых — сороковых и начале пятидесятых годов. Указ обязывал правоохранительные органы вернуться к пересмотру уголовных дел того периода. Реабилитации не подлежали лишь изменники родины, каратели периода Великой Отечественной войны, нацистские преступники, участники бандформирований и их пособники, а также фальсификаторы уголовных дел. Что можно сказать о проделанной работе? В 1989 году мы реабилитировали 5172 человека, а оставили в силе приговоры по 11 осужденным. В 1990 году реабилитировано 537 человек, не реабилитировано — 203. Вы спросите, почему такие неровные цифры? Это объясняется тем, что в 1989 году мы пересматривали в основном дела, по которым принимали решения не</div>
<div>
310</div>
<div>
<br /></div>
<div>
судебные органы — тройки, Особые совещания, комиссия НКВД СССР. Здесь достаточно было протеста прокурора, чтобы человек считался реабилитированным. Поэтому и дело шло быстрее. А в 1990 году преобладали дела, требовавшие рассмотрения в суде. В этот же массив попало много дел, связанных с преступлениями во время Великой Отечественной войны, отсюда — такое число лиц, не подлежащих реабилитации.</div>
<div>
На органы госбезопасности возложена обязанность информировать всех родственников, если таковые имеются, о том, что их брат, отец или мать реабилитированы. В пятидесятых годах подобной практики не было.</div>
<div>
Большая часть дел на сегодняшний день пересмотрена. Осталось порядка двух тысяч дел. Работы — года на два-три, поскольку заниматься этим мне приходится практически одному. Но на этом, похоже, работа не закончится. В августе 1990 года вышел новый президентский Указ, который расширяет временные границы реабилитации до двадцатых годов. В частности, подлежат восстановлению в правах лица, пострадавшие от принудительной коллективизации. Боюсь, возникнет очень много имущественных споров. Ведь живы родственники так называемых кулаков, а это в масштабах страны — многомиллионная аудитория.</div>
<div>
ДЛЯ СПРАВКИ</div>
<div>
В 1920 году на долю коммун и артелей приходилось 0,7 процента всех крестьянских дворов Карелии. К концу второй пятилетки в результате форсированной коллективизации уже 93 процента крестьянских дворов были обобществлены.</div>
<div>
311</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Да, работенка юристам предстоит нелегкая. Но от нее не уйти, если мы хотим до конца восстановить историческую справедливость и поставить законность выше любых идеологий. Переоценка событий прошлого с позиций конституционного порядка, основанного на общечеловеческих ценностях и правах личности,— хорошее лекарство против родимых пятен тоталитаризма. Не будем забывать об этом.</div>
<div>
Время скоротечно. Уходят в небытие действующие персонажи тридцатых — сороковых годов. Уходят палачи и их жертвы. Ну, а что же те люди, которые прошли через все ужасы сталинских лагерей и дожили до наших дней? Пытается ли государство, не ограничиваясь юридической стороной дела, хоть как-то искупить свою вину перед ними?</div>
<div>
Решением президиума городского Совета народных депутатов от 28 августа 1990 года установлены социальные льготы для петрозаводчан, пострадавших от репрессий. Несколько позже Совет Министров республики распространил это правило на всю Карелию.</div>
<div>
В постановлении правительства отражены такие льготы, как надбавка к пенсиям, скидка за пользование общественным транспортом, жилищно-коммунальными услугами, пользование лекарствами и медицинской помощью и так далее.</div>
<div>
В Петрозаводском городском отделе соцобес-печения мне показали список. В нем всего каких-то семьдесят пять человек, имеющих право на льготы. Заместитель заведующего отделом В. Т. Чернова заметила по этому поводу: «Мне кажется, подобные льготы следовало бы распространить и на вдов репрессированных, не вступивших в другой брак. На их долю выпали тяжкие испытания, зачастую они в одиночку поднимали</div>
<div>
312</div>
<div>
<br /></div>
<div>
на ноги своих детей. Неужели сегодня нельзя хоть как-то скрасить их старость? Ведь вдовы участников Великой Отечественной войны имеют такие льготы...» (Позднее, когда материал был готов к печати, решение о распространении льгот на вдов репрессированных было принято.)</div>
<div>
Тема льгот и привилегий — материя тонкая. И весть об уравнении в правах участников войны и жертв репрессий вызвала далеко не однозначную реакцию у первых. В печати нет-нет да мелькнет обиженная нотка ветерана войны: мы, мол, на фронте кровь проливали, а теперь с «врагами народа» в одном ряду оказались. Что тут скажешь? Может быть, законодатели в чем-то и допускают неточность формулировок, может, и не стоит делать специальный акцент на «уравнении», если это задевает чьи-то чувства.</div>
<div>
Но ставить под сомнение права этих людей только потому, что вместо Европы они в сорок пятом топтали Сибирь-матушку, было бы несправедливым и негуманным. И уж тем более неуместна здесь зависть. Завидовать этим людям так же нелепо, как и желать для себя судьбы «врага народа».</div>
<div>
Для кого-то до сих пор— без кавычек...</div>
<div>
<br /></div>
<div>
СВЯТЫЕ СПИСКИ</div>
<div>
Одним из завоеваний до конца еще далеко не полностью раскрывшейся гласности в Карелии стало то, что средства массовой информации республиканского и районного уровней и многотиражки рассказали нам о массовых репрессиях советского периода нашей истории.</div>
<div>
Практически все издания публикуют официальные списки реабилитированных лиц, списки, подготавливаемые комиссиями по пересмотру дел времен второго и третьего десятилетия нашего столетия. Эти комиссии работают при обкоме, райкомах и горкомах КПСС. Идет реабилитация и в партийном порядке.</div>
<div>
Размах впечатляет. Списки кажутся бесконечно длинными, однако они пока еще далеко не дают достаточно полной картины беззакония тех лет. До архивов КГБ — наследника НКВД добраться нелегко, поскольку эти органы рассказывают до сих пор только то, что сами считают нужным. Самое большое, на что может рассчитывать рядовой посетитель,— это получение ответов на некоторые конкретные вопросы, касающиеся судьбы определенного репрессированного.</div>
<div>
Хотя бывают и удачи: так, депутат Петрозаводского городского Совета народных депутатов Михаил Тикканен сумел получить даже фотогра</div>
<div>
314</div>
<div>
<br /></div>
<div>
фию, где его дед заснят в военной форме с двумя своими сослуживцами. Изъятие фотографии из дела Михаилу пришлось подтвердить собственноручной распиской.</div>
<div>
Занавес приподнят, однако реабилитация коснулась еще далеко не всех безвинно пострадавших. Судьбами этих людей интересуются и занимаются многие: помимо упомянутых парткомиссий, многочисленные родственники жертв, журналисты, писатели, но более и глубже других активисты «Мемориала». Однако не о «Мемориале» я хочу рассказать, а об участии журнала «Carelia» в возвращении доброго имени конкретным людям и даже целым народам.</div>
<div>
Начинать можно из далекого далека, поскольку «Пуналиппу» — так журнал «Carelia» именовался официально до января 1991 года—позволялось и во времена доперестроечные иногда больше, чем другим. Заслуга ли это национальных авторов или либерализм финно- и карелоязычных обл-литчиков — не суть важно, однако действительным прорывом и победой гласности надо считать августовский номер журнала за 1987 год. Тогда вышел в свет уже при подготовке ставший знаменитым тематический номер, посвященный судьбе трудолюбивых и богобоязненных ингерманландцев.</div>
<div>
Народ Инкери проживал столетиями на территориях вокруг нынешнего Ленинграда от границ Эстонии до границ Финляндии. За свою финскую родословную он и пострадал в период коллективизации и позже в годы массовых сталинских репрессий. Однако с реабилитацией власти явно не спешат. Боятся, вероятно, что с признанием ошибок придется их и исправлять, а пример крымских татар показывает, что это очень сложно.</div>
<div>
Но при чем здесь ингерманландские финны,</div>
<div>
315</div>
<div>
<br /></div>
<div>
когда мы ведем разговор о репрессиях в Советской Карелии? А дело в том, что судьбы тысяч и тысяч ингерманландцев и Карелии переплетены очень тесно. В двадцатые и тридцатые годы по призыву партии и по зову души многие из представителей нарождающейся национальной интеллигенции прибыли в Советскую Карелию поднимать ее хозяйство и культуру, просвещение и образование. Большинство из той волны помощников пострадали в печально-памятные годы борьбы с «врагами народа».</div>
<div>
А после войны Карелия стала второй малой родиной опять же для тысяч ингерманландских финнов, которым запретили возвращаться в родные места, даже после многолетней сибирской высылки. Многие из этой волны переселенцев были вывезены во время войны противной стороной в Финляндию и большинство (порядка 55 тысяч человек), получив от представителей Советского Союза заверения о помощи в подъеме порушенных войною ингерманландских деревень, возвратились в страну, однако были поставлены перед фактом запрета проживания в Ленинграде и области. Запрет, правда, в середине пятидесятых годов отменили, но в выстоявших ужасы войны домах ингерманландцев были уже новые хозяева. Да к тому же большинство из бывших аборигенов Ленинградской области успели укорениться кто где.</div>
<div>
И вот август 1987 года. Тематический номер. Правда рассказана. Ингерманландский народ воспрянул духом. Родились союзы ингерманландцев в Ленинграде и области, в Эстонии и у нас в Карелии. Союзы действуют активно, однако и им пока еще не удалось добиться полной реабилитации народа Инкери.</div>
<div>
316</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Карелы и вепсы не были репрессированы как народ, хотя расчленение вепсского народа между Ленинградской и Вологодской областями и Карельской АССР можно, по-моему, вполне приравнять к репрессии. При подготовке тематического номера нашего журнала о вепсах (февральская книжка за 1989 год) я побывал в Шелтозере, где самый молодой встреченный мною носитель вепсского языка приближался уже к отметке совершеннолетия. А язык, по моему глубочайшему убеждению, мертв, если дети не говорят на нем между собою.</div>
<div>
С карелами несколько проще, хотя и их судьба достаточно трагична. Об этом нам говорит тематический номер журнала, который вышел в феврале 1990 года. Из короткой редакционной статьи узнаем, что граница владений Швеции, а с 1917 года Финляндии и государства Российского, всегда делила карельский народ на две части. В Финляндии карел насчитывается 590 тысяч, а в Советском Союзе только 208 тысяч. Только менее половины из них проживает в Советской Карелии.</div>
<div>
Однако и в Союзе связи карел были нарушены. Тверские, ленинградские и Кольские карелы имели до самого последнего времени очень мало контактов с карелами Советской Карелии, хотя в двадцатые и тридцатые годы мосты и были наведены. Время требует восстановления этих мостов и строительства новых, дабы многовековая культура карел, венцом которой стал написанный финским собирателем фольклора Элиасом Лённротом эпос «Калевала», не исчезла.</div>
<div>
Внимание журнала к подобным темам и стало, вероятно, причиной обращения активистов карельского «Мемориала» к нам с предложением о публикации списков репрессированных жителей</div>
<div>
317</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Карелии, данных Комитетом госбезопасности КАССР, а также параллельно с этим списков, собираемых «Мемориалом». Их подготовкой занимается Эйла Лахти-Аргутина.</div>
<div>
Предваряя начало публикации, в январской книжке журнала «Carelia» за 1991 год сопредседатель объединения «Мемориал» Ирина Такала пишет: «Приступая к этой работе, мы до сих пор не можем точно сказать, каково количество жертв сталинизма. По официальному сообщению КГБ Карельской АССР, в 1930—1953 годах в Карелии репрессировано 20 тысяч человек. В том числе в 1937—1938 годах арестовано более 11 тысяч человек (русских более 5 тысяч, карел примерно 3 тысячи и финнов — 2 тысячи). Но эти сведения, судя по всему, далеко не полные».</div>
<div>
В конце своего предисловия к спискам, предоставленным КГБ и собранным «Мемориалом», Такала призывает: «Мы были бы очень благодарны, если читатели помогли бы нам в поисках, прислав, опираясь на документы, сведения о своих родных или поправки к сведениям о людях, проходящих по спискам».</div>
<div>
Это ведь так по-человечески: вспомнить всех поименно.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
МЕМОРИАЛ</div>
<div>
Впервые название общества «Мемориал» прозвучало в советской печати летом 1987 года. Организаторы создания движения сразу же заявили, что цели общества совпадают с теми целями, которые поставлены комиссией Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период тридцатых — сороковых и начала пятидесятых годов. В состав общественного совета «Мемориала» вошли такие известные деятели культуры, историки, писатели, как А. Адамович, Д. Гранин, Е. Евтушенко, В. Быков, Д. Лихачев, Р. Медведев, Б. Окуджава, М. Ульянов, М. Шатров, Ю. Афанасьев, Л. Разгон, А. Рыбаков, Г. Бакланов, Ю. Карякин, В. Коротич и другие. Они выдвинули задачу сбора многочисленных свидетельств эпохи, находящихся в частных руках, широкого участия общественности в сохранении памяти народа о пережитых им страданиях, обеспечения демократичности процесса создания мемориального комплекса. В настоящее время «Мемориал» участвует в правозащитной деятельности, сотрудничает с авторитетными демократическими объединениями. Под эгидой общества в 1990 году образовано «Московское объединение лиц, пострадавших от необоснованных репрессий», оказывающее им материаль</div>
<div>
319</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ную, патронажную и юридическую помощь. «Мемориалом» проведены сотни вечеров, встреч, научных семинаров, митингов, посвященных памяти жертв сталинизма.</div>
<div>
Карельское добровольное историко-просвети-тельское общество (КДИПО) «Мемориал» — самое молодое из 190 подобных обществ и групп в бывшем СССР. Идея создания общества в Карелии возникла осенью 1988 года на кафедре всеобщей истории Петрозаводского госуниверситета, но в студенческой среде она не вызвала серьезного интереса; деятельность же немногочисленной группы студентов-историков носила узко специальный характер: исследовательская работа велась ими при подготовке курсовых реферативных изысканий.</div>
<div>
К этому времени в Карелии самостоятельным исследованием сталинских репрессий достаточно активно занимались несколько энтузиастов. В Народном фронте Карелии инженер П. Вуори предпринимал усилия по созданию в этом движении инициативной группы «Мемориал», но призыв активиста не был поддержан. Результативней стала работа сотрудника МВД КАССР И. Чухина, в течение 10 лет собиравшего материал о строительстве Беломоро-Балтийского канала. Его статьи о «перековке» каналоармейцев, опубликованные в «Комсомольце» и журнале «Север», а также участие в съемках советских и зарубежных кинодокументалистов, поведавших о горькой участи десятков тысяч заключенных ББК, нашли живой отклик общественности.</div>
<div>
В июне 1989 года молодежная газета поместила статью исследователя создания концлагерей на Соловецом архипелаге, студента исторического факультета Петрозаводского госуниверситета</div>
<div>
320</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Д. Дряхлицына. Изучением и сбором материалов об эмигрантах-интернационалистах из США и Канады занимается преподаватель пединститута М. Се-вандер. Журналистка Э. Лахти работает над исследованием репрессий «красных финнов» и политэмигрантов из Финляндии, вынужденных в тридцатые годы находить себе политическое убежище в нашей стране. Создана инициативная группа по увековечиванию памяти «трудармей-цев». Геноцид в отношении русского крестьянства в Карелии стал темой исследований Е. Нилова и В. Кондратьева.</div>
<div>
В местной печати все чаще и чаще появляются проникновенные письма-воспоминания бывших репрессированных, статьи сотрудников Карельского краеведческого музея, выступают писатели, поэты, деятели культуры, призывающие создать общество, которое занималось бы исследованием преступлений сталинщины и творившихся беззаконий. Но поступали в газеты письма и другого рода: «Сколько можно поносить имя Сталина? Времена были тяжелые, и не надо судить его за жестокость. Иначе было нельзя!»</div>
<div>
Понимая, что в республике назрел вопрос создания «Мемориала», преподаватель госуниверситета И. Такала и учитель петрозаводской школы В. Паасо решили объединить воедино всех занимающихся изучением репрессий на территории Карелии. Так, к осени 1989 года при университете сформировалась инициативная группа заинтересованных людей, среди которых оказались историки, врачи, инженеры, студенты, журналисты, дети и внуки жертв репрессий и, конечно же, те немногие свидетели, уцелевшие и испытавшие на себе кошмар тоталитаризма. На опубликованное в печати обращение инициативной группы к жителям республи-</div>
<div>
21 Зак. 3317</div>
<div>
321</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Учредительная конференция «Мемориала»</div>
<div>
ки начали поступать письма-запросы родственников и близких тех, кто ушел навсегда, не оставив обратного адреса, с просьбой выяснить судьбу их родных. Инициаторы создания общества «Мемориал» остро поставили вопрос перед правоохранительными, партийными органами о необходимости скорейшего решения вопроса учреждения зарождающегося движения. В декабре 1989 года в редакции «Ленинской правды» состоялась встреча за «круглым столом», где собрались энтузиасты, члены группы «Мемориал», партийные и советские работники, представители прокуратуры и КГБ, сотрудники архивов, историки, журналисты, работники Карельского комитета Советского фонда милосердия и здоровья. Доводы, приводимые организаторами «Мемориала» своим оппонентам, заключались в том, что именно в Карелии — симво</div>
<div>
322</div>
<div>
<br /></div>
<div>
ле тотального уничтожения советских людей еще до создания опутавшей всю страну системы лагерей ГУЛАГа, как нигде должен прозвучать голос покаяния перед невинно погибшими, голос пробужденной совести. С большим трудом удалось пробить брешь в глухой стене замшелого ретроградства, опасавшегося главным образом политизации молодой, еще даже не оформленной организации.</div>
<div>
В феврале 1990 года «Мемориал» обратился к общественности с призывом поддержать инициативу по созданию историко-просветительского общества. На организационном собрании откликнувшихся был разработан и принят за основу проект устава общества, в основе деятельности которого, как отмечалось в преамбуле, лежат общечеловеческие, благотворительные принципы, неприятие беззакония, тоталитаризма, дискриминации, попрания прав человека и народов, осуждение произвола и насилия как средств решения общественных проблем, социальных и национальных конфликтов.</div>
<div>
Печать Финляндии о «Мемориале»</div>
<div>
«Хельсингин Саномат», 25.02.1990 г. Юкка Рислакки</div>
<div>
«Мемориал» выступил с предложением создать в Петрозаводске мемориальный комплекс жертвам беззаконий и музей. По мнению группы, таким подходящим местом могло бы стать здание следственного изолятора, находящееся в центре города.</div>
<div>
«Финансирование—это большая проблема. Здание тюрьмы обошлось бы нам в 3 миллиона</div>
<div>
323</div>
<div>
<br /></div>
<div>
рублей»,— говорит Пертти Вуори, член «Мемориала», входивший в жюри конкурса по рассмотрению проектов-концепций памятника. Сбор средств начнется сразу же, как только общество откроет свой счет в банке.</div>
<div>
«Мемориал» занимается поисковой работой мест массовых захоронений на территории Карелии.</div>
<div>
Со 2 по 7 апреля инициативная группа проводит в столице республики «Неделю памяти» жертв сталинских репрессий. В фойе Петрозаводского горисполкома развернута экспозиция, посвященная истории репрессий в Карелии. В течение пяти дней членами инициативной группы и гостями из других городов были прочитаны лекции по различным направлениям исследовательской деятельности: «От ВЧК до НКВД» (В. Паасо), «История красных финнов» (Э. Лахти и П. Вуори), «Соловецкое общество краеведения» (Д. Дряхлицын), «Процесс Академии наук СССР» (Ф. Перчонок, Ленинград), «Цели и задачи Всесоюзного общества «Мемориал» (А. Рогинский, Москва). Радиопередачи и обширный газетный материал, сопутствующие подготовке проведения учредительной конференции, вызвали в республике значительный резонанс и привлекли внимание общественности Карелии.</div>
<div>
7 апреля в актовом зале горисполкома состоялось открытие учредительной конференции карельского «Мемориала». Выступивший с докладом народный депутат РСФСР И. Чухин подчеркнул, что задачи общества лишены мстительности, идее создания «Мемориала» чужды преследования и</div>
<div>
324</div>
<div>
<br /></div>
<div>
сведение счетов с виновниками репрессий. Уместно напомнить здесь слова Е. Евтушенко, сказавшего как-то весьма точно об исследовательской деятельности «Мемориала», которая не должна идти по односторонней линии выявления лишь негативного и искусственного нагромождения ужасов прошлого: «Мы должны сделать известными не только преступления и предательства, но и мужество противостояния, подвиг милосердия и духовную гигиену несоучастия». Главное, по мнению инициаторов движения,— это объединение людей на сострадании к безвинным жертвам тоталитарного режима и помощь немногим оставшимся в живых, а также сохранение исторической правды в назидание потомкам и как предостережение от повторения трагедии.</div>
<div>
На конференции не без острых дебатов по вопросу: называться или нет «Мемориалу» политической организацией, в ходе обсуждения приняли устав движения как историко-просветитель-ского общества, выбрали правление, в состав которого вошли представители столицы Карелии и районов республики. Сопредседателями «Мемориала» стали И. Чухин, И. Такала, В. Паасо, А. Божко и П. Вуори. «Неделя памяти» завершилась торжественной панихидой в Крестовоздвиженском соборе Петрозаводска, которую провел член правления учрежденного общества епископ Мануил.</div>
<div>
Хроника деятельности «Мемориала» за истекший период со дня создания красноречиво свидетельствует об искреннем желании членов движения руководствоваться в своей благородной работе гуманистическими принципами. Созданные три основные секции общества — научная, просветительская и социальной помощи стремятся строить свою работу в тесном взаимодействии с</div>
<div>
325</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Торжественная панихида в Крестовоздвиженском соборе</div>
<div>
правоохранительными органами, творческими организациями, архивами и музеями, со всеми желающими оказать посильную помощь и бескорыстное участие. Что же конкретно удалось сделать?</div>
<div>
Петрозаводский Русский драматический театр провел акцию в поддержку общества «Мемориал» — бесплатный показ спектакля «Невозвращенец» по повести А. Кабакова.</div>
<div>
Состоялись небесполезные встречи с финской писательницей Инкери Кильпинен, интересующейся судьбой ингерманландских женщин, волею злого рока оказавшихся выселенными в Сибирь; с ученым Отсо Кантокорпи из Финляндии, изучающим жизнь финского эмигранта, философа и ученого Ивара</div>
<div>
326</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Ласси, проживавшего в Карелии и Москве и активно работавшего до своей смерти в 1937 году в скандинавской секции Коминтерна; с молодым исследователем из американского штата Вермонт Дэвидом Хосфордом, собирающим материал о финнах-переселенцах из США.</div>
<div>
Несколько лекций прочитал перед общественностью Петрозаводска известный в стране своими архивными изысканиями репрессированных москвич Дмитрий Юрасов.</div>
<div>
Ведется «Мемориалом» и практическая работа по поиску мест захоронений жертв карательных акций тридцатых годов. Так, 8 мая 1990 года в восьми километрах от Пудожа на месте массовых захоронений был открыт памятный знак. Епископ Мануил провел на месте расстрела панихиду по убиенным, выступали члены правления общества Е. Нилов и сопредседатель И. Чухин.</div>
<div>
В течение 20 дней июля 1990 года поисковая группа работников краеведческого музея и членов «Мемориала» вела исследовательскую работу по южному склону Беломорканала, а с 25 июля по 5 августа членами Фонда социальных инициатив СССР из Москвы велась работа от Сегежи до Беломорска, материалы своих исследований — экспозицию ГУЛАГа ученые передают карельскому «Мемориалу».</div>
<div>
Впервые в Петрозаводске 30 октября 1990 года по призыву «Мемориала» сотни горожан пришли к зданию КГБ, где в течение 15 минут прошла молчаливая гражданская панихида. Так люди с зажженными свечами в руках отдали долг памяти миллионам жертв политического террора, подтверждая решимость строить поистине демократическое общество, в котором нет места насилию и произволу.</div>
<div>
327</div>
<div>
<br /></div>
<div>
Печать Финляндии о «Мемориале»</div>
<div>
«Калева», 9.10.1990 г. Туомо-Юхани Тапио</div>
<div>
Общество «Мемориал» в Карелии действует около года. «Мемориал» — это широкое народное движение, занимающееся исследованием и преданием гласности правды о том времени, когда были уничтожены миллионы безвинных советских людей.</div>
<div>
Заслугой «Мемориала» является то, что Петрозаводским горсоветом принято решение о предоставлении репрессированным льгот как участникам войны. Но этого, конечно, недостаточно. Надо учесть также и положение вдов пострадавших.</div>
<div>
Деятельность общества «Мемориал» не была бы возможной без процесса демократизации, гласности в стране. Даже Верховный Совет СССР принял решение, согласно которому, террор, осуществлявшийся во времена Сталина, надо изучать во всем объеме. Ответственность в изучении репрессий возлагается, прежде всего, на Комитет государственной безопасности.</div>
<div>
Но желает и способно ли это официальное учреждение на действительно критическое и даже самокритическое исследование? Ведь именно в КГБ и МВД находятся ценнейшие материалы, способные раскрыть многие загадки. У «Мемориала» же, к сожалению, нет доступа в их архивы. Они закрыты и в ближайшие времена не откроются, по крайней мере, в «Мемориале» в это не верят. В то же время доступны материалы, находящиеся в республиканском и партийном архиве и «Мемориал» ими пользуется, однако для исследования</div>
<div>
328 *</div>
<div>
<br /></div>
<div>
репрессий они явно недостаточны, поскольку не отражают всю полноту тех событий.</div>
<div>
Общество «Мемориал» зарегистрировано, имеет в банке свой счет. Работа идет полным ходом. Но задачи у общества большие, на долгие времена. Это не только составление полного и исчерпывающего списка всех репрессированных, установление памятника из мрамора или металла тысячам жертв сталинщины в Карелии, создание музея и информационного центра с общедоступной библиотекой. Это, прежде всего, восстановление исторической Правды. Правды с большой буквы, ибо сокрытие правды о преступлениях есть потенциальная опасность их повторения. Если из сознания человека стирается, вытравливается это понятие, то теряют всякий смысл и такие первоосновы человеческой культуры и бытия, как справедливость, законность, истина, вера. И именно поэтому нам всем никак нельзя допустить последующего за этим хаоса, нравственного разложения, разрушения в конце концов цивилизации.</div>
<div>
<br /></div>
<div>
НА КРУГИ СВОЯ!</div>
<div>
До недавнего времени казалось, что история репрессий это пусть и не очень далекая, но все-таки уже история, которую можно было изучать с некоторой долей отстраненности. Поэтому и все обращения к бдительности казались несколько напыщенно-торжественными, а оттого фальшивыми, даже надуманными. События августа 1991 года заставляют заново оценивать некоторые факты. Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) молниеносной вспышкой своего возникновения (по крайней мере для широкой общественности) и столь же мгновенной дискредитацией, гибелью и последующими за этим событиями понуждает присмотреться к новейшим (новейшим ли?) тенденциям нашего общественного развития.</div>
<div>
Случилось так, что дни переворота я переживал в Вологде и Архангельске (был в командировке), оказавшись невольным наблюдателем всего происходящего здесь. Не стану выписывать канву событий: что происходило, кто, как реагировал. Отмечу для начала лишь общую тенденцию в поведении властей: депутаты городских Советов в первый же день абсолютно везде (кстати, по приезде выяснил, и в Петрозаводске тоже) выступили против антиконституционных действий ГКЧП</div>
<div>
330</div>
<div>
<br /></div>
<div>
и выказалось столь же одинаковое отстраненное молчание депутатов областных Советов. То есть власти как-то определились в симпатиях, их позиция была ясна. А рядовые жители Вологды и Архангельска? Пожалуй, с этого вопроса и могло начаться продолжение нашей книги, заканчивающейся главой «Покаяние». Ради чего последнее? Вообще, ради чего святые списки, поиски захоронений и сама посмертная реабилитация людей? Только ради науки истории, скрижали которой быстро пополняются новыми знаниями? Простите, но это не риторические вопросы. Оказывается, что события прошлых лет совсем не обязательно влияют на наше поведение в реальной жизни. Мы ведь знаем, как шел процесс становления тоталитарной идеологии, как большевизм разродился сталинизмом, в каком положении оказался советский человек к тридцатым годам, но в общем-то спокойно (психологически прежде всего) восприняли происходящее 19—21 августа 1991 года. Сужу по Вологде. Моя утренняя тревожная возбужденность от нудно повторяющейся информации о смещении законной власти неким ГКЧП натолкнулась на уличную успокоенность и равнодушие к событиям. Дело не в баррикадах — не поймите приватно — другое вводит в растерянность даже сейчас: людям в массе было все равно, будет власть у ГКЧП или еще у кого-то, какая разница. Как будто наши судьбы не зависели в тот момент от успеха или не успеха планов заговорщиков. Как-будто не среди нас могли завтра искать врагов. Неужели только непосредственная беда, когда именно тебя арестовывают, способна вывести из оцепенения политического равнодушия?</div>
<div>
Да, была Москва, были баррикады, были защитники Белого дома, но была и Вологда и, смею ду</div>
<div>
331</div>
<div>
<br /></div>
<div>
мать, сотни тысяч городов и поселков России, где спокойно взирали на происходящее, не особо вникая в суть дела. Этакая равнодушная доверчивость, куда вывезет. А потом что? Опять страдать, мучаться, выкарабкиваться из омута репрессий и вновь каяться? Но ведь все это было. Вряд ли только страх породил подобную позицию. Кстати, заговорщики, конечно же, рассчитывали на вцепившиеся в сознание гены страха, но явно переоценили их жизнеспособность, все-таки время делает свое дело и поколения, выросшие в относительной свободе, уже не поджимают головы, когда на них цыкают. Повторю мысль, дело не только в страхе. Поведение людей определялось, по-моему, их социальной апатией, нежеланием додумывать до логического конца происходящее, когда взгляд, прыгая по предметам, редко проникает в их суть.</div>
<div>
Нет, и в Вологде прошел митинг против ГКЧП, и газеты местные осудили заговор, но трехдневные события, начавшие по сути новый отсчет времени, остались все-таки «московскими».</div>
<div>
Второй эпизод, уже послепутчевский, тоже весьма показателен. Он связан с Архангельском. Когда над зданиями советской власти уже развивались российские флаги, когда газеты переполнены были августовскими «воспоминаниями» и разборками, в жизнь преспокойно вошло знакомое подозрение. И вполне зловеще зазвучал неуклюжий вопрос: что вы делали 19—21 августа 1991 года? То есть, как себя вели, кто вам был идейно ближе. Стали выяснять, кто и что говорил, кто и как реагировал на события. Появились общественные комиссии, бравшиеся все это выяснить. В воздухе явственно стало припахивать р-р-революционным правосознанием, когда закон по боку, когда все больше хотелось руководствоваться политическим</div>
<div>
332</div>
<div>
<br /></div>
<div>
чутьем. Оказывается, и это мы вполне легко готовы были принять.</div>
<div>
Казалось, из прошлого готовы брать самое худшее, увлекаясь стихией террориады. О которой и слышать никто не желал, и руками отмахивались от самой этой идеи, но семимильными шагами мчались к ней, кажется, опять боясь проявить свою нелояльность к победителям. Вот сюжет из недавнего прошлого, который через пару лет вполне станет историческим. Случайно попав на заседание комиссии, призванной реагировать на «сигналы с мест», видел, как депутаты горсовета, несколько еще робея, но подступаются однако ж к делу (уж это российское «слово и дело»).</div>
<div>
— Товарищи, надо решить, какие сигналы будем проверять. Все или нет? — председатель комиссии перед этим вопросом успел рассказать, как лично он вел себя 19 августа.</div>
<div>
— Всех будем слушать.</div>
<div>
— Давайте сразу отсечем анонимные звонки и письма, а то ведь всякого могут оговорить. И нас тоже.</div>
<div>
Решили проверять все заявления, под которыми есть подпись и адрес, в случае, если авторство подтверждается, то «разбирать письма по сути». Иными словами, предлагалось расследовать поведение всякого человека, на которого написан донос. Слово это ни разу не было произнесено вслух, но ведь речь шла именно о доносах, перед которыми депутаты распахивали дверь.</div>
<div>
Представьте себе, по всей России-матушке опять заседали комиссии (как я понял со слов депутатов, сверху пришла бумажка, рекомендовавшая «разобраться»), бравшиеся определять идеологическую лояльность граждан. И не трудно догадаться, сколько нервов и крови было попорче</div>
<div>
333</div>
<div>
<br /></div>
<div>
но людям. Я не против выяснения отношений с властьимущими, поддержавшими ГКЧП, считал целесообразной и проверку государственных служб на верность Конституции, но устраивать всеобщую проверку (чистку?), вовлекая в нее поголовно всех граждан, это уж слишком. Каждый мог оказаться, выходит, объектом «рассмотрения», потому что на любого могло быть написано неанонимное заявление-донос. Тем более, что средства массовой информации были полны призывов к этому. Шел активнейший поиск врагов, и не успевший крикнуть: «Да здравствует Ельцин!» или просто не аплодировавший вновь казался подозрительным. Митингующие, увлеченные праздником победы, с неприязнью воспринимали иное настроение, и само инакомыслие (не действие) вновь становилось подозрительным. Все ужасно похоже: с кем вы были до октября 1917 года? Пролетарский суд. Классовое чутье. Буржуазная демократия. Единомыслие. Все как один. И тогда тоже начиналось все с демократических лозунгов, а кончилось гражданской войной, затянувшейся на десятилетия борьбы идеологизированного государства со своими гражданами.</div>
<div>
Так почему же мы так преступно спокойно восприняли путч и столь же охотно после его провала начали расследование? Это вопрос нашего мироощущения, нашего самоуважения. И нам придется отвечать на него. Причем желательно не биться в коллективной истерике, потому что в данном случае личность действительно выживает только в одиночку. Иначе в потоке групповой хулы и восхвалений можно окончательно потерять самого себя. А значит, не заметить ни очередного путча, ни гонений на соседа.</div>
<div>
Возможно, сказанное выше звучит несколько</div>
<div>
334</div>
<div>
<br /></div>
<div>
категорично, но лишенные политического и социального смысла люди, замордованные к тому же бытовым неурядицами, вновь легко могут подчиниться сильной воле нового диктатора. И тогда история пойдет по кругу, и наша книга станет уже не подведением каких-то печальных, но далеких прошлых итогов, а лишь началом — исходной точкой отсчета—нового витка насилия.</div>
<div>
Когда книга еще задумывалась, мы с авторами предполагали, что завершим ее цитированием одиозных «диктаторских» речей, звучавших со съездовских трибун. Призывы к сильной руке в начале 1991 года были более чем популярными. Но получилось так, что диктаторы и обнаружились, и даже пытались повернуть ход истории вспять от свободы и демократии. Реальность оказалась более сильным предостережением, чем наши книжные ухищрения. И абсолютно нет уверенности, что через энное число лет не появятся желающие написать что-либо из истории репрессий 90-х годов нашего столетия, и что у них не будет недостатка фактов. Дай бог ошибиться.</div>
<div>
А. Цыганков</div>
<div>
<br /></div>
<div>
СОДЕРЖАНИЕ</div>
<div>
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ 3</div>
<div>
И. Чухин. ДОДНЕСЬ ТЯГОТЕЕТ 9</div>
<div>
С. Безбережьев. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ И ЧК 20</div>
<div>
И. Такала. «ДЕЛО ГЮЛЛИНГА — РОВНО» 34</div>
<div>
В. Детчуев. ПЕЧАЛЬНЫЙ ЗВОН КОЛОКОЛОВ 74</div>
<div>
В. Кондратьев. ПОТЕРЯННЫЙ МИР 85</div>
<div>
Д. Дряхлицын. ЛАГЕРНЫЕ МУЗЫ 96</div>
<div>
ОТЧЕТЫ НАРКОМА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ 128</div>
<div>
А. Цыганков. И СТОЯЛ НАРОД И СМОТРЕЛ 149</div>
<div>
П. Мартелиус ОПРАВДАН... 187</div>
<div>
ПОД ЗНАКОМ Ъ 195 Е. Нилов. «ТВЕРДОЗАДАНЕЦ» ИЗ КОЛОВСКОГО</div>
<div>
СЕЛЬСОВЕТА 226</div>
<div>
A. Машин. ОБОРВАВШАЯСЯ ЭЛЕГИЯ 245</div>
<div>
B. Верхоглядов. 1937: ДНЕВНИК ВАСИЛИЯ ГРАДУСОВА 253</div>
<div>
A. Трубин. ТАЙНА КВАРТАЛА № 22 293</div>
<div>
B. Винокуров. У ВРЕМЕНИ В ПЛЕНУ 303 П. Воутилайнен. СВЯТЫЕ СПИСКИ 314 В. Паасо. МЕМОРИАЛ 319 А. Цыганков. НА КРУГИ СВОЯ? 330</div>
<div>
Массово-политическое издание ИХ НАЗЫВАЛИ КР</div>
<div>
РЕПРЕССИИ В КАРЕЛИИ 20—30-х ГОДОВ</div>
<div>
Редактор С. П. Цыганкова Художественный редактор Л. Н. Дегтярев Технический редактор И. А. Ладвинская Корректоры Л. М. Дмитриева, Т. Н. Казакова</div>
<div>
ИБ № 2357</div>
<div>
Сдано в набор 2.10.91. Подписано в печать 26.02.92. Формат 70Х100'/з2-Бумага кр.-журн. Гарнитура журнальная рубл. Печать офсетная. Усл. печ. л. 13,65. Усл. кр.-отт. 13,98. Уч.-изд. л. 13,15. Тираж 2000. Заказ 3317. Изд. № 107. С 13.</div>
<div>
Издательство «Карелия». 185610, Петрозаводск, пл. Ленина 1. Арендное предприятие— республиканская ордена «Знак Почета» типография им П. Ф. Анохина. 185630, Петрозаводск, ул. «Правды», 4.</div>
sibirskaya-vandeyahttp://www.blogger.com/profile/07888973132611524037noreply@blogger.com0